Грешный маг - Дарья Палдовская
– Поторопимся, – сказал Лихтэрд. – Это в центре города.
Тень ощутила, что затевалось что-то нехорошее, но она не имела право голоса. Она была всего лишь тень.
***
Городом это место можно было назвать лишь с большой натяжкой – так, захирелая деревня, хоть каменные дома и шептали о пропитавшей их кирпичи древней истории.
Скромная делегация из трех человек стояла перед святилищем, почти полностью погруженным в землю – снаружи был виден лишь поеденный временем и невзгодами вход, который чуть рябил от магии, защищавшей его от посторонних. Храм был окружен пустырем, словно больной проказой – другие дома чурались приближаться к нему, в страхе прижимаясь друг к другу. С этого места, как и почти с любой земли, было видно ведущую в небеса гору, чью вершину украшал сияющий во тьме Капитолий – место, где обитал бог.
Если верить старцам, когда-то небо было не фиолетовым, но ярко-голубым, как алмаз, и на нем днем светил белый шар, который звали «солнце». Ребенком, Салкард втайне мечтал его увидеть. Говорили, что оно, это «солнце», было жарким, но свет его был ласков.
Беглец опустил взгляд обратно на святилище. Юный Охрид достал из кармана печать и поднес ее к порогу – барьер спал. Ржавая пасть вела вниз. И зубы ее норовили сомкнуться.
– Все хорошо? – позвал Лихтэрд.
Тень заволновалась. Она чувствовала желание мага послать все возможные выгоды к бесам, запихнуть церковника с алькальдом в глотку железного монстра, завалить за ними вход и вернуться к первоначальной затее отсидеться в Огненных Землях, пока суматоха в Капитолии не стихнет. На плечо Салкарда опустилась тяжелая рука Бедивера. Тот появился так внезапно, будто услышал чужие мысли.
– Вы не говорили, что нужно будет спускаться в подземелье, – сказал Салкард.
– Это ненадолго, – спокойно заверил алькальд, сжав чужое плечо и мотнув светильником в другой руке в сторону храма. – Вы не любите подземелья?
– Немного.
– Поте́рпите.
Ладонь алькальда надавила, заставляя мага первым спуститься на лестницу под давящие низкие своды храма. Проход был настолько узким, что приходилось одновременно нагибаться и идти боком, чтобы протиснуться вперед. Пламя светильника плясало на грубых стенах, красивших одежду мелом. Спустя вечность выйдя из каменной кишки, Салкард зашипел.
– Что случилось? – спросил Охрид, когда Бедивер затормозил и перегородил ему путь.
– Всего лишь трава, ваша Светлость, – ответил алькальд.
Салкард удержался, не став возражать, что «всего лишь трава» оставила дырки в его добротных сапогах. Облюбовавшие святилище железные цветы скалились острыми лепестками. Они перестукивались тяжелыми листьями, рождая перезвоном тихую песню. Ветра в святилище не было.
– Там должна быть тропа, – сказал Лихтэрд. – Мы пользовались ими в каждом из святилищ.
– Плохо видно, – сказал маг. – Не могу ее разглядеть.
– Подожди. Бедивер, отойдите.
Потомок Охридов выступил вперед провожатого и высоко поднял взятый у алькальда круглый светильник, внутри которого стрекотало контролируемое вырезанными на подложке знаками пламя. Под его светом выяснилось, что дорожка была и в самом деле недалеко – она была кропотливо вытоптана возжелавшими урвать себе силу и славу, будущими мирозорами. Железные цветы окружали ее с обеих сторон, но не только они.
По обе стороны тропинки застыли в танце сотни, если не тысячи механизмов. Медные куклы стояли в парах друг напротив друга, их искусственные руки лежали крест на крест на стылых грудях. Они были простыми, лишь схематичными изображениями людей. Наиболее человечным у них были одежда и белые маски, изображавшие счастливые лица парой штрихов туши, как это часто делали у покойников.
Лихтэрд уверенно направился вперед, ничуть не обращая внимания на безмолвных жителей святилища. Салкард скосил взгляд на все еще перекрывавшего лестницу наверх Бедивера, и последовал за церковником. Стены давили на мага, но лицо его ничего не выражало – он привычно играл роль, и все истинные чувства были одним движением заперты в крохотную, но очень тесную шкатулку на дне сознания.
Пространство храма было настолько огромным, что вполне могло охватывать не только весь город, но и его окрестности. На всем пути им встречались куклы, каждая из которых была уникальной, в особой маске и одежде, которые были выполнены с тошнотворной дотошностью. Среди них можно было заметить некоторых лишившихся пары, хотя таковых и было немного.
Чем дальше они шли, тем ярче наливались алые кулоны церковника и алькальда – им приходилось справляться с тлетворным влиянием арбора. Салкард был лишен этой защиты, хотя он бы и так ни за что не позволил надеть на себя кровь Бога-Ревнителя. Он справлялся тем, что сжимал в кармане корень костяного дерева – это отгоняло жар от тела и унимало мятущиеся мысли, но не могло унять распоясавшуюся тень, которая все чаще не совпадала с его движениями. Пока их спасала полутьма, рассеиваемая лишь светильником Лихтэрда, но подобные проказы были рискованными.
– Эти фрески считаются одними из самых древних, – дружелюбно поведал церковник, махнув рукой на стены. Их украшали едва различимые изображения деяний Первых Семи – богов, что собрали самый первый Круг Судеб, что и поныне диктовал волю Бога-Ревнителя народу.
– Хотя уже здесь не видно предателя-Безумца, – спокойно заметил Салкард. Его не очень волновали местные красоты – он старался не смотреть по сторонам, чтобы не вспоминать лишний раз, что они были под землей.
– О, а, это так. А вы весьма начитаны.
– Немногие о нем знают, – с подозрением добавил Бедивер. – Имя безумного бога запрещено вспоминать, как и говорить о нем самом – он предатель, и платой за его поступок вовек будет не только его казнь, но и забытье для потомков. Знания о нем есть только у алькальдов. И грешников.
Последнее слово алькальд особенно выделил. И без того волновавшаяся тень занервничала. Она заскользила к стражу, намереваясь причинить боль. Маг на нее наступил, остановив.
– Я люблю читать, – ответил Салкард с улыбкой. Это была чистая правда. – Я полагаю, мы пришли?
Тропа упиралась в украшенный бархатистыми драпировками сад серебряных виноградных лоз, купающихся в пробивающемся с потолка свете. Там, наверху, был выходивший наружу рваный круг, изукрашенный переплетающимися узорами, которые спускались до самой земли.
Лихтэрд провел пальцами по знакам светильника, убирая пламя. Затем, как послушный церковник, склонился перед чудом в поклоне и благородно протянул руку, чтобы сорвать лишь одну гроздь – как того и требовали каноны о нестяжательстве. Дело и вправду могло оказаться таким коротким и нехлопотным, как его рисовали.
Эту мысль Салкарду не позволил довести до конца скрип шестеренок. Все, абсолютно все куклы обернули свои маски к гостям святилища. На считанные мгновенья тишину нарушал лишь перезвон железных цветов, но вскоре стали двигаться и тела механизмов – они продолжили свой танец, в котором когда-то застыли, более никак
