Александр Афанасьев - Огонь с небес

А эти – что знают о женской красоте? Женской чести? Убогие…

– Не знаю, сударыня. Один из них сильно похож на командира отряда наркоторговцев, другой – на полицейского, ценой в мятую катьку[41]…

– Сударь… Чтобы вы знали…

– Сударыня, я ничего не хочу знать. Вас вверили моей заботе люди, которых я безгранично уважаю, и я намерен сохранить вам жизнь, даже если для того потребуется отдать свою. Спуститесь в подвал и укройтесь там.

На сей раз – боевики решили поймать их на малочисленности. Пошли в атаку одновременно со всех четырех направлений, под прикрытием пулеметов. И дыма.

Серые в темноте клубы дыма, вырвавшиеся из «БДШ», больших дымовых шашек – устаревший, но действенный способ прикрытия пехоты – клубились, плыли меж отвалов, льнули к земле.

У-о-у-у-у-у…

Заунывный и злобный вой, многократно усиленный мегафоном, заставил вздрогнуть даже отчаянного Аскера. Это басмачи. Многие – бывшие люди эмира или беглые преступники – лихая вольница принимает всех, да только пути назад нет. То же самое, что и моджахеды – вольные грабители караванов, прячущиеся в кишлаках под мирных, пока не пойдет по пескам пустыни большой караван. И тогда они, на легких местных коньках, с кривыми саблями выметнутся со всех сторон, под злобный шакалий вой пойдут в атаку отовсюду, сминая вооруженных купцов и охрану. Про то, кто басмач – знали все, да только что сделаешь. Эмир далеко, выдашь укрывшегося в доме басмача страже – басмача повесят или в пустыне живьем закопают, стража уйдет, а дружки его – вырежут всю твою семью в ночь и дом подожгут. Лучше уж молчать. Басмачей не стало, только когда пришли русские – их было много, и у них были гремящие стальные птицы, поливающие с неба огненным дождем. А вот сейчас – возродились, уроды…

Как только могло так получиться…

Аскер установил заботливо сберегаемый в особом кармане разгрузки термооптический прицел – он стоил столько же, сколько все остальное его снаряжение, вместе взятое. Отстегнул магазин, пристегнул другой – только с трассирующими. Такие магазины были у каждого – указать цель или опознаться…

– Целеуказание на мне! – заорал он. – Короткими, в темпе! Патроны беречь! Готовность!

Басмачи уже шли в атаку, точнее – выдвигались на новый рубеж. Им главное – сблизиться метров на сто – сто пятьдесят, хорошие стрелки среди них попадаются редко. Но если сблизятся – хана всему…

Термооптический прицел работал с необычайной четкостью, высвечивая белым фигурки людей на черном фоне ночи. Красное перекрестье прицела с рисками делений помогало дать поправку, с помощью его можно было так же примерно установить дальность.

– Групповая на час! Пятьсот! Огонь!

Автомат не подвел – красная пчела трассера прервала свой полет, ткнувшись в белую фигурку басмача, шедшего, точнее, бежавшего рысью в центре цепочки – и фигурка стала падать. Перебивая его, загрохотали автоматы и пулеметы, в прицеле было видно – накрытие с первого раза. Он специально не стал стрелять в первого – при стрельбе ошибка обычно идет по вертикали, а не по горизонтали. Давая наведение на центр колонны, он увеличивал вероятность попадания настолько, насколько мог.

Басмачи, попав под град пуль, бросились в стороны. Несколько из них остались лежать на земле.

– Прекратить огонь!

– Противник справа!

У всех были монокуляры с терморежимом[42], но их действие не сравнится с опытным корректировщиком огня. Аскер, пригнувшись, побежал вправо…

Бородач сидел в одной из машин, пытаясь поймать частоту, чтобы сообщить о происходящем и вызвать помощь. Он и в самом деле недооценил русистов – те оказались настоящими шайтанами. Дед, благоразумно принявший амнистию и превратившийся из басмача в обычного феллаха, а потом и полицейского, на закате жизни рассказывал внуку, что среди русских есть простые люди, а есть настоящие шайтаны. Их называют «казаки» и они служат Белому царю, сидящему на троне в далеком городе, где воды столько, что люди ездят по ней, как по земле. В отличие от русских сарбазов или бандитов эмира – у них нет формы, они одеваются так же, как и местные, многие знают язык и могут совершить полный намаз, ни разу не запнувшись. Но они чужаки, и да поможет Аллах тем, кто не сможет вовремя опознать их.

И если ты хочешь жить и умереть в собственной постели, а не на виселице – говорил дед – стань полицейским. Тогда ты сможешь безнаказанно делать то, за что обычного человека просто повесят.

Сын его – и отец бородача – тоже был полицейским. Внук послушал наставления и стал… бандитом.

В отличие от басмачей старшего поколения он занимался рэкетом. Сначала – просто рэкетом. Потом – умные люди подсказали ему, что надо не просто требовать денег, а говорить – плати закят[43]. Тогда это будет в глазах многих не грабежом правоверного правоверным же, а богоугодным делом. А если кто-то скажет, что он уже заплатил закят – скажи, что те, кому ты его заплатил – муртады и мунафики, сошедшие с пути Аллаха и следующие прямиком в огонь. А если кто-то скажет, что он не правоверный, а другой веры – скажи: плати джизью[44].

Так на Востоке рождалось новое поколение террористов. Террористы с бандитским уклоном. Террористы, приходящие в террор не через веру и духовные искания, как террористы первого поколения, а ищущие в религии оправдания своему преступному пути. Своим уголовным преступлениям. Доходило до того, что Коран, точнее его интерпретацию, даже не интерпретацию – перевранные основы Книги – разъясняли неофитам, постоянно сбиваясь на уголовный жаргон.

Суть была в том, что на почве уголовной романтики взращивали настоящих террористов. Если фанатики были нищими, загнанными, постоянно ходили под исключительной мерой, а то и объявлялись вне закона[45] – мало приятного, согласитесь, – то тут было по-другому. Сначала парню разъясняли, что уголовная статья – это не политическая, и максимум, что грозит за вымогательство, – пятнадцать лет каторги. Да и этого не будет – свидетелей запугают оставшиеся на свободе дружки. Потом разъясняли про закят и джизью. Потом начинали исподволь подсовывать экстремистскую литературу и рассказывать о несправедливости жизни. Потом разъясняли, что вся несправедливость идет от русистов и их продажных слуг – они не только неверные, но и поработители, оккупанты. Потом фотографировали с автоматом на фоне черного флага. А потом – фотография эта случайно оказывалась в жандармерии, и изображенного на ней переводили в ранг террористов и начинали охоту. И вот – новоявленному воину Аллаха ничего не оставалось, как переходить на нелегальное положение.

Бородач был немного другим. Он тоже занимался вымогательством – но был националистом, а не религиозным экстремистом. Когда ему предложили явиться на шариатский суд по поводу того, что он использует в рэкете термины «закят» и «джизья», – он сделал так, что все «шариатские судьи» оказались в полиции с очень тяжкими статьями на загривке. Но русских он считал оккупантами, и когда сын эмира (ни дна ему ни покрышки) объявил тайный набор аскеров – бородач согласился. Он без слов понимал, о чем идет речь – здесь все все понимают. А теперь он оказался один на один с этими проклятыми шайтанами, и дело было совсем плохо…

Из темноты подбежал порученец. Рухнул на колени.

– О, эфенди, мы заняли одно из зданий и укрепились там…

Бородач презрительно фыркнул. Это означало только то, что русисты отступили в другое, предварительно взяв дань – кровь.

– Где Музафар?

– О, эфенди, мой почтенный брат Музафар стал шахидом на пути Аллаха!

Бородач пихнул посланника ногой – и только сейчас заметил, что у него на лице кровь.

– Сколько русистов вы убили?

– О, эфенди…

– Отвечай! И только посмей солгать, я вырежу твой проклятый язык и брошу его здесь на корм зверью.

– Мы видели кровь на полу, эфенди, и перевязочные пакеты, но русисты не оставили ни одного тела. Может быть, шайтаны уже забрали их?

Бородач пнул подчиненного сильнее.

– Лучше бы они забрали вас, ни к чему не годные дурни. Право же, по сравнению с нашими прадедами, теми, кто разорял Русь до северных морей, вы настоящие евнухи. Да будут прокляты ваши предки, лежащие в могилах!

Стоящий на коленях ничего не успел ответить на страшное проклятье – послышался звук моторов.

Это были бронемашины. Те самые, на которых прорывались к Дворцу слез. Со следами пуль и даже гранат – но все еще на ходу…

Бородач сунул руку в карман, чтобы проверить, на месте ли оружие.

– Салам алейкум… – сказал он высадившимся из первой машины людям, – вы задержались, мы уже загнали русистов.

– Сколько их?

– Человека три-четыре, не больше.

– Значит, с десяток… – оценил человек в защитном шлеме. – Ваших людей много осталось? Пусть держат периметр и никуда не лезут…