Оливер Боуден - Assassins Creed. Откровения
Ахмет был решительным мужчиной сорока с лишним лет. Чалму он снял, обнажив короткие темные волосы. Такого же цвета была и его окладистая борода. Ахмет успел переодеться, и к белизне его наряда добавилось еще два цвета: красный и зеленый. Подняв люк, Эцио сразу же услышал гневную тираду Ахмета:
– Прислушайся к словам моего племянника, Тарик. Твоя расхлябанность граничит с государственной изменой. Подумать только! Сегодня итальянский лютнист посрамил твоих янычар! Уму непостижимо!
Лицо Тарика Барлети было испещрено шрамами. Его борода успела поседеть. Он угрюмо смотрел на Ахмета.
– Эфендим, целиком с вами согласен. Это непростительный случай. Я проведу полное расследование.
– Нет, Тарик! – возразил Сулейман. – Это я проведу расследование. Причины, думаю, вполне очевидны.
– Evet, sehzadem[46], – торопливо кивнул Тарик. – Вы определенно унаследовали мудрость вашего отца.
Ахмет бросил на капитана испепеляющий взгляд.
– И его нетерпеливость, – ответил капитану Сулейман.
Он повернулся к дяде и официальным тоном произнес:
– Сехзад Ахмет, мне радостно видеть тебя целым и невредимым.
– Я могу сказать то же самое, Сулейман. Да убережет тебя Аллах.
Эцио понимал: Сулейман вел какую-то затяжную игру. Между тем юный принц встал и позвал свиту.
– Сейчас я вас покидаю, – объявил Сулейман. – Можете не сомневаться: очень скоро я представлю вам свой отчет об этом возмутительном происшествии.
Сопровождаемый слугами и телохранителями, он покинул зал совета. Тарик Барлети тоже встал, готовясь уйти, но принц Ахмет задержал капитана.
– Тарик-бей, можно тебя на пару слов?
Капитан остановился. Ахмет поманил его подойти ближе. Тон старшего принца был вполне сердечным. Говорил он негромко. Эцио напряг слух.
– Я вот думаю: какую цель преследовало это нападение? Выставить меня слабаком? Показать, что я скверно служу городу? – Ахмет помолчал, а затем продолжил: – Мой дорогой капитан. Если ты приложил к этому руку, то допустил серьезную ошибку. Отец решил, что его преемником стану я, а не мой брат!
Тарик ответил не сразу. Его лицо оставалось бесстрастным. Казалось, капитану даже скучно слушать эти речи. Наконец он прервал молчание.
– Принц Ахмет, я еще не настолько пал, чтобы измыслить заговор, в котором вы меня обвиняете.
Ахмет отошел, но его тон по-прежнему оставался ровным и дружественным.
– Скажи, ну чем я заслужил такое презрение со стороны янычарских отрядов? И что в моем брате есть такого, что очень нравится вам и чего нет у меня?
Тарик помешкал, потом спросил:
– Вы позволите мне говорить откровенно?
– Прошу тебя, – развел руками Ахмет.
Тарик повернулся к нему и посмотрел в глаза:
– Вы слабы, принц Ахмет. Когда идет война, вы почему-то погружаетесь в размышления. Когда наступает мир, вас охватывает беспокойство. В вас нет любви к традициям гази – святых воинов. Вы говорите о братстве в окружении неверных… Из вас, Ахмет, получился бы достойный философ, но вы будете плохим султаном.
Лицо Ахмета помрачнело. Он щелкнул пальцами. За его спиной вырос телохранитель.
– Я тебя больше не задерживаю, – ледяным тоном отчеканил он капитану янычар.
Эцио продолжал наблюдение. Через несколько минут Ахмет стремительно покинул зал совета. Вскоре наверх поднялся Сулейман.
– Ну как вам наше семейство? – спросил принц. – Не беспокойтесь, я тоже слышал их разговор.
Но вид у Эцио был озабоченный.
– Ваш дядя не пользуется влиянием у людей, которыми он вскоре будет командовать. Почему за столь дерзкие слова он не убил капитана на месте?
– Тарик – жесткий человек, – развел руками Сулейман. – Опытный солдат, хотя и слишком честолюбив. Ахмета он недолюбливает, а моего отца обожает.
– Однако он не обеспечил надлежащую охрану. Византийцы покушались на вашу жизнь. И где? Внутри султанского дворца! Одно это требует тщательного расследования.
– Согласен.
– В таком случае откуда начнем?
Сулейман задумался. Эцио наблюдал за принцем. «Голова мудрого старца на совсем юных плечах», – подумал он, проникшись еще бо́льшим уважением к молодому человеку.
– Пока что мы будем пристально следить за Тариком и его янычарами. Изрядную часть своего свободного времени они проводят либо на базаре, либо где-то поблизости. Вы сумеете установить за ними слежку? Я имею в виду вас и ваших… помощников.
Последние слова принц произнес с подчеркнутой деликатностью.
В памяти Эцио всплыло предостережение Юсуфа не соваться в оттоманскую политику. Но его поиски и борьба за власть каким-то странным образом переплетались. И он принял решение.
– Отныне, принц Сулейман, никто из янычар не сумеет купить даже носовой платок без того, чтобы мы об этом не узнали.
32
Удостоверившись, что Юсуф и константинопольские ассасины не сводят глаз с янычар, которые действительно любили слоняться по Большому базару, Эцио в сопровождении Азизы отправился к южной гавани. Там находились лавочки, где можно было купить все необходимое для изготовления бомб. Наставник ассасинов руководствовался списком, составленным для него Пири-реисом.
Сделав покупки, он отправил их с Азизой в бюро ассасинов и стал думать, чем ему теперь заняться. И вдруг в толпе, заполняющей набережную, Эцио увидел Софию. Она разговаривала с каким-то мужчиной. Похоже, с итальянцем, его ровесником. По всему чувствовалось, что София испытывает немалое замешательство. Эцио узнал того, с кем она говорила, и теперь уже сам испытал такое же замешательство. Все это было более чем странно. Неожиданное появление соотечественника пробудило в Аудиторе не самые приятные воспоминания и подняло волну противоречивых чувств.
Не обнаруживая себя, Эцио подошел еще ближе.
Этого человека звали Дуччо Довици. Тридцать с лишним лет назад Эцио едва не сломал ему руку, мстя за сестру. Будучи помолвленным с Клаудией, Дуччо позволял себе развлекаться с другими девицами. Но шрам на руке вероломного ухажера все-таки остался. Эцио узнал свою «работу». Сам Дуччо заметно постарел. Вид у него был потрепанный. Однако своих замашек он так и не оставил. Чувствовалось: ему приглянулась София, и теперь Дуччо добивался ее внимания.
– Mia cara[47], – говорил ловелас, – не иначе как нити судьбы свели нас вместе. Двое итальянцев, потерянных и одиноких, встретившихся на Востоке. Разве вы не ощущаете magnetismo?[48]
Софию его болтовня не только утомляла, но и раздражала.
– Мессир, я ощущаю много чего. И прежде всего тошноту.
Эцио испытывал ощущение дежавю. Пора было действовать!
– София, этот человек вам докучает? – спросил он, подходя к ним.
Дуччо, возмущенный, что ему помешали, повернулся к ассасину:
– Прошу прощения, мессир, но мы с этой госпожой…
Он не договорил, узнав Эцио.
– Il diavolo во плоти! – Левая рука Дуччо невольно потянулась к правой. – Не подходи ко мне!
– Дуччо! Какая приятная встреча!
Довици молча попятился назад, споткнувшись о булыжник мостовой.
– Бегите, buona donna! – крикнул он Софии. – Бегите отсюда со всех ног!
Но побежал он сам, поспешив затеряться в толпе. Эцио и София смотрели ему вслед. Возникла неловкая пауза.
– Кто это был? – наконец спросила женщина.
– Шелудивый пес, – ответил ассасин. – В юности он был помолвлен с моей сестрой.
– И что произошло?
– А его cazzo[49] был помолвлен еще с шестью.
– Вы выражаетесь очень откровенно.
София была несколько удивлена, услышав из уст Эцио столь грубое слово, но не рассердилась.
– Простите меня, – пробормотал ассасин. – Что привело вас в гавань? – спросил он после недолгой паузы.
– Я пришла сюда за посылкой. Но местные чиновники утверждают, что корабельные бумаги не в порядке. Вот и я жду.
Гавань тщательно охранялась. Эцио окинул взглядом причалы и строения, прикидывая, где может находиться таможня.
– Какая это скука – ждать, – продолжала София. – Так я могу потерять здесь целый день.
– Попробую вам помочь, – сказал Эцио. – Я знаю несколько способов обхода правил.
– Неужели? Должна признаться, меня восхищает ваша самоуверенность.
– Оставьте таможню мне. Встретимся в вашей лавке.
– Ну что ж… – София полезла в сумку. – Вот бумаги. Посылка весьма ценная. Если вам удастся ее получить, обращайтесь с ней как можно более осторожно.
– Непременно.
– Спасибо вам. До встречи.
София одарила Эцио улыбкой и поспешила обратно в лавку.
Эцио проводил ее взглядом, затем направился к большому деревянному зданию, в котором помещалась таможня. Внутри почти во всю длину тянулся прилавок. По другую сторону располагались ряды полок со всевозможными ящиками и пакетами. Почти у самого прилавка, на одной из нижних полок, Эцио заметил круглый деревянный футляр, в каких обычно перевозили карты. К футляру был прикреплен ярлык с надписью крупными буквами: «СОФИЯ САРТОР».
