Светлана Прокопчик - Корректировщики

Машка Голикова неуверенным голосом расспрашивала Иосыча на предмет совмещения машин с органическими и неорганическими носителями информации в локальных одноранговых сетях. Илья краем уха прислушивался, надеясь, что ему не выпадет этот донельзя нудный и запутанный билет. Лучше их не совмещать, это он знал по опыту. Лучше поставить сервер. Дешевле выйдет, чем два раза в неделю поднимать сеть. Потому что нет такой операционки, которая одинаково корректно работала бы с теми и с другими носителями. Если только самим драйвера дописывать… Так в конечном итоге сервер всяко дешевле обойдется.

Правда, есть еще более дурацкий билет: одноранговая сеть из аналоговых и дискретных машин. Ну нельзя их в одноранговую вязать! И никто не вяжет. Но считалось, что специалист по системам жизнеобеспечения должен быть готов ко всему. Академик Ромашин такие сетки собирал. У Ромашина все работало. Но, как Илья подозревал, не потому, что это возможно в принципе. Просто никто не додумался отправить этого умного злого мужика на тестирование. Сдается, у него и деревянная сетка заработала бы, потому что мужик явно был “рутом”.

В инкоминг свалилась записка. Цыганков просил после консультации задержаться, разговор у него есть, видите ли. Илья обернулся, отрицательно покачал головой. Цыганков сделал безразличное лицо. Интересно, чего ему надо? Проконсультироваться перед экзаменом? Чушь, Цыганков антикорректор и всегда учит только один билет. Двадцать первый. Его и вытягивает. Скорей всего, Цыганкову до чертиков интересно, кто ж его ухайдакал. Илье тоже было интересно, кто так качественно уделал антикорректора второй ступени и притом сам не очутился в больнице. Но, в отличие от Цыганкова, интерес был не праздный, а в прямом смысле слова жизненно важный.

Ч— черт, кто ж это такой? Илья тоскливо смотрел за окно. Иосыч что-то монотонно бубнил… Можно не прислушиваться. Во-первых, как раз это Илья знал, во-вторых, стоит ли напрягаться, если завтра -провал? А за окном валился снежок, вкрадчивый и непреклонный, и по фигу ему было, что Вещего Олега так и не нашли. Снежку даже ядерная зима — по фигу.

Савельев все-таки узнал и устроил конкретный разнос. Илья своего начальника таким еще ни разу не видал. Савельев орал, топал ногами, плевался от ярости и грозил уволить все отделение к матерной матери. Услыхал, что отобрали всего двадцать семь кандидатов, рассвирепел и приказал тестировать вообще всех ребят с первого и второго курсов. На всякий случай. И хорошо еще, что Фоменко когда-то доказал: женщина не может быть реал-тайм корректировщиком. Иначе вовсе труба настала бы, потому что на первых двух курсах девчонок было шестьдесят процентов.

Неделя. Савельев срывался в истерики. Лоханыч исступленно снимал тесты. Первокурсники обалдело просиживали штаны в очереди к психологу, потребовавшему немедленного освидетельствования на предмет “профпригодности”. В очередях удивлялись: отчего не проверяют баб? Ползли слухи, что в тайге опять маньяк засел, и академические врачи срочно изготавливают доказательства непричастности студентов к серии убийств.

И — ничего. Илья грешил на кого-то из двоих нежданных соратников. Особенно многообещающим выглядел чернявый Пашка. Ошибся. Нет, способности-то выявлены у обоих. У белобрысого Черненко — явные показания к работе в разведке, активная телепатия, телекинез. А Котляков показался перспективным блокатором, мог дотянуть до уровня Иосыча, половинная ступень пост-режима в потенциале… Но реал-тайм корректировщиком ни один из них не был.

Д— да, загадало Поле загадочку… И почему Поле сравнивают с Судьбой, если оно ведет себя в точности как сфинкс? Практически все люди, обладавшие паранормальными способностями, прекрасно чувствовали антикорректоров. Не только блокаторы, но и провидцы, и телепаты, и экстрасенсы-врачи, -никто не ошибался, видя антикорректора. И никто, включая сильнейших блокаторов, включая даже самих корректировщиков, не мог почуять “рута”. Почему-то эти подлинные хозяева Поля воспринимались… ну, как ток крови в собственных жилах. Пока все нормально, не замечаешь вовсе и даже не думаешь об этом. Когда поднимается температура, или после физической нагрузки слышишь шум в ушах, чувствуешь сердцебиение — но собственно ток крови опять же неощутим. Так и реал-тайм корректировщики. Когда они входят в Поле, чувствуешь дрожь напряженного Поля, сухость воздуха — отчего-то при корректировке воздух мгновенно становится сухим. Иногда видишь серебряное свечение вокруг объекта, подвергшегося подвижке, характерную “рутовую” вспышку. Это если корректировщик рядом находится, или если он очень крут. Но на самого корректировщика посмотришь в последнюю очередь. И то — если ему не лень отводить глаза. А то ведь некоторые так не любят пристального внимания, что ухитряются уходить даже от сканеров. Разбрасывают информационные отражения, приборами и всеми органами чувств человека воспринимающиеся как такие же люди. Отсюда и легенды о способности некоторых деятелей находиться одновременно в нескольких местах. Вот — поди поймай такого умельца…

Консультация закончилась. Илья, у которого вылетела из головы просьба Цыганкова, провозился со сборами, и вспомнил о том, что надо сматываться побыстрей, лишь когда Цыганков подошел вплотную. Во рту стало кисло. Правда, Иосыч тоже задержался и пристально смотрел на Цыганкова из-за кафедры. Иосыч Цыганкова не то, что боялся, но относился к нему более, чем настороженно. В первую очередь из-за того, что Цыганков до того, как в нем определили антикорректора, обучался ремеслу блокатора в Службе. Он в своем роде тоже был уникумом, обладавшим несвойственной своему дару психологией.

— Слышь, Илюха, — против обычного, не развязно начал Цыганков. — Ты, в общем… Короче, я был неправ.

— Да? — Илья дернул бровью. — Всего-то?

У него еще не зажили раны от цыганковской “клешни”. Приходилось заклеивать театральным пластырем, чтоб знакомые не доставали расспросами.

— Ну, в общем, крышу у меня снесло. Ну, я знаю, что ты мне сейчас скажешь, — моя крыша слишком дорого обходится всем окружающим, все такое. Я честно не хотел, чтоб так было!

— Хочешь один совет? Бесплатный. Есть такое замечательное средство профилактики крышесноса у антикорректоров. Называется оно “ошейник”. Знаешь, да? Тебе достаточно сходить к Савельеву, написать заявление с просьбой о постановке, и все твои проблемы на этом закончатся.

Цыганков смотрел на него чуть не со слезами:

— Илюха, я не могу. Ты ж знаешь, я тогда Академию не смогу закончить. У меня нет такого отца, как у тебя, чтоб меня тут держали…

— Мой отец, — жестко сказал Илья, — за меня экзамены не сдает. И я сам себе оценки “постовкой” по ночам не правлю.

— Извини, я не то хотел сказать…

Илья не слушал. Раньше он Цыганкова почти ненавидел, а теперь испытывал отвращение. Нашел чем упрекнуть — отцовской работой!

Несмотря на то, что на завтра намечался экзамен, домой совершенно не хотелось. Хотя условия, в которых жил Илья, многим казались райскими. Еще бы, трехкомнатная квартира, и не в общаге, а оставшаяся ему от родителей. И знал бы кто, как порой тоскливо становится в этих хоромах!

Почти на полном автомате Илью понесло в спорткомплекс. Остановился на первом этаже после турникета, задавшись законным вопросом: а зачем он здесь? В зал идти и не было смысла, и не хотелось, и не рекомендовалось. Это только Цыганков перед экзаменом способен железо качать. У остальных физическая нагрузка хреново на умственной работе сказывается. Потоптавшись на первом этаже, Илья решил уже ехать домой, но вместо этого направился в кафе.

Оглядел зал и почти не удивился, увидев Черненко и Котлякова, странных ребят с первого курса. Значит, тесты где-то глючат, потому что Вещий Олег — явно один из них, сам собой оформился совершенно нелогичный вывод. Ну что ж, попробуем проверить…

— Ты че серый такой? — радостно осведомился Черненко. — Как неделю не спал.

— Так и есть… Чем сегодня кормят? А, солянка есть? Отлично… — Илья неподдельно обрадовался, набрал на пульте заказа солянку и кусок торта — ничего не поделаешь, сладкое перед экзаменом есть полагается. — Экзамен у меня завтра, — пояснил он, отвечая на вопрос Черненко. — А я ни хрена не знаю. Причем не то, чтоб ни хрена совершенно, а по одному вопросу примерно из каждого билета.

Тема была животрепещущая. Черненко припомнил школьные выпускные экзамены, на Котлякова, отчего-то имевшего грустный вид, больше впечатления произвели вступительные экзамены в Академию экономики и планирования в Московье… Илья уловил довольно слабый, но четкий образ, несколько удивленно покосился на Котлякова: вот ведь во что трудно поверить, так это в то, что нахальный и развязный Котляков способен на восторженную робкую любовь. А образ был связан именно с такой любовью. Идентифицировать объект этой привязанности Илья не решился бы. Всем известно, что снимать телепатические картинки с мозга влюбленных — дохлый номер. По большей части — и в лучшем случае! — любимая девушка выглядит как светящийся шарик. Некоторые типы более откровенны, и тогда у шарика появляются груди и ягодицы. Один деятель… да, впрочем, все мужские представления о женском идеале легко стереотипизируются. Впрочем, как и женские — о мужском.