Второй день на царствии - Юрий Витальевич Яньшин

— Понятно. Разрешите идти?

— Ступай, Николай Палыч. Ступай, голубчик.

Тучков не стал злоупотреблять вниманием Верховного. Поэтому отодвинувшись встал со стула и не козыряя (был в штатском по своей обычной привычке) вышел из столовой. Афанасьев тоже решил не засиживаться, так как хотел успеть встретить из «головомойки» Сергея Ивановича. Официантов в столовой он не приметил, следовательно, придется убирать со стола самому. Не спеша встал, собрал на поднос пустую посуду и направился опять к раздаточному окошку, в котором уже виднелась та самая девица. Высунувшись в окошко, она, подперев щеки обеими руками, внимательно наблюдала за телодвижениями диктатора. Судя по всему, она уже изрядное время наблюдала за ним. «И чего она на меня уставилась своими глазищами?» — ежась под ее немигающим взглядом, подумал он в раздражении, подходя к ней.

— Спасибо. Все было очень вкусно, — выдавил он из себя дежурную фразу благодарности, намереваясь поскорее покинуть столовую.

— Бабу вам надо, товарищ президент, теплую и душевную, — негромко проговорила она, принимая поднос и в то же время, не отводя от него своих крупных серых глаз, — а то ходите будто потерянный, а это неправильно в вашем-то возрасте.

— Вы с ума сошли?! Я женат! У меня дети и внуки! — негромко, но твердо и слегка возмущенно ответил он ей. Но та решила не обращать никакого внимания на его слова.

— Я работаю — сутки через трое, — все также негромко сказала она ему, когда тот уже начал отходить. Он, не оборачиваясь, покрутил пальцем у виска. Затем отойдя еще немного, словно запнулся и остановился. Потом обернулся к ней, чтобы высказать какую-нибудь колкость в ее адрес по поводу неуместной приставучести. Она, улыбаясь, неотрывно смотрела на него. И в ее улыбке была какая-то застенчивость и теплота. Все прежние мысли, будто ветром выдуло из его головы, и вместо этого он просто спросил:

— Звать-то тебя как, глазастая?!

— Вероника, — ответила она тихо, явно смутившись, так как ничего хорошего не ожидала в свой адрес от него получить.

— Ага. Стало быть Вера В Победу. Ну-ну, — хмыкнул он и поспешил к выходу, спиной чувствуя ее провожающий и недоуменный взгляд.

Глава 15

I

25 июня 2020 года, г. Москва, улицы столицы.

От сытости и осознания того, что страшные мучения уже позади, он вполне бодро вскарабкался снова на второй этаж. Уверенным шагом, пройдя по коридору в холл, он вошел в «смотровую», где в состоянии полной прострации сидела первая партия проверяемых. Его появление внесло некоторое оживление в среде «приговоренных». Видя, как еще час назад он еле выкарабкивался из пыточного кресла, держась за стену, а теперь вполне резво вышагивает тут перед ними, многие начали невольно бодриться, понимая, что все не так уж и фатально, нежели им представлялось доселе. Раз Верховный жив и здоров, значит и с ними ничего страшного не случиться не должно.

— Ну, что там наш Сергей Иваныч? — спросил Афанасьев, ни к кому конкретно не обращаясь и не прислушиваясь к доносящимся крикам с экрана.

— Еще мучают бедолагу, изверги, — простонал кто-то из наименее стойких.

— Товарищи, — обратился он к сидящим с видом, как будто их приговорили к расстрелу, — у меня, как у прошедшего через горнило испытаний, появилось предложение о переносе Общего Собрания Высшего Военного Совета. Все-таки нашему организму, далеко немолодых людей, уже трудновато переносить подобные мероприятия без последующего отдыха. Меня вон до сих пор потряхивает. Как вы на это смотрите?

Генералы загудели, соглашаясь с такой постановкой вопроса.

— Хорошо. Тогда я отдам распоряжение секретариату военной коллегии оповестить всех заинтересованных лиц о переносе первого планового заседания на четверг, примерно на восемь утра.

Наблюдать, как истязают «пруссака» «комод» не стал, предпочитая дождаться того в коридоре.

И действительно, ждать того долго не пришлось. Уже где-то через пятнадцать минут, тот выполз из «пыточной», чуть ли не четвереньках. Афанасьев вместе с подоспевшим к месту Костюченковым, которому пришел черед идти на экзекуцию, как могли, усадили безвольное тело соратника на одно из креслиц, где тот долго и со всхлипом вдыхал в себя воздух, пока его взор не приобрел более-менее осмысленный вид. Убедившись, что с Рудовым все в порядке, адмирал скрылся за дверями зловещей комнаты.

— Поесть не хочешь? — участливо спросил он друга, когда тот наконец-то отдышался.

— Не-не! — яростно затряс он коротко стриженой головой с проседью. — Ни минуты не останусь в этом гестапо! Если ты меня не подвезешь — пешком уйду отсюда.

— Ну, тогда тебе придется покататься со мной. Согласен?

— Конечно. Мне сейчас надо малость развеяться, отвести душу, пристрелить кого-нибудь, — не то всерьез, не то пошутил он. — Не слышал, чего я там наговорил, а то у меня что-то с памятью? Как отшибло.

— Не слышал. Я в столовой был. Но думаю, что оба мы с тобой наговорили немало. По старому, еще советскому Уголовному Кодексу, дай Бог памяти, если в соответствие с 92-й статьей, так, до пятнашки с поражением в правах. Ладно. Отдышался? Встать можешь?

Тот кивнул и кое-как встал. Ноги слегка подкашивались, поэтому бережно поддерживаемый Афанасьевым он неспешно побрел к лестнице. На первом этаже их встречал уже опять невозмутимый Коржик. Выйдя на свежий воздух, он глубоко вздохнул, вбирая в себя ароматы лесной чащи, окружавшей «аквариум» и даже попытался расправить плечи. Втроем подошли к машине с распахнутой со стороны водителя дверцей. Михайлова видно не было, в отличие от водителя. Тот же был на месте и как видно время даром не терял. Разложив на коленях бутерброды, он со вкусом уписывал съестное, заботливо приготовленное супругой, и запивал все это, судя по запаху из открытого термоса, натуральнейшим кофе. Увидев подходивших к нему начальников, он не спеша завернул недоеденное в бумагу, и быстро допив кофе, закрыл термос. Уже подойдя ближе, они увидели прикорнувшего на заднем сидении адъютанта. Видимо того разморило долгое ожидание шефа и он решил немного вздремнуть, чувствуя, что и эту ночь придется спать в режиме боеготовности.

— А?! Что?! — вскинулся тот, когда машина стала заполняться пассажирами.

— Спи-спи, Борисыч, — прогудел Афанасьев, проявляя несвойственную ему доселе теплоту в обращении с подчиненными.

— Простите, товарищ Верховный Главнокомандующий! Разморило на солнышке, — начал оправдываться Михайлов,