Эми Тинтера - Ребут

Этот процесс был просто другой реакцией на вирус КДХ. Он убивал большинство людей, но на некоторых — молодых, сильных — вирус действовал по-другому. Даже те, кто умирал от чего-то другого, а не от вируса, могли стать ребутами, если болели КДХ хотя бы раз в жизни. Он перезапускал тело после смерти, возвращал его более сильным и мощным.

Но так же холодным и бесчувственным. Злая копия того, чем мы привыкли быть, как говорили люди. Большинство предпочитают умереть, чем стать одним из “счастливчиков”, которые восстали.

Охранники приказали новичкам сесть. Они все сделали быстро, видимо, им уже сообщили, что либо они выполняют приказы, либо получают пулю в мозг.

Охранники ушли, позволяя дверям захлопнуться, когда они поспешно вышли из столовой. Даже нашим закаленным стражам не нравилось находиться в присутствии такого количества ребутов сразу.

Тут же послышались смех и возня, но я уже повернулась к своему завтраку. Единственный новичок, к которому я проявлю какой-то интерес, станет моим следующим учеником, но нас не объединят в пары до завтра. Девяностым нравилось сразу ломать их всех. Учитывая скорость, с которой мы исцелялись, я не видела проблемы быть с новичками немного грубыми. Можно было начать закалять их уже сейчас.

Девяностые были сегодня шумнее обычного. Я положила последний кусок бекона в рот, когда крики возросли до раздражающей степени. Выбросив поднос в урну, я направилась к выходу.

Вспышка цвета промелькнула на белом полу, останавливаясь у моих ног с резким звуком. Это был новичок, упавший на скользкие плитки как игрушка. Я чуть было не наступила ему на голову и поставила свой ботинок на пол.

Кровь текла из его носа, а под глазом у парня образовался синяк. Его длинные, худые ноги растянулись на полу, а тонкая белая футболка облегала тело недокормленного бывшего человека.

Его коротко стриженные черные волосы гармонировали с глазами, такими темными, что я даже не смогла увидеть зрачков. Они, возможно, раньше были карими. Карие глаза часто принимали золотой оттенок свечения после смерти, но мне понравилась его чернота. Она сильно контрастировала с белой столовой и со свечением глаз других ребутов.

Никто не приближался к нему сейчас, когда он находился в моем пространстве, но кто-то заорал: “Двадцать два!” — и рассмеялся.

Двадцать два? Это не могло быть его номером. Я не видела ни одного номера до сорока уже несколько лет. Ну, была Тридцать семь в прошлом году, но она умерла в течение месяца.

Я пнула его руку своим ботинком, чтобы рассмотреть штрих-код. Каллум Рэйс. Двадцать два.

Я подняла брови. Он был мертвым только двадцать две минуты, прежде чем стал Ребутом. Парень был практическим человеком. Мой взгляд вернулся к его лицу, и я увидела улыбку, растянувшуюся на его губах. Почему он улыбался? Это было не самое подходящее время для улыбки.

— Привет, — сказал он, приподнимаясь на локтях. — По всей видимости, они зовут меня Двадцать два.

— Это твой номер, — ответила я.

Он улыбнулся шире. Я хотела сказать ему, чтобы он прекратил это.

— Я знаю. А твой?

Я закатала рукав и перевернула свою руку, чтобы показать цифру 178. Его глаза расширились, и я почувствовала прилив удовлетворения, когда его улыбка поблекла.

— Ты Сто семьдесят восемь? — спросил он, вскакивая на ноги.

Даже люди слышали обо мне.

— Да, — ответила я.

— В самом деле? — Его взгляд быстро скользнул по мне. Улыбка вернулась.

Я нахмурилась на его сомнения, и он засмеялся.

— Извини. Я думал, ты будешь… Не знаю. Выше?

— Я не могу контролировать свой рост, — сказала я, пытаясь приподняться еще на дюйм или два. Впрочем, это бы не помогло.

Он возвышался надо мной, и мне приходилось поднимать подбородок, чтобы смотреть ему в глаза.

Парень рассмеялся, хотя я понятия не имела над чем. Мой рост был забавен? Его смех был громким, искренним, разносившимся эхом по теперь уже притихшей столовой. Такому смеху не место здесь. Ему не место здесь, с этими полными губами, изогнувшимися в откровенном веселье.

Я обошла его, чтобы уйти, но он схватил меня за запястье. Несколько ребутов ахнули. Никто не прикасался ко мне

Они даже не подходили ко мне, за исключением Эвер.

— Я не увидел твоего имени, — сказал он, поворачивая мою руку так, чтобы было лучше видно, не обращая внимания на то, что это было странно. — Рэн, — прочитал он, отпуская меня. — Я Каллум. Приятно с тобой познакомиться.

Я нахмурилась и посмотрела на него через плечо, двигаясь к двери. Я не знала, каким было знакомство с ним, но “приятно” было не тем словом, которое я бы употребила.

День новичков был моим любимым. Когда я направлялась в спортзал с другими тренерами позже этим утром, в моей груди колыхалось возбуждение. Я почти улыбнулась.

Почти.

Новички сидели на блестящем деревянном полу в центре большой комнаты рядом с несколькими черными матами. Они отвернулись от инструктора, чтобы посмотреть на нас, их лица выражали страх. Похоже, никого еще не вырвало.

— Не смотрите на них, — рявкнул Мэнни Сто девятнадцать.

Он был ответственен за пререкания новичков в течение их первых дней здесь. Он занимался этим дольше, чем я тут находилась, и я думала, что это было связано с тем, что он не хотел пропускать и минуты возможности побыть тренером.

Все новички сосредоточили свое внимание на Мэнни, за исключением Двадцать два, который послал мне ту свою странную улыбку, прежде чем отвернуться.

Медицинский персонал КРРЧ выстроился у стены позади Мэнни, держа свои папки с зажимами и какое-то технологическое оборудование, которое я не могла определить. Сегодня их было четверо, трое мужчин и женщина, все одетые в свои обычные белые лабораторные халаты. Врачи и ученые всегда приходили понаблюдать за новичками. Позже, они будут забирать их вниз, на один из медицинских этажей, чтобы запирать их и тыкать иголками.

— Добро пожаловать в Розу, — сказал Мэнни, скрестив руки на груди и нахмурив брови так, как будто он пытался выглядеть угрожающе. Меня было не обмануть. Не сейчас, и не тогда, когда я была двенадцатилетним новичком.

— Ваших тренеров подберут завтра. Сегодня они будут наблюдать за вами, — продолжал Мэнни.

Его голос эхом отзывался в зале. Это была огромная пустая комната с грязно-белыми стенами, которые много раз были запятнаны кровью.

Мэнни начал перечислять их номера и отмечать для нашего же интереса. Самым высоким номером был Сто двадцать один — крепкий подросток, который, вероятно, выглядел устрашающе даже когда был человеком.

КРРЧ жаждали более высоких номеров. Прежде всего, мой. У моего тела было больше времени, чем у большинства, чтобы привыкнуть к изменениям, поэтому я восстанавливалась и исцелялась быстрее, чем кто-либо в этом центре. Процесс превращения в ребута происходил только после того, как все функции организма прекратят свое действие. Мозг, сердце, легкие — все должно было остановиться прежде, чем процесс мог бы начаться. Я слышала, что число минут, пока тело было мертво, называли “отдыхом”, временем для тела, чтобы оно могло перегруппироваться, восстановиться и подготовиться к дальнейшему. Чем дольше отдых, тем лучше ребут.

Сегодняшний день ничем не отличался. Мэнни выбирал двоих новичков и приказывал выйти, предоставляя им шанс произвести на нас впечатление. Сто двадцать один начал драку быстро, и его партнер превратился в кровавое месиво за несколько минут.

Каллум Двадцать два больше времени проводил на полу, чем стоял перед своим более низким и младшим партнером.

Он был неуклюж, и его длинные конечности двигались куда угодно, только не туда, куда хотел он. Он двигался как человек, как будто вообще никогда не становился ребутом. У меньших номеров раны не заживали так быстро, и у них оставалось слишком много человеческих эмоций.

Когда люди впервые начали восставать из мертвых, это называли “чудом”. Ребуты были исцелением от вируса, который уничтожил большую часть населения. Они были сильнее и быстрее, почти непобедимыми.

Как выяснилось потом, ребуты не были теми людьми, которых знали раньше, а чем-то вроде холодной, измененной копии — нас называли монстрами. Люди не впускали ребутов, выгоняли из их же домов, и, в конце концов, решили, что единственным вариантом было истребить их всех.

Ребуты нанесли ответный удар, но они были в меньшинстве и проиграли войну. Теперь мы рабы. Проект «Ребут» начался почти двадцать лет назад, через несколько лет после окончания войны, когда КРРЧ поняли, что использование нас для работы было более полезным делом, чем просто истребление каждого человека, который становился ребутом. Мы не болели и могли выжить с меньшим количеством пищи и воды, чем человек, и у нас был более высокий болевой порог. Мы могли быть монстрами, но мы все еще были сильнее, быстрее и намного полезнее любой человеческой армии. Ну, большинство из нас, так или иначе. У меньших номеров была большая вероятность умереть во время задания, что делало их обучение пустой тратой моего времени. Я всегда выбирала самые высокие номера.