Инферно – вперёд! - Роман Кузьма
Глава
XIV
– Рота, подъём! Вставай, «пудра», живо! – Сержанты в стальных касках с надписью «ВП» – «Военная полиция», – нисколько не стесняясь вида полуобнажённых тел, выбрасывали новобранцев из постелей. В тех случаях, когда они считали необходимым, в дело шли дубинки из кожи бегемота. Дитнол Норс, уже знакомый с воздействием этого оружия, совершенно не желал, чтобы данный опыт преумножался, поэтому спрыгнул со второго яруса на пол, как коршун, атакующий добычу. Схватив с железной трубчатой спинки свои защитного цвета брюки, он начал лихорадочно одеваться.
– Быстрее, «пудра», а то «лиловые» захватят тебя в плен раньше, чем ты успеешь прикрыть свой нежный зад! – Рык сержанта, из глотки которого несло джином, раздался у Норса над самым ухом. Уже зная, что споры не только бесполезны, но и могут привести к побоям, бывший редактор «Городских новостей» ускорил, насколько возможно, свои движения.
Не прошло и нескольких мгновений – Норса самого поразила такая прыть, – как он стоял, полностью одетый, по стойке «смирно» рядом с аккуратно заправленной койкой, уставившись в пространство прямо перед собой – и чуть вверх, под углом в две дюжины градусов, как то предписывал устав. Сержант, мрачно ударив себя дубинкой по ладони левой руки, кивнул и проследовал дальше.
Норс не переставал удивляться переменам, которые нёс каждый новый день: его газету закрыли, его родной город, вместе с отчим домом, захвачен врагом, его девушка эвакуирована на территорию, отрезанную наступлением противника, а сам он стал рядовым в армии. И где – в частях ОПУДР!
Отдельные подразделения с усиленным дисциплинарным режимом – сокращённо ОПУДР, если коротко – «пудра» – сформировали в рамках параграфа «7» указа о мобилизации. В них предстояло нести службу тем кадровым военнослужащим, резервистам и призывникам, чьи «личные качества не позволяют рассчитывать на неукоснительное выполнение приказов в случае прохождения службы на общих основаниях, а также угрожают опасным моральным разложением и падением боевого духа сослуживцев».
Норс чудом избежал гибели на передовой ещё в первый день службы – его самого отправили на последнем поезде, шедшем в тыл, буквально за несколько минут до того, как «лиловые» прорвали позиции 36-й бригады. После непродолжительного суда он оказался вдруг в пользующемся дурной репутацией форте Дану, где проходили службу лишь неисправимые воры и мятежники. Потом Норса только футболили от одного сержанта к другому, пока он не превратился в безвольную, покорную «пудру». Его новые сослуживцы, когда у них выдавалась редкая минута для того, чтобы покурить и обменяться мнениями о происходящем, сформировали устойчивое мнение: всё дело в том, что они слишком образованные.
Действительно, процент призывников с дипломами о высшем образовании в их части, представлявшей собой роту, в которой почему-то насчитывалось не три, а целых шесть пехотных взводов, был удивительно высок. Рийг Каддх, тощий, женственного вида уроженец столицы, обладал подлинным талантом к рисованию и считался многообещающим художником; сам Норс ещё недавно являлся редактором газеты; был среди них и писатель, талантливейший памфлетист Генрих Ферсат.
Разумеется, хватало и лиц, едва ли заслуживавших слова «интеллигент»: разного рода тёмные личности, уголовники всех мастей, которые, по мнению Норса, едва ли могли быть допущены хоть в какое-либо общество. Тем не менее, как только они, ведомые неким Иденом Глиндвиром, взялись выполнять самые грязные поручения начальства, включая расправы над неугодными, их роль стала окончательно ясна.
Глиндвир, высокий, хорошо сложенный каштановолосый парень со светлыми глазами и настолько же чёрным сердцем, подобно многим людям с привлекательной внешностью, относился к категории отъявленных мерзавцев. Не существовало такого запрета, который бы он ни нарушил, точно так же, как не было и подлости, которой бы он не совершил в отношении своих товарищей. Тем не менее, исходившее от Глиндвира несомненное обаяние с лёгкостью вербовало ему новых сторонников, если вдруг случалась размолвка со старыми; порой Норс с удивлением ловил себя на мысли, что и сам в глубине души симпатизирует ему.
– Они просто должны держать нас в скотском состоянии, – настаивал Ферсат. – Это же очевидно. Начальство желает запугать нас до полусмерти и добиться рабского повиновения. Страх перед насилием – конечно, наиболее эффективный инструмент.
Норс не мог не согласиться с ним, однако полагал, что не вправе трусить перед обитателями трущоб. Он, Каддх и Ферсат пообещали прикрывать друг друга, если возникнет необходимость. Позже к ним примкнули и другие обитатели казармы, включая и грубоватого, неулыбчивого гиганта Сабхейла Дортега, происходившего из рабочей среды. Его отличала неразговорчивость; из того немногого, что Дортег рассказал о себе, стало ясно, что он принадлежал к какой-то подпольной левой организации и в ряды «пудры» попал за оскорбления полицейского чина действием. Описывая данное происшествие, Дортег, вопреки обыкновению, становился словоохотливым.
– Их надо было видеть: подошли к цеху и давай кричать в рупор, чтобы мы приступали к работе. Но от товарищей поступил более чем чёткий приказ: восьмичасовой рабочий день и двенадцатидольная51 – для начала – прибавка к заработной плате. В общем, я и смял ему рупор, чтоб не кричал. Потом началось веселье…
При взгляде на мозолистые руки Дортега – сжатые в кулаки, своим размером и формой они напоминали булыжники, которыми мостят улицы, – не возникало ни малейшего сомнения в его словах. Очевидно, ему не составляло ни малейшего труда взять жестяной рупор и, сдавив обеими руками, сплющить, как фольгу.
История о том, как памфлетист Ферсат попал в армию, вызывала смех, как, впрочем, и всё, что касалось его биографии. Незаконнорождённый сын распутного пьяницы пастора, он получил хорошее, по меркам деревни, образование: научился читать и писать. Ещё в двенадцать лет, стащив у своего, так и не признавшего отцовство официально, папы кошелёк с деньгами, Ферсат бежал в столицу. Поначалу он перебивался разнообразной подённой работой, перепробовав множество профессий: чистильщика обуви, разнорабочего, маляра, официанта, сапожника и, наконец, разносчика газет. Последняя работа пришлась ему по душе: Ферсат жадно читал каждый номер «Королевских ежедневных ведомостей», которые у него порой оставались нераспроданными. Наконец, обнаружив в воскресном номере колонку фельетонов и адрес, куда можно их присылать, он, выкроив свободную минутку, написал своё первое литературное произведение. За основу сюжета Ферсат взял реальную историю из великого множества, приключившихся с ним, и приукрасив всевозможными вымышленными подробностями, отправил в редакцию. К его великому удивлению, фельетон приняли к публикации, и вскорости Ферсат сделался популярным в столице писателем: его юмористические рассказы пользовались большой популярностью, их печатали в нескольких литературных журналах.
– В армию я попал, в общем случайно, – заявил Ферсат, – в большой мере как раз по причине того, что не хотел туда идти. Я страшно боялся,
