Мракоборец 1 - Александр Лиманский
Мотоцикл.
Вспомнился старый, допотопный мотоцикл. С кривыми ручками, глушителем, обмотанным какой-то проволокой, и облезшей краской.
— Больше похоже на шутку, но ладно, — пробормотал я вслух, скривив лицо.
Парень явно был из тех, кто любил технику, но держал её больше на энтузиазме, чем на уходе. Воспоминания чётко указывали, что этот шедевр техники стоит где‑то неподалёку от лачуги.
Двор выглядел таким же запущенным, как и его хозяйка. В углу, за кучей полусгнивших досок, я заметил его — полу-ржавый, покрытый грязью, но всё ещё узнаваемый силуэт.
Мотоцикл выглядел ещё хуже, чем в воспоминаниях. Ржавчина покрывала раму, цепь свисала с колеса, будто устала держаться, а седло было изрядно порвано.
— Да на нём ехать — это как играть с судьбой, — горько усмехнулся я.
Подойдя ближе, я увидел ключ в замке зажигания. Судя по состоянию, этот агрегат мог застрять на каждом втором метре, но у меня не было времени искать что‑то лучше.
Я сел на мотоцикл, повернул ключ и резко ударил ногой по ножному стартеру. Ничего. Попробовал ещё раз — тишина.
— Ну, конечно, — вздохнул я. — Наверное, уже и как заводиться забыл.
Поднявшись, я осмотрел двигатель. Затем я подал немного эфира через «Орн», надеясь, что это хоть немного оживит машину.
— Давай, родной, не позорь Данилку, — пробормотал я, снова ударяя по ножке.
На этот раз двигатель хрипнул, кашлянул и издал громкий, разъярённый рёв.
— Вот так‑то лучше, — усмехнулся я, почувствовав, как мотоцикл затрясся подо мной.
Я вцепился в руль и дал немного газа. Транспорт рывком сдвинулся с места, чуть не сбросив меня, и послушно поехал.
— Ладно, — сказал я себе, выруливая на тропу. — Если ты пережил переселение души, то переживёшь и поездку на этом чуде инженерной мысли. Только вперёд. Деревня ждёт.
Путь был не таким уж и близким, поэтому чтобы себя занять, я начал копаться в памяти реципиента.
Родителей и родственников у меня не было. В общем-то, никто и вспомнить не мог, каким образом я появился в этой деревне ещё младенцем. Говорят, что подбросили — но кто, где и когда осталось тайной, покрытой мраком.
Первое время я жил у старого слепого ткача, но, когда мне исполнилось шесть лет, тот скоропостижно скончался, а из его дома меня выгнали, отправив влачить жалкое существование в… собачью конуру.
Нет, она, конечно, была огорожена вольером, но, чтобы хоть как‑то согреться зимой, приходилось спать вместе с псом, который носил неуместную для его огромных размеров кличку — Дружок.
Семья, которая пустила меня в конуру, особенной добротой не отличалась. У неё и так было семь детей, которых они кормили с трудом, и когда очередной ребёнок умирал от какой-нибудь болезни, глава семейства Семён Фёдорович, облегчённо выдыхал.
Приютили меня по указу старосты, а не из благородных побуждений. О причинах этого история умалчивала. Но кто‑то где‑то когда-то сказал, мол староста так решил, потому что: «У Рябининых дети мрут как мухи, авось и этому не повезёт!».
Но Даниил Градов оказался чертовски силён и вынослив. Он как будто выжил всем вопреки, с каждым днём всё, больше закаляя свой характер, борясь с Дружком за лишнюю кость, которую со своего стола бросал хозяин.
И да, фамилию я носил старого ткача. Как обозвали сначала, так и повелось. Никто ничего менять уже не стал.
Здесь надо сказать, что семья Рябининых сама жила впроголодь. Впрочем, как и вся остальная деревня. Еды катастрофически не хватало, потому что единственная прямая дорога шла через лес. А когда его заселили монстры, которые стали убивать «всяк проходящего» и «выворачивать наизнанку» проезжающие автомобили, деревню отрезали от остального мира.
Она стояла на удалении и, чтобы привезти продовольствие, использовали вертолёт. А это оказалось дорогим удовольствием, поэтому поставки сократились практически до нуля.
И никто не спешил их увеличивать. Потому что у местного барона, которому принадлежала эта деревня, попросту не было на это ресурсов. Посылать вертолёт на Суземки (так называлась деревня) чаще он просто физически не мог.
Барон пытался присылать группы зачистки монстров, но они канули в лету вслед за теми бедолагами, которые попадали в этот лес. А Империя не спешила помогать барону, владеющему столь отдалёнными землями. Это была его земля, ему и разбираться. У государства было и так масса проблем.
В возрасте тринадцати лет, Даниил сбежал из деревни. Его сманила старуха-ведьма. Зачем он ей был нужен оставалось загадкой. Она велела называть себя Авдотьей и часто пропадала. Бывало, что не появлялась в доме месяцами, но Даниил не переживал по этому поводу.
По сравнению с собачьей конурой, теперь он жил в раю. В отсутствие ведьмы сам следил за хозяйством — небольшой огород и куры с кроликами. Она научила его читать и писать. А потом…
Что случилось потом, он так и не понял. В памяти ничего такого не было. Но судя по некоторым отрывкам, я догадывался, что она, так же как и я, пыталась провести ритуал по переселению душ.
Получалось, что она хотела призвать меня. И всячески стремилась к этому. Только вот для чего?
Всё это я почерпнул из памяти реципиента. Урывками и большими кусками, но в целом картина мне была ясна. Из неё я понял, что этот мир сильно похож на мой.
А значит, монстры, которые заполонили лес, могли иметь вполне естественную и очень знакомую мне природу.
Покопавшись в памяти ещё, я вспомнил тётю Дуню, которая рассказывала маленькому Дане, как едва выжила, после похода в лес. Собственно, по её словам, она была единственной, кто вернулась из леса живой. За каким чёртом она туда попёрлась, в её рассказе не упоминалось. Но то, что она увидела, как дерево ожило и начало с ней разговаривать, подтвердило мои догадки.
То был обычный Кронобес. И уничтожить его для меня не составило бы большого труда.
Только вот деревенские жители заранее вызывали у меня лишь отвращения. Хотя бы за то, что они всё это время делали с Даней.
Понятно, что голодали, но человечность же можно сохранять.
Дорога, усыпанная щебнем, вывела меня на окраину деревни. Мотоцикл тяжело пробирался по грязным колеям, но запахи, которые я улавливал, полностью отвлекли меня от неудобств. Воздух пропитался чем‑то знакомым, до боли в груди: вонь сырости, перегнивших досок и домашнего скота. Этот букет запахов врезался в память ещё с детства в память реципиента.
Я не был здесь шесть лет. Но деревня словно замерла во времени. Всё вокруг будто
