Николай Внуков - «СВЕРРЕ» ЗОВЁТ НА ПОМОЩЬ
«Братцы! — орет. — Парусник нам встречь параллельным курсом. Весь черный. И без огней!»
Повскакали мы, это, с коек и на палубу. Мамочки мои, наверху погода-то по-серьезному даеть. Только на ногах удерживайся. Смотрим — и в самом деле, низкий, черный, и не параллельным курсом, а напрямик на нас кроеть. То зароется по самую палубу в волну, то, значит, опять выскочит. Мы рты поразевали, стоим и что дальше делать — не знаем. А этот, значит, все ближе и ближе. Потом вдруг — р-раз! — подняло его на гребень и — ф-фьють! — мимо правого борта. Пронесло... Мы опять в кубрик полезли. Вдруг этот вахтенный как заореть: «На корме! Глядите! В кильватере!»— и как грянется по трапу в машину. Мы как глянули и чуть тоже не рванули с палубы кто куда. Этот черный развернулся, значит, на полном ходу, парусами почти до воды достал, потом выправился и — за нами... Тут, скажу вам, у мене внутри тоже вроде забулькотело. «С чего бы это он? — думаю. — И как при таком ветре поворот оверштаг сумел?» А черный, значится, все наседаеть. Уже метрах в двадцати за нашей кормой прыгаеть. Тут вахтенный из машины выскакиваеть и уже не ореть, а хрипом таким говорит: «Кончаемся, братцы. Машина обороты сбавляеть по неизвестной причине...» — и на карачках по трапу на мостик к капитану. Мы, конешное дело, за ним. Капитан сам за рулем, волосы дыбарем, глаза аж светятся... «Давай, — кричит, — SOS! Сейчас море будет из наших жен вдов делать!» Ну, тут, значится, радист и сыпанул сигнал на всю железку. Только отбарабанил все, что в таком случае положено, наша старушка как прыгнеть вперед, как рванеть... К делу кто-то прожектор засветить догадался. Навели свет на корму, смотрим — в кильватере яхта учебная, вся в пене, уже полузатонула, и паруса — в клочья... Откель ее, горемычную, сорвало, так и осталось неведомо. Не успели прожектор погасить, как она дно показала. Вот оно как в море бывает...
Засольщик в телогрейке умолк и сплюнул в сторону.
— А что у вас с машиной-то приключилось, почему обороты теряла? — спросил молодой матрос, с наивным восхищением слушавший рассказ.
— А вот что. Когда яхта, значится, мимо нас проскакивала, в воде швартовый конец от нее на наш винт навернуло. Ну мы ее как бы на буксир взяли. Машина ход потеряла. Потом конец перетерся, винт получил ход, мы и прыгнули...
— Ловко врешь!.. — сказал кто-то.
— Хошь — верь, хошь — проверь, — пожал плечами рассказчик.
Кругом засмеялись.
— Ребята, а вот я однажды попал в такой...
— Слева по борту судно под норвежским флагом! — закричали с мостика.
Все разом вскочили.
Уже заметно посветлело, и в этом тусклом белесом свете был довольно хорошо виден приближающийся к «Быстрому» низкобортный кораблик с двумя грузовыми стрелами у невысоких мачт. На корме его двумя арками поднимались траловые дуги, на которых темными складками висел трал, видимо недавно поднятый и еще не уложенный вдоль бортов.
— Такие же рыбари, как мы, — сказал кто-то. Через несколько минут суда сошлись на расстояние голоса.
Норвежец слегка отработал назад, чтобы погасить скорость, и застопорил машины. И тотчас на палубу из внутренних помещений стали подниматься рыбаки. Неторопливые, бородатые, все, как один, одетые в серые парусиновые куртки, они степенно подходили к поручням, облокачивались на них и спокойно смотрели на русский траулер, перебрасываясь короткими, сквозь зубы словами. Из ходовой рубки вышел широкий седой старик в синем свитере и, быстро перебирая ногами, боком, как краб, сбежал по трапу на палубу. В руке его отсвечивал белой жестью мегафон. Подойдя к борту, он поднял мегафон и отрекомендовался по-английски:
— «Фиск» из Тромсё. Капитан Хельмар Диггенс. Мы приняли «SOS». Что случилось со «Сверре»?
— Траулер «Быстрый». Мурманск. Выясняем причину катастрофы, — ответили с мостика.
— Что у них там стряслось? — переспросил Диггенс.
— Ничего не известно. Наши люди на борту «Сверре».
— Нужна помощь? — немного подумав, спросил Диггенс.
— Еще не знаем.
— Не по-нашенски делают, — сказал молодой засольщик. — Наши прямо пошли бы к «Сверре» и стали бы помогать.
— Не положено. Права такого нету, — сказал матрос, стоящий рядом.
— Какое там право, если люди гибнут? — удивился засольщик.
— Ты, парень, видать, недавно в море и ничего не знаешь. Есть такое
международное правило. Называется «сэлвидж контракт» — договор о спасении» Вести спасательные работы имеет право только тот, кто первым подошел к гибнущему судну. Вот если договорятся капитаны, тогда могут спасать вместе. Ведь за спасение платят специальную премию.
— И нам тоже заплатят? — с любопытством спросил засольщик.
Матрос посмотрел на засольщика, как на школьника.
— Запомни, парень: мы никогда не зарабатываем на несчастье других.
Тем временем Диггенс о чем-то договорился с Сорокиным, и траулеры начали медленно сходиться. С обоих кораблей за борта выбросили кранцы1, и через минуту «Быстрый» мягко вздрогнул от толчка. С палубы на палубу полетели швартовые концы, и вскоре суда закачались борт о борт на одной и той же волне.
Диггенс, вблизи похожий на треугольник, вершиной поставленный вниз — такие широкие у него были плечи, — перешел на «Быстрый». И почти сразу же вслед за этим от «Сверре», отогнанного течением кабельтова на три, отвалила шлюпка и запрыгала на водяных горбах, взмахивая стрекозиными крыльями весел.
Диггенс и Сорокин прошли в кают-компанию. Капитаны сели за стол друг против друга. Норвежец со сдержанным любопытством оглядел помещение, потом вынул из кармана трубку, набил ее табаком и закурил.
— Мы приняли «SOS», — повторил он.
— В какое время? — спросил Сорокин.
— Пять двадцать пять по Гринвичу.
— Ага! И сигнал больше не повторился?
— Нет. Мой радист слушал эфир непрерывно.
— У вас есть текст?
— Да.
Диггенс достал из кармана листок и подал его Сорокину.
Капитан прочитал текст.
— Точная копия нашего. Что вы хотите знать?
— Все.
Сорокин усмехнулся:
— Я тоже хотел бы знать все. А пока знаю только водоизмещение «Сверре» и то, что он не отвечает ни на какие сигналы.
Диггенс выпустил изо рта клуб дыма и положил на стол руки, похожие на узлы канатов.
— Мы отправили на «Сверре» шлюпку для выяснения дела, — сказал Сорокин.
— Будем ждать вашу шлюпку.
— Кофе? — предложил Сорокин.
— Икке, — сказал Диггенс. — Не надо. Благодарю.
— В каком районе вы ловите? — спросил Сорокин чтобы поддержать разговор.
— Зюйдкап.
— Удачно?
— Ит дазнт метэ. Сносно. А вы?
— Район Копытова и Медвежинской банки.
— Хорошо?
— Неважно. Идет только морской окунь.
— Мелкая треска стала на Баренц, — сказал Диггенс и поковырял в трубке каким-то гвоздем, привязанным черным шнурком к чубуку. — Вся хорошая треска уходит к Исланд.
С палубы донеслись топот ног, громкие голоса, потом раздались шаги по коридору, дверь кают-компании распахнулась, и вошли Гришин, Кравчук и Агафонов.
Диггенс сунул трубку в карман и грузно, всем телом повернулся к вошедшим.
Лицо у Гришина было бледным и каким-то остановившимся. В руках он держал толстую тетрадь в черном клеенчатом переплете. Агафонов и Кравчук тоже выглядели растерянными. Они исподлобья смотрели на матросов, набившихся в помещение, как будто не веря, что вернулись на родное судно.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Сорокин.
— Плохо, — сказал Гришин и положил на стол перед Сорокиным тетрадь в черной клеенке. — Вот судовой журнал «Сверре». Они там все мертвые, Владимир Сергеевич...
В кают-компании наступила такая тишина, что стало слышно, как внизу, в машинном отделении, воет осветительное динамо. Потом кто-то чертыхнулся шепотом. Сорокин так резко повернулся к старшему помощнику, что стул под ним взвизгнул.
— Что такое?
— Они умерли, — повторил Гришин. — Все умерли. Капитан, штурман, матросы. Двадцать два человека.
— Почему?
Гришин не ответил и потянулся к графину с водой. Кто-то налил стакан и протянул ему. Старший помощник выпил воду двумя большими глотками и вытер ладонью пот со лба.
Диггенс, прислушивавшийся к словам незнакомого языка, спросил:
— Hvad vad snakker? What does he speak?
— Команда на грузовике мертва, — перевел Сорокин. — Причина не выяснена.
— Дэм! — произнес норвежец и стал шарить по карманам. Найдя трубку, он выколотил ее о край стола и снова засунул в карман.
— Рассказывай все толком, — кивнул Сорокин Гришину.
— Ну... мы поднялись на палубу, — начал старший помощник. — Я несколько раз окликнул: «Эй, на борту!» Никто не ответил. Ни на юте, ни на баке никого не было. Никаких следов паники или аварийных работ. Ничего... Тогда мы поднялись в ходовую рубку. Она была освещена, и мы сразу же увидели капитана. Он лежал между гирокомпасом и рулевой колонкой. Вернее, не лежал, а полусидел, прислонившись спиной к стойке компаса... Лицо... страшное было у него лицо. Как будто перед смертью он кричал или задыхался...
