Возмездие - Алексис Опсокополос
— Но Виктория и выглядит как бабушка, — заметил Милютин. — А Белозерской, со слов Бориса, и сорока не дашь.
— Английская королева должна выглядеть как бабушка — это часть её имиджа. Мудрая, справедливая бабушка — хранительница империи и традиций. А Белозерская может себе позволить выглядеть так, как ей хочется. Но признаюсь, я тоже немного удивлён. Ведь она так давно не давала о себе знать, даже не предприняла попыток как-то помочь своему внуку после ареста. Я был уверен, что она полностью отошла от дел, даже допускал, что она вообще уже покинула наш мир.
— Не покинула.
— Это я уже заметил.
— Белозерская ведь ученица Ёсиды, — сказал Милютин. — Многие раньше считали, что Виктория тоже с ним была связана.
— Виктория это отрицает, а вот Вильгельм Пятый никогда не скрывал, что в молодости был учеником японца. Вильгельм, если Вы помните, был одним из трёх учеников, сопровождавших мастера во время его знаменитой поездки в Англию. А ещё одним была Белозерская.
— А третьим какой-то китаец, чьё имя так никто и не узнал.
— И я думаю, мастер взял с собой тогда лучших, — сказал кесарь. — Ну и раз уж у нас зашла речь о Ёсиде — до обещанной им великой войны осталось два года.
— Есть вероятность, что японец имел в виду один век — плюс-минус несколько лет, а не ровно сто.
— Никто не знает, что он имел в виду.
— А ученики? — спросил Милютин. — Возможно, они знают.
— Если ученики в курсе точной даты, то у Священной Римской империи есть преимущество, — заметил Романов. — Я же исхожу из того, что возвращение магии Ёсида предсказал довольно точно. Поэтому вполне допускаю, что война начнётся ровно через два года. Но Вашу версию о плюс-минус двух-трёх годах нельзя исключать. Но в этом случае я очень надеюсь на плюс.
— Я тоже, — сказал Милютин. — Будет очень неприятно, если окажется, что минус, и наша спецоперация в Польше станет началом этой великой войны.
— Об этом я не раз думал, но всё же надеюсь, что спецоперация в полноценную войну не перерастёт. Сейчас мы к ней не готовы. Да и через два года вряд ли что-то сильно изменится. Но сейчас меня больше волнует даже не предстоящая война.
Кесарь замолчал, выдержал небольшую паузу и сказал:
— Знаешь, чего я опасаюсь, Ваня?
Романов обращался к Милютину на ты очень редко — лишь когда хотел показать, что разговор идёт по душам. Из всех соратников кесаря Иван Иванович был наиболее близок ему. Только Милютину Романов доверял почти полностью. Их дружба началась очень давно — когда Александр Петрович возглавлял столичный департамент КФБ, а Иван Иванович был его первым заместителем.
Когда Романов стал кесарем, ни у кого не возникло вопросов по поводу того, кто займёт его место во главе столичного КФБ. Самым лучшим кандидатом на эту должность оказался Иван Иванович. Романов при желании мог сделать Милютина главой всего Комитета федеральной безопасности, но в этом не было смысла. Глава КФБ находился под постоянным контролем обеих Дум, и его деятельность привлекала слишком много внимания. Руководитель столичного департамента был от всего этого избавлен и мог уделять больше времени особым поручениям кесаря.
— Нет, я не знаю, чего Вы опасаетесь, — признался Милютин. — Но понимаю, что эти опасения имеют под собой серьёзную почву.
— Я опасаюсь, что Белозерская что-то задумала, — пояснил кесарь. — Что-то серьёзное. Что-то очень серьёзное, Ваня.
— Независимо от того, что она задумала, Вы полагаете, ей удастся это осуществить? Одной?
— У неё знакомств по всему миру среди монарших особ больше, чем у меня и всех представителей Дворянской Думы, вместе взятых. Поэтому насчёт одной, это сильно под вопросом. И ещё мне не нравится, что она, как теперь выяснилось, контактирует с Николаем Седовым-Белозерским.
— Вы опасаетесь, что она может добиться признания независимости Петербурга Британией и Священной Римской империей?
— Британия и так признает Петербург, как только наши эльфы об этом официально попросят. Я думаю, Белозерская задумала что-то посерьёзнее, и Романа нашего мы, скорее всего, потеряли. После спецоперации это будет окончательно понятно.
— Он уже сейчас заявил, что не хочет переводиться в академию КФБ.
— И я его понимаю: перед парнем такие перспективы раскрываются, а мы ему предлагаем учёбу в закрытом заведении. Крайне глупо было бы на его месте соглашаться.
— Но я всё же считаю, что за парня стоит побороться, — осторожно сказал Милютин.
— Поборемся, обязательно поборемся, — ответил Романов. — Просто так мы его не отдадим. Соберите мне всю информацию о Белозерской, что сможете достать. С кем общалась в последние десять, а лучше пятьдесят лет. Я хочу знать о ней всё. Раскопайте все её тайны!
— Я уже распорядился на этот счёт, — сказал генерал КФБ. — Надо признать, княгиня Белозерская — женщина удивительной судьбы. Чем она занималась до возвращения магии — неизвестно. Её биография прослеживается лишь с того момента, как она стала ученицей Ёсиды.
— Говорят, она была его любимой ученицей.
— Насчёт любимой ничего не скажу, но вот единственной — это точно. Ёсида сделал для Белозерской невиданное исключение — ни до неё, ни после мастер не брал в ученики девушек. А её взял. Это уже говорит о многом, в первую очередь о её способностях — за красивые глаза в школу Ёсиды попасть было невозможно. И, видимо, Белозерская проявила себя, как хорошая ученица, раз сопровождала японца во время его визита в Англию. Потом она пропала вместе с ним. А через год после возвращения магии неожиданно объявилась. Какое-то время занималась тем, что продолжала дело Ёсиды, точнее, завершала некоторые его дела. Года два или три она этим занималась, а потом резко всё бросила и поселилась на побережье Ладоги.
— Какие именно дела она завершала? — спросил Романов.
— В основном это касалось школы Ёсиды, но я уточню.
