Зимние интриги - Алекс Хай

Когда дверь, наконец, открылась, и в комнату вошли княгиня и Заболоцкий, я заметил, что женщина выглядела взволнованной.

— Что вы увидели? — метнулась к ней Шереметева.

Лионелла Андреевна аккуратно сняла халат и стянула с головы шапочку.

— Вы были правы, ваше превосходительство. Я нашла следы вмешательства в его психоэфирную матрицу и сознание. Работа тонкая и профессиональная. Это делал кто-то с рангом не ниже Сапфирового… Полагаю, в вашем Спецкорпусе завелась крыса.

Глава 2

Высокие потолки кабинета майора Заболоцкого нависли над нами, а в воздухе резко усилилось напряжение.

Шереметева откашлялась.

— Лионелла Андреевна, это серьезное заявление. Вы уверены, что не ошиблись?

Княгиня Юсупова покачала головой.

— Ваше превосходительство, след от подобного воздействия… весьма характерный. Хотя, разумеется, работа проделана очень искусно и тонко. Я готова поклясться, что мне не показалось.

Мы с Шереметевой переглянулись. Выходит, она была права в своих подозрениях.

— Что именно вы увидели, когда осматривали Боде? — спросила она. — Это важно для понимания всей картины. Я должна иметь веские основания, чтобы запрашивать более детальное расследование.

Юсупова, едва заметно нахмурив идеальные брови, перевела взгляд с Шереметевой на меня. Её голос, как всегда, спокойный и приветливый, прозвучал отчётливо:

— Это было прямое ментальное вмешательство. Я заметила следы манипуляции сознанием — кто-то изменил или попытался изменить память и мысли вашего адъютанта. Точнее сказать сложно. Увы, в этом беда психоэфирных воздействий — мы не можем прочесть сознание другого человека. Всё, что остаётся — это тонкий налёт чужого воздействия, как затёртый почерк на листе бумаги…

Я нахмурился. Это были одновременно и хорошие, и плохие новости. Хорошие — потому что Михаил Боде, скорее всего, действительно не виноват. Плохие — потому что отследить источник подобного вмешательства будет чрезвычайно сложно. Я вздохнул, чтобы собрать мысли, прежде чем спросить:

— Благодарю, ваше сиятельство. Как долго будет держаться след от ментального воздействия?

Княгиня неуверенно пожала плечами.

— Работа ювелирная… Полагаю, еще неделю, не больше. После этого останутся лишь микрошрамы на сознании, если так позволено выразиться. А вскоре психоэфирный фон выровняется, и определить следы воздействия будет практически невозможно…

— Значит, у нас мало времени, — отозвался я и покосился на Шереметеву. — Нужно действовать быстро.

— Боюсь, что так, Алексей Иоаннович, — кивнула Юсупова.

— Насколько мне известно, подобные вмешательства нельзя осуществить с расстояния. Только непосредственный контакт. Так, Лионелла Андреевна?

— Именно так, ваше превосходительство. Нужно пробить природную и поставленную ментальные защиты, а это нельзя сделать дистанционно. Кроме того, воздействие на сознание строго регламентируется законом. Его запрещено применять вне боя и условий, когда магу угрожает опасность.

Шереметева мрачно усмехнулась.

— Только проверить это, в отличие от боевых заклинаний, чаще всего невозможно.

— Уважающий себя маг не станет рисковать своей репутацией! — почти оскорбилась матушка Иды. — Психоэфирное воздействие — самая опасная и жёстко регулируемая область магии. Вмешательство в сознание человека и подавление его воли недопустимо! За такое полагается суровое наказание.

Я опустил глаза на свои перчатки, обдумывая услышанное. Искусство психоэфира требовало огромной концентрации, значительного резерва эфира и выдающихся навыков.

Только маги с потенциалом выше Рубинового могли освоить эту область. Она была настолько сложной и опасной, что проще было перечислить, какие её заклинания хоть как-то разрешены, чем те, что строго запрещены. Да и сами таланты к психоэфирной магии встречались крайне редко.

И даже если встречались, мало кто решался их афишировать, чтобы не привлекать к себе внимание «Четверки». В этом плане Лионелла Юсупова была скорее исключением.

— С одной стороны, — медленно произнёс я, — это сужает круг подозреваемых. Магов такого уровня в Спецкорпусе немного, особенно среди тех, с кем Боде пересекался в тот день. С другой стороны, мало кто афиширует свои способности в этой области. Маг, который воздействовал на Михаила, мог держать свои навыки в тайне. Но он точно был высокого ранга.

Княгиня Юсупова кивнула, задумчиво теребя в руках сумочку.

— Так или иначе, я сделала всё, что могла, господа. Боюсь, сейчас мне нужно вас покинуть. Сегодня Рождественский сочельник, и у меня дома полным ходом идут приготовления. Я должна проконтролировать процесс.

— Конечно, ваше сиятельство, — рассеянно кивнула Шереметева.

— Благодарю за помощь, — я поцеловал руку княгини, и та одарила меня лучезарной улыбкой.

— Надеюсь, вы найдете время посетить нас в Рождественские каникулы, Алексей Иоаннович.

— Непременно.

Её прощальная улыбка была чуть усталой, но всё же искренней. Юсупова направилась к выходу. После того как княгиня исчезла из виду, Шереметева повернулась ко мне:

— Что скажете, Алексей Иоаннович?

— Скажу, что теперь у нас больше вопросов, чем ответов, — ответил я, глядя вслед удаляющейся княгине. — Но заключение ее сиятельства ценнее, чем мы могли рассчитывать.

— Да, — кивнула Шереметева, пристально глядя в окно, за которым мягко кружились снежинки. — Но круг подозреваемых слишком широк. Нужно его сузить. А времени мало.

Шереметева обернулась ко мне. В её глазах читалась усталость, смешанная с тревогой. Я видел эту женщину в самых разных ситуациях, но такой — напряжённой и настороженной — она была редко.

— Подбросить вас до дома, Николаев? — спросила она, отрывисто кивнув в сторону лестницы.

— Был бы признателен, — ответил я. — Но домой мне не нужно. Если вас не затруднит, мне нужно попасть на Большую Морскую. Там есть одно неотложное дело.

— Забыли купить подарок? — криво улыбнулась начальница.

— Так и не смог выбрать подходящий в каталоге. Решил заехать и оценить все лично.

Мы вышли на улицу, где зима царила во всей своей красе. Воздух был свежим, мороз слегка пощипывал кожу, а улицы Петербурга украшали сверкающие гирлянды и праздничные декорации. Повсюду мерцали огоньки, придавая городу почти сказочный вид.

На обочине стоял внушительный армейский внедорожник, чёрный и массивный, как боевой медведь. Собственно, медведем он и был. Эту модель прозвали «шатуном».

— Казенный или ваш личный? — спросил я, заметив, когда Шереметева села за руль этого монстра.

— Личный, — коротко ответила она, заводя двигатель, который с рыком пробудился от зимней спячки. — Привыкла ездить на таких еще с Персидского конфликта. Тогда такие машины были незаменимы.

Вопреки грозному и брутальному виду, внутри внедорожник оказался вполне комфортным. Я устроился на переднем пассажирском сидении, а Шереметева завела мотор и включила