Оливер Боуден - Assassins Creed. Откровения
– Посмотрим, что можно сделать. Надо как-то пристроить тебя к итальянским музыкантам. На турка ты, при всем к тебе уважении, никак не похож.
Незадолго до сумерек Эцио, Юсуф и несколько выбранных рафиком ассасинов собрались возле главных ворот. Все были одеты надлежащим образом.
– Ну и как тебе твой наряд? – спросил Юсуф. – Нравится?
– Вполне. Вот только рукава тесноваты. Я не сумел спрятать под ними клинок.
– Никто не играет на лютне со свободными рукавами. Ведь ты сам захотел быть лютнистом, помнишь?
– Помню.
– Достаточно того, что мы вооружены. Ты находишь цели и указываешь их нам. Остальное – наша забота. Держи свою лютню.
Юсуф взял из рук одного из помощников изящную лютню и протянул Эцио. Ассасин осторожно взял аккорд.
– Аллах мне свидетель, я думал, ты умеешь с ней обращаться! – воскликнул Юсуф.
– Я давно не играл.
– Скажи честно, ты вообще учился играть на лютне?
– В молодости усвоил несколько аккордов.
– Неужели ты когда-то был молодым?
– Давным-давно.
Юсуф покосился на свой желто-зеленый атласный костюм.
– Чувствую себя в нем нелепо. Да и выгляжу наверняка ничуть не лучше!
– Ты выглядишь так, как и остальные музыканты… Поторопимся. Оркестр уже собрался.
Они прошли туда, где взад-вперед бродили итальянские музыканты, нетерпеливо ждущие, когда их пропустят во дворец. Юсуф и его люди явились с турецкими инструментами: танбурами[29], удами[30], канунами[31] и кудюмами[32], на которых они умели сносно играть. Их во дворец провели через боковой вход.
Эцио был рад снова оказаться среди соотечественников. Он сразу же принял участие в общей беседе.
– Вы из Флоренции? Добро пожаловать! Сегодня мы славно поиграем, – сказал ему один из музыкантов.
– Славно поиграем? Здесь? – насмешливо переспросил другой, с виолой в руках. – Франция – вот где надо играть! Французы собирают лучших музыкантов. Я там был полгода назад и слышал потрясающий хорал Жоскена[33] «Qui Habitat»[34]. Красивее этого хорала я никогда ничего не слыхал. Эцио, а вы знакомы с творчеством Жоскена?
– Немного, – ответил Эцио.
– Жоскен – настоящее сокровище, – сказал первый музыкант, игравший на сакбуте[35]. – Едва ли кто из итальянцев сравнится с ним по таланту.
– А вы, Эцио, стало быть, лютнист, – сказал ему человек с кифарой. – Я вот недавно делал опыты с нетрадиционной настройкой. Столько новых находок. К примеру, я настраивал свою четвертую струну на ля минор третьей. Получается очень холодный звук. Кстати, вы захватили запасные струны? Я за этот месяц штук шесть порвал.
– Мне музыка Жоскена кажется чем-то похожей на… умозрительные опыты со звуками, – подхватил музыкант, игравший на цитре. – Я уверен: так называемая полифония никогда не приживется.
Исполнитель на кифаре пропустил эту реплику мимо ушей.
– Пока мы в Турции, я хотел бы освоить несколько восточных способов настройки.
– Замечательная мысль! Должен сказать, Константинополь – благодатный город для музыкантов. И слушатели здесь очень благожелательные. Не то что в Вероне. Нынче там улицу перейти невозможно без того, чтобы тебя не ограбили, – сказал игрок на шалмее[36].
– Когда же нас пропустят во дворец? – спросил Эцио.
– Думаю, что очень скоро, – ответил играющий на цитре. – Смотрите, уже и ворота открыли.
Играющий на виоле тронул струны своего инструмента, вслушался и остался доволен.
– Сегодня прекрасный вечер для музыки. Правда, Эцио?
– Надеюсь, – сдержанно ответил ассасин.
Они подошли к воротам. Там стояли должностные лица, ведавшие допуском гостей.
Эцио не повезло: один из чиновников загородил ему вход.
– Сыграйте нам что-нибудь, – попросил турок. – Мне нравится звучание лютни.
Эцио мог лишь беспомощно смотреть в спины других музыкантов.
– Perdonate, buon signore[37], но я из числа итальянских музыкантов, приглашенных для увеселения принца Сулеймана. Нам велели не опаздывать.
– Любой старый gerzek[38] может взять лютню и назваться музыкантом. Тех итальянцев мы уже видели, а вас видим впервые. Так что извольте нам сыграть.
Глотнув воздуха, Эцио стал наигрывать нехитрую балладу, которую играл в далекой юности, когда еще были живы отец и братья.
– Простите меня, но это… ужасно, – поморщился турок. – Или это и есть ваша новомодная европейская музыка?
– С таким успехом вы могли бы играть на стиральной доске, – подхватил другой чиновник, удивленно глядя на Эцио. – Первый раз слышу, чтобы так терзали струны.
– Мяуканье умирающей кошки, – съязвил третий.
– Я не привык играть перед входными дверями, – хмуро бросил им Эцио, изображая рассерженный талант. – Мне нужно время настроить инструмент.
– Ну так ведь мы вам и даем шанс настроиться.
Эцио собрал всю свою волю и снова заиграл. Начальные такты вышли сбивчивыми, но, к счастью, он вспомнил достаточно простую старую пьесу, сочиненную еще в позапрошлом веке известным композитором Ландини. Ее он исполнил с душой, и в конце турки даже зааплодировали.
– Pekala[39], – одобрил остановивший его чиновник. – Проходите. И не утомляйте гостей этой вашей… новомодной музыкой.
Эцио оказался в необычайно людном внутреннем дворе, частично покрытом мрамором. Повсюду сияли огни. В глазах пестрило. Нагибаясь под ветвями тамаринда, Эцио шел дальше и внимательно приглядывался к гостям, которые важно прогуливались по двору. Среди них бесшумно двигались слуги, чьи подносы были уставлены сластями и прохладительными напитками. В числе приглашенных было немало турецкой знати. Помимо них, здесь собрались дипломаты, известные художники и влиятельные торговцы из Италии, Сербии, Пелопоннеса, Персии и Армении. Попробуй в такой толпе высмотреть византийских тамплиеров!
Эцио решил, что ему лучше всего присоединиться к итальянским музыкантам, с которыми он успел познакомиться. Но не сразу. Пока время позволяло, нужно понаблюдать за гостями.
Однако дворцовая стража не дремала, и очень скоро к нему подошел один из караульных.
– Господин, вы заблудились?
– Нет.
– Вижу, вы музыкант. Так идите к своим. Вам платят за музыку, а не за то, чтобы глазеть по сторонам!
Слова караульного разозлили Эцио, но он сдержался – рисковать нельзя. Неожиданно рядом появились четверо богато одетых турок и четыре ослепительно-красивые турчанки. Местная знать.
– Сыграйте нам что-нибудь, – попросили гости, окружив Эцио.
Он вновь заиграл пьесу Ландини, а затем исполнил еще несколько вещей этого композитора, моля Бога, чтобы его слушателям они не показались слишком старомодными. Удивительно, но турки были заворожены его игрой. Уверенность Эцио возрастала, что благотворно сказывалось на его исполнительских качествах. Под конец он даже позволил себе немного сымпровизировать и спеть.
– Pek güzel[40], – восторженно произнес один из мужчин.
– Да, такая прелесть, – вздохнула его спутница, в чьих бездонных фиалковых глазах Эцио был бы не прочь утонуть.
– Однако… школа игры… оставляет желать лучшего, – сказал второй мужчина.
– Мурад, ты хоть здесь не будь занудой. Школа игры! Зато какая искренность! Это главное.
– Игра этого господина по красоте может сравниться с его одеждой, – сказала вторая женщина, поедая Эцио глазами.
– А звуки прекрасны, как весенний дождь, – прощебетала третья.
– В общем-то, итальянская лютня по красоте не уступает нашему уду, – заключил Мурад, отводя свою спутницу от Эцио. – Увы, нас ждут друзья.
– Tesekkür ederim[41], эфендим, – уходя, проворковали женщины.
Репутация Эцио в глазах караульных сразу выросла, и они потеряли к нему интерес. Ассасин поспешил разыскать Юсуфа.
– Превосходно, Наставник, – улыбнулся Юсуф. – Только нас не должны видеть вместе. Это может вызвать подозрения. Здешний двор считается общим. Постарайся попасть во второй, внутренний. Я тоже туда подойду.
– Спасибо за подсказку. И что нас ждет там?
– Внутренний круг. Свита принца. Если посчастливится, увидим и самого Сулеймана. Но держи ухо востро, Наставник. Опасности могут подстерегать и там.
30
Гостей во втором дворе было гораздо меньше. Разговоры велись вполголоса, без всплесков смеха. Угощения и напитки отличались большей изысканностью. Утонченнее были и выставленные картины, и звучавшая музыка.
Эцио и Юсуф оставались в тени, наблюдая за гостями.
– Что-то я не вижу принца Сулеймана, – посетовал Эцио.
– Терпение, – улыбнулся Юсуф.
Музыка сменилась звуками фанфар. Все гости повернулись к дальней стене двора, увешанной дорогими шпалерами. Глаза собравшихся смотрели на двери. Пол перед ними был устлан шелковыми исфаханскими коврами, стоившими баснословных денег. Вскоре двери распахнулись, и оттуда вышли несколько человек. Впереди двигались двое: мужчина и юноша. Они оба были в белых шелковых одеждах и белых чалмах. В чалме мужчины сверкали изумруды. Чалма юноши переливалась бриллиантами. Эцио мгновенно его узнал.
