Возмездие - Алексис Опсокополос
Варвара Илларионовна сделала паузу, улыбнулась, глядя, как мы перевариваем полученную информацию, и продолжила:
— По второй версии, к середине двадцатого века уже почти никто и не помнил таких слов как «эльф» и «орк». И Толкин написал «Властелин колец» чтобы хотя бы в таком виде увековечить память об этих расах. Вторая группа исследователей полагает, что, наоборот, Толкин хотел донести информацию о настоящих эльфах и орках, но в силу обстоятельств ему пришлось делать это завуалировано. Но благодаря книгам Толкина все стали интересоваться эльфами и орками, пытались узнавать, откуда пошли эти названия. Вот такие две версии. И никакого консенсуса между этими двумя группами нет. Одни считают, что Толкин осознанно помогал тем, кто уничтожал память об эльфах и орках, другие — что он, наоборот, делал всё возможное, чтобы эту память сохранить. Есть ещё третья группа исследователей, которая считает, что Толкин просто написал интересную книжку, использовав когда-то услышанные названия рас. Но в эту версию я, например, не особо верю.
— А в какую Вы верите? — снова раздался голос у меня из-за спины.
— В какую я верю? — переспросила Варвара Илларионовна. — Не знаю. Точно не в третью, учитывая, что возвращение Силы и магии не всех на Земле застало врасплох. Кстати, интересный факт! Биографы Толкина пытались просчитать, к какой расе он принадлежал. Внимательно изучив его генеалогическое дерево до тысяча восемьсот двадцать восьмого года, они пришли к выводу, что однозначный ответ на поставленный вопрос дать невозможно. В предках у Толкина были представители всех трёх рас, причём почти в равной пропорции. Но вполне вероятно, что он имел на этот счёт своё мнение и считал себя представителем какой-то конкретной расы: судя по его творчеству, скорее всего, эльфом или человеком.
— Ну уж точно не орком, — с недовольством пробурчал Клим.
Преподаватель улыбнулась и сказала:
— Но всё же давайте мы с вами вернёмся в одна тысяча восемьсот четвёртый год — к моменту провозглашения Наполеона Бонапарта императором французов.
Ещё примерно минут сорок Варвара Илларионовна рассказывала нам про Наполеона и его военные кампании, после чего прозвенел звонок.
Все отправились в столовую, а я остался, чтобы договориться с преподавателем о дате и времени зачёта. После этого пошёл в общежитие, так как обедать в столовой не хотелось. Но половине дороги мне позвонил Глеб.
— Рома, привет! — сказал он. — Ты как? Где пропадал? Я тебе звонил на днях и заходил в общагу, но не застал тебя там.
— Я в Петербург ездил. А чего ты меня искал? Что-то случилось?
— Надо встретиться. Разговор есть. Серьёзный.
Слова Глеба мне не понравились.
— Насколько серьёзный разговор? — уточнил я. — До вечера терпит? Приходи, кофе попьём, поговорим.
— Не до того мне вечером будет.
— А что случилось?
— Говорю же, поговорить надо.
— А по телефону нельзя?
— Такие вещи по телефону не обсуждаются.
Тут мне стало совсем уж неуютно. Это какой же у Глеба разговор бы ко мне, что нельзя было поговорить по телефону? Неужели, Денисовы всё-таки узнали про меня и Аню? В принципе я не боялся гнева Глеба или его дедушки, так как не ощущал себя в чём-либо виноватым. Ну не знал я, когда находился в Польше и крутил роман с полячкой Агатой, считая при этом себя поляком Робертом, что эта Агата на самом деле Аня — невеста моего друга Глеба. Это было просто невероятное и совершенно дикое стечение обстоятельств.
— А ты сейчас что делаешь? — спросил Глеб. — Ты не в академии, случайно?
— В академии, — ответил я. — Вот прямо сейчас иду в общежитие.
— А можешь подойти в столовую на пять минут?
— Ты начал обедать в нашей столовой? — удивился я. — Раньше я за тобой этого не замечал.
— Я честно отобедал там своё на первом курсе, — весело сказал Глеб. — Сейчас мне там надо просто одного парнишку выцепить.
— Ну заходи потом ко мне! — предложил я.
— Не могу, — ответил Глеб. — Спешу очень.
— Хорошо, через десять минут подойду, — сказал я и, развернувшись, направился в столовую, видимо, в этот день мне было суждено туда попасть.
Глеб встретил меня у входа, радостно обнял и тут же выпалил:
— Рома! Готовься быть свидетелем на моей свадьбе!
— Это официальное приглашение? — уточнил я и тут же, спохватившись, добавил: — Но сначала, конечно же, поздравляю!
Я крепко пожал Глебу руку. Судя по тому, что он широко улыбался, мой друг уже смирился с идеей женитьбы и, похоже, теперь находил её не такой уж и ужасной.
— К сожалению, пока не официальное, — вздохнув, сказал Глеб. — Но это вопрос времени!
— Ещё не решили, быть ли свадьбе?
— Здесь давно всё решено. Уже и помолвка была. А саму свадьбу будем играть двадцатого августа. Просто у меня есть троюродный брат, и его хотят лишний раз вывести в свет, сделав свидетелем на моей свадьбе. Ему как раз исполнится восемнадцать в начале августа. Сейчас я пытаюсь объяснить родне, что хочу видеть свидетелем на своей свадьбе друга, а не братца, с которым виделся за всю жизнь раз пять. Он, наверное, неплохой парень, но пусть выходит в свет где-нибудь в другом месте. Можно даже и на моей свадьбе, но не в качестве свидетеля.
— Я нисколько не обижусь! — тут же ухватился я за неожиданно представившуюся возможность избежать почётной обязанности. — Всё же семья — это важно. А я просто приду на твою свадьбу и разделю с тобой радость.
— Нет! — отрезал Глеб. — Я хочу, чтобы свидетелем был ты!
Но потом мой друг, видимо, понял, что, если у него не получится договориться с роднёй, может возникнуть неудобная ситуация, и добавил:
— По крайней мере, я буду на этом настаивать! В общем, я тебя заранее предупредил, чтобы ты имел это в виду и ничего не планировал
