Андрей Ливадный - Спираль
Он вскрикнул, судорожно переворачиваясь на спину. В руке уже была зажата последняя граната. Во рту появился солоноватый привкус крови… и тут он впервые испытал это нереальное чувство…
Что-то, видимо, необратимо нарушилось в его голове из-за многократных контузий. Он инстинктивно сжался в комок, ожидая хрусткого, болезненного удара рвущих тело пуль, но избыточный, предсмертный выброс адреналина в кровь внезапно превратил окружающий его мир в медленно изменяющийся стоп-кадр…
В первое мгновение эта перемена ошеломила Антона.
Справа от него на глазах вырастал десятиметровый султанчик бетонной пыли, слева протянулась цепочка из пяти таких же, но уже опадающих белесых всплесков, зрение было размытым, предметы теряли свои очертания, превращаясь в расплавленные контуры, он сам двигался так же медленно, как весь окружающий мир, но мысли…
Его контуженного разума не коснулось замедление реальности.
Б… у… м…
Это был удар сердца. Звук растянут, словно замедленное, хрипяще-тянущее воспроизведение на неисправном магнитофоне, Антон прожил его, как целый отрезок жизни, успев поразиться нереальной медлительности ощущений, потом его сознание переключилось на черный провал открывшегося десантного люка, огонек, мерцающий в нем… и рука с гранатой медленно поползла вперед, продавливаясь сквозь загустевший воздух… пальцы разжались, отпуская в полет глянцевито-черный, одетый в рифленую рубашку шарик гранаты: она прочертила в воздухе размытую дугу и канула в темном чреве БПМ…
Взрыв грянул, вернув не только привычную скорость событий, но и слух. Адский грохот, слепящее пламя, вырвавшееся из нутра планетарной машины через оба люка, трескучий раскат детонирующих внутри БПМ боеприпасов, и башня с двумя стволами спаренного орудия, оторвавшись от корпуса, плавно подлетела вверх, переворачиваясь в раскаленном воздухе. Взрывная волна ударила в грудь Антона, опрокинула навзничь, швырнула его на обломки бетона…
Еще одна контузия… Какая по счету?.. Боль, располосовавшая бок, заставила онеметь половину тела. Полынин понял, что ранен, но эта мысль опять прошла стороной.
Он лежал на дымящейся груде щебня, уже не человек, но еще не труп… Лицо Антона, покрытое копотью, искаженное гримасой боли, выражало не радость победы, а лишь страдание… Он уже был вне игры, но у него не осталось шанса по своей воле полностью уйти, исчезнуть из этого адского мира, захлопнув за собой дверь…
Чернота навалилась на него, вязкая, как смола, обветренные, искусанные, распухшие губы еще жадно хватали горячий воздух, а разум проваливался в опустошенную черноту, словно та вспышка, предшествующая броску гранаты, выжрала из организма все силы, сожгла последний неприкосновенный запас его клеток, и теперь нервная система могла сделать только одно: включить последний, крайний механизм самозащиты — кому.
* * *Аллор.
Квартира Полынина.
Он провалялся в госпитале почти год.
Реальной памяти о том, кто и как вытащил его с Хабора, у Полынина не было, в сознании сохранились лишь клочки воспоминаний, оставшиеся от тех последних минут… Или, может, часов?.. Подорванная планетарная машина ганианцев часто навещала его в бреду, особенно в госпитале… Он видел ее почерневшую корму, развороченные жалюзи, под ними открытый люк и свесившееся из него тело, порванное осколками. Особенно ярко запомнился затылок мертвого ганианца, обмотанный дымящейся, тлеющей тряпкой… а на фоне этого зловещего силуэта тут же вспоминалось свое собственное ощущение полнейшей беспомощности перед надвигающейся судьбой… Еще память выталкивала из своих глубин кучу бетонного гравия, дым, сочащийся из-под нее, кровь, сначала обильно заливавшую простреленный бок, и боль, которая временами парализовывала половину тела, пресекая его слабые потуги уползти куда-нибудь, и все это, в субъективном восприятии Антона, длилось вечность…
На самом деле посттравматическая память Полынина хранила в себе от силы пару минут сознательных мучений, после которых наступила спасительная чернота…
Погасив его сознание на Хаборе, она окончилась лишь много месяцев спустя, в реанимационном отсеке космического госпиталя, базировавшегося на орбитах Форта Стеллар — центральной военной базы Конфедерации Солнц…
…Очнувшись, оттолкнув воспоминания, Антон почувствовал, что опять начинает сползать в эту пропасть. Мышцы напряглись и дрожали, во рту появилась сухость, сквозь которую пробивался солоноватый вкус крови.
При выписке из госпиталя ему сказали, что мозг после пяти контузий может повести себя совершенно непредсказуемо. Антону сулили провалы в памяти, необоснованные вспышки ярости и прочее, прочее, а он просто запер на замок определенный сорт воспоминаний и не выпускал их оттуда. Все. Нет этого прошлого и никогда не было…
«Хрен там! Никуда оно не делось».
Он налил себе коньяку, выпил, опять ощутив тот же эффект: словно рядом хлопнул несильный взрыв имитационной гранаты. Сознание оглохло, затормозилось на несколько секунд, а потом все резко вернулось на круги своя — никакого опьянения, лишь сухая горечь во рту, перебившая вкус крови.
И то ладно…
Антон вернулся за стол, попутно с раздражением отметив, что РИГМА по-прежнему пашет свои жесткие диски. Было очень похоже на то, что домашний сетевой терминал все-таки словил вирус, от которого никак не может избавиться.
Вспомнив о поломке реанимационного компьютера «Скорой помощи», Антон решил, что хватит глючить, пора заняться делом, тем более до рассвета оставалось всего два часа, а на десять у него назначена техническая проверка корабля перед предстоящим внеплановым вылетом в Рукав Пустоты.
Если бы не вырвавшиеся из закоулков памяти воспоминания о Хаборе да упоминание о Паше, плюнул бы он на все это дело и продолжал жить своей, ставшей уже привычной жизнью: рискуя в разумных пределах, получая нормальные деньги за этот риск и не переступая собственных моральных норм. Он никого не грабил, не убивал и не насиловал, а что до нарушения административных и этих мифических «научно-археологических» установлений, так он в Рукаве Пустоты еще не встретил ни одного «очкарика» из института археологии космоса — там, среди дикого и непредсказуемого коловращения сорвавшихся со своих исконных орбит планетарных масс, встречались лишь такие, как он, — отморозки с контуженной башкой… Другие туда попросту боялись соваться…
Размышляя таким образом, он смотрел на четыре предмета, разложенные на рабочем столе: карманный компьютер, который передала ему Сара Клеймон, урну с ее прахом и два кристаллодиска, в недавнем прошлом составлявших постоянное запоминающее устройство реанимационного компьютера флайера «Скорой помощи».
С чего начать?
Он протянул руку, взял урну с прахом, аккуратно отвинтил крышку и высыпал содержимое на заранее приготовленный полиэтиленовый пакет.
В комнате сразу неприятно запахло жженой костью.
Антон не был брезглив. Он стал разгребать кучку праха, пока под пальцы не попал твердый предмет. Вытащив его, он убедился, что это именно то, на что он рассчитывал: височный имплант, который, вопреки всему, не сгорел и не расплавился в адской топке крематория.
Еще в морге Антон заметил, что устройство, вживленное в височную область черепа Сары Клеймон, резко отличается от современных образцов как по своей форме, так и по материалу, из которого оно было исполнено. Этот факт, вкупе с обнаружившимся «криогенным старением» покойной, как раз и навел его на твердое убеждение, что миссис Клеймон никак не могла быть матерью Павла Сытникова, а значит, лгала ему.
Ссыпав прах назад в урну, он прошел в ванную комнату, где промыл найденную деталь под струей горячей воды, потом решил пожертвовать недавно приобретенной новой зубной щеткой и прошелся ею по поверхности импланта, снимая темный налет окалины, пока не проявились те самые мелкие буквы, что привлекли его внимание в морге.
Насухо вытерев очищенную деталь, он вернулся к рабочему столу.
Было пять часов утра. Он обратил внимание на этот факт из-за шума, который доносился с лестничной площадки. На этаже располагалось двадцать квартир, двери которых выходили в квадратный холл с обставленной искусственными цветами лифтовой шахтой посередине. Кому из соседей пришло в голову бузить в столь ранний час, Полынин не знал. Он просто удивился этому шуму, так как подобные эксцессы случались крайне редко.
Их дом располагался в дорогом, престижном районе города, и категория жильцов подобралась соответствующая: тихие, уважающие покой благополучные семьи…
Укладывая очищенный имплант в объемный компьютерный сканер, Антон усмехнулся собственным мыслям. Черт его знает, что за «благополучие» кроется за стенами соседней квартиры… Жизненный опыт говорил как раз об обратном: чужая душа — потемки, и ничего нельзя утверждать наверняка. Если из-за смежной с соседями стены доносятся приглушенные звуки Моцарта, это еще не значит, что тучный розовощекий мужчина, поселившийся там несколько месяцев назад, просто музицирует, а не затеняет фоном бессмертной классической музыки какое-нибудь непотребство, типа избиения жены или стонов снятой на ночь малолетки…
