Остров Немо - Георгий и Геннадий Живовы
– Угрожать мне ни к чему, Крюгер. Производственники – не мусорщики, мы к власти не рвемся и мертвой хваткой за нее не держимся. Мы за то, чтобы станки работали. Случайный человек с кланом все равно не управится, а неслучайный… Ты думаешь, какой-нибудь Сандрик побежит по твоей указке впереди паровоза?..
– Сандрик? Это его ты готовишь себе на замену?
– Все может быть. Крюгер, я устал от этого диалога, и, боюсь, что ты хочешь, чтобы я принял решение прямо сейчас. Этого не будет. Мне нужно подумать, все взвесить и переговорить с Холгером.
– Дай знать.
– Дам.
Крюгер вышел на серую улицу. Ему всегда нравилось в квартале ремесленников. Самая опрятная часть города: крашеные контейнеры, всякие с любовью изготовленные флюгеры, оградки, дверные ручки – даже в элитном квартале было не так уютно. Ремесленники, на то они и люди труда и ума одновременно, ремонтировали и облагораживали свои жилища. Мусорщиков было не заставить это делать: грязные коммуналки, в которые превратились общежития, даже если и были в плачевном состоянии, чинились только если действительно начинали разваливаться – и то кое-как и в последний момент. Немного труда было нужно, чтобы соорудить настил из пластика и положить на пол; требовалось полдня коллективных усилий, чтобы победить ржавые стенки: очистить и покрасить их, приклепать новые или на худой конец просто закрыть, но люди этого не делали. Они жили в сквозняках и сырости, в тесноте и ненависти друг к другу. Не питая надежды переменить свое положение, они плевали на собственную жизнь и на любые усилия создать хоть какой-то комфорт. Ремесленники – другое дело. Часто они были выходцами из других кланов, просто более предприимчивыми и рукастыми. Они сами выбивались в люди, приходили к Бенциану, просили о помощи и начальном капитале. Таким был и рядовой Сандрик – он не первым придумал делать одежду из волос, но усовершенствовал технологию, смастерил станок, и именно благодаря ему волосы стали на острове ценным ресурсом и дополнительным источником заработка любого желающего, даже лысого – ведь бороды тоже шли в ход. Сандрик попросил Бенциана «выкупить» его у Зилу, и тот с неохотой согласился. Зилу ремесленники не нравились – и не только потому, что именно из его клана люди часто уходили на вольные хлеба. Зилу не нравилась их свобода и неожиданные проекты Бенциана – например, тот предлагал создать огромные резервуары для сбора и хранения осадков, которые продлили бы жизнь айсбергу, а в идеале и вовсе его заменили. Судья проект не одобрил – требовалось слишком много материалов и труда, нужно было изготовить сотни ловушек для воды и разместить на каждой крыше; Бенциан создал такую систему только на четырех контейнерах в своем клане и уже через месяц отказался от услуг водоносчиков. Такие проекты сильно упрощали жизнь города и вышибали почву из-под ног Зилу, главного раздатчика воды. В политическом смысле Бенциан уже давно и неизбежно портил генералу нервы, а тот не умел прощать старых обид. Поэтому Крюгер и упирал на то, что у Бенни нет выхода. Стратегически – правда, не было.
* * *
Через три дня Орландо пришел в себя. Альваро тихо посапывал на стуле. Ченс продолжал находиться в отключке. Первое, что увидел Орландо – потолок, под которым висели сразу две капельницы, их трубки сплетались между собой и входили в катетер. Орландо минут с пятнадцать лежал, собирая в памяти осколки прошедших дней: смешение реальных разговоров и галлюцинаций, острое чувство голода и трупный запах, трещание рации и прорвавшийся оттуда голос. Он добрался до момента, когда шлюпка с треском врезалась в берег, и только тут наконец понял, что он все на том же острове. Мозг отказывался принимать это: ведь они ушли на тысячу миль… точных чисел и траектории Орландо уже упомнить не мог, но все было зафиксировано в бортовом журнале. Добраться бы до него – только и мелькнуло желание, но тут же перед мысленным взором беглеца предстал Зилу. Конечно же, он уничтожил журнал. Но зачем сохранил им жизни? Почему их не убили? И на этот вопрос, как ни странно, даже спутанное сознание серфера нашло ответ: чтобы убить их прилюдно, подло и карикатурно ярко. Чтобы каждый на острове знал – любая попытка бегства обречена, только навредишь себе и тем, кого в это втянешь. Тело Орландо, разорванное или утопленное, должно символизировать тщету и бесполезность человеческой воли вообще.
– Альваро, – прошептал он, но не услышал собственного голоса. – Альваро! Э-эй!
Отчего нет голоса? Неужели оглох? И как же теперь быть без слуха? Но… нет, слух, очевидно, был на месте – ведь Орландо орал, да даже если бы и мычал, Альваро бы точно это услышал и посмотрел в его сторону. Но Альваро даже не проснулся. Значит, подвел не слух, а голос. Нет голоса. Орландо шевельнулся, пытаясь перекатиться на бок – не вышло. Он качнулся и попытался перевернуться рывком – это ему удалось, он лег на собственную руку, но по инерции сполз с койки и шлепнулся на пол. Тело почти не слушалось. Тут Орландо вновь заметил, что в его вену вставлен катетер, и из него к темному провалу потолка вилась трубочка. Орландо дернул рукой и тут же зажмурился от боли. В предплечье резануло – иголка то ли вошла глубже, то ли сдвинулась. Но начинание удалось – мешок капельницы упал на кровать. Альваро открыл глаза и тут же вскочил.
– Орландо? – Тесть бросился к нему, втащил на полать, поправил капельницу, померил давление и слегка перевел дух: похоже, кризис остался позади. Все это время зять шевелил губами, но Альваро заметил это, только закончив все свои врачебные мероприятия. – Что ты говоришь? Я не слышу.
Альваро приник к лицу Орландо, но его губы шевелились просто так, не производя никакого звука. Доктор встал, набрал воды из пластмассового ведерка в стакан, усадил Орландо и напоил его.
