Александр Уралов - Долгий дозор
Страх действительно прошёл. Было любопытно и немного тревожно. До чего же странные люди нынче по пескам ходят! На шатуна не похож. Тот бы давно уже Егоров труп обшаривал, да разделывал.
— Ну, может, и испугались, — спокойно сказал белобрысый. — Мало ли кто тут шныряет? Места, прямо скажем, дикие. А ты каслинский?
— Чего?
— Отсюда, говорю? Из Каслей?
Чудно он это название выговаривал… с ударением на первый слог! Ну, сразу видно, издалека пришли, даже говорить правильно не могут.
— Нет, я из Города.
— А название у Города есть или так… в беззаконии пребываете?
— Город и всё… что его называть… вон в той стороне, если Иртяш-озеро по левой стороне обойти. Пол дня ходьбы, если всё спокойно.
— А напрямую? — спросил Зия.
— Напрямую через Иртяш можно и в грязи сгинуть, — сказал Егор. — Корка подломится — так и ухнете в трясину.
— Видимо, ваш Город аккурат на месте бывшего Озёрска… московская карта, чёрт, говно! Мэр-бай у вас есть? А-а… староста… Это хорошо, что староста. С бородой, поди, до пояса, а? Ну-ну, не напрягайся ты так! Я шучу. Шутник я такой, понимаешь? «Юмора шутка — передышки минутка», — как армейские говорят. Слушай, Савва, хватит нам парня пытать, дунем палатку, — ну его всё на хрен, отдохнём часок-другой?
— А можно и палатку дуть! Почему бы и нет? — спокойно ответил белобрысый здоровяк.
— Вот нам абориген компанию-то и составит, — весело сказал Зия. — Там мы его высушим, выпотрошим… и всё-то он нам с тобой, Савва, расскажет! Что было, что будет, чем сердце упокоится, с какой стороны шайтан-беда нагрянет, а с какой снизойдёт на нас сила небесная и благодать неимоверная. Глядишь, и года не пройдёт, как подружимся мы с хмурым отроком не хуже, чем Манас-командир и его Небесная Дева!
Лысый сноровисто сдернул рюкзак, отстегнул с его боковины нелепый с виду свёрток-курдюк защитного цвета, оглянулся, зашёл в тень стены, бросил курдюк на песок и небрежно ткнул носом ботинка. Курдюк зашевелился, захрюкал и стал дуться. Нет, серьёзно! Тужится, вздыхает и, кажется, даже попукивает от усердия!
Егор, забыв всё на свете, молча таращил глаза. Вот уж диво дивное! Белобрысый здоровяк — и чудно же его звали — Савва — строго сказал ему:
— Рот закрой, карачи насерет!
Егор покраснел. Бурдюк тем временем распучило со страшной силой — явно вырисовывалась довольно-таки объёмистая палатка.
— Сейчас прекратится это надувательство, батыр Егорка, и мы все вместе спокойно отдохнём, а то мы тут изрядно намыкались, — крикнул Зия, устанавливавший на верхушке стены крошку- камеру.
— Готово… сторож на месте! — сказал он и ловко спрыгнул. — Мы всех видим, нас не видят… не заметят, не обидят! — подмигнул Егору и непонятно сказал. — Комарики наши регенерацию пройдут, умаялись, сердешные! А нам всем пока и нескольких камер хватит.
Смешной всё-таки мужик!
Ткань окончательно надувшейся палатки вдруг уплотнилась, зарябила разноцветьем, — аж смотреть больно, — и вдруг стала прозрачной. Несколько смутных засаленных пятен слегка колыхались на невидимой ткани.
— Полезай, отрок… кстати, а звать тебя как? Как-нибудь замысловато? Типа Демон Пустыни?
— Егор меня звать, — буркнул отрок и опять открыл рот.
Савва, не дожидаясь приглашения, нырнул в клапан палатки и исчез. Палатка-невидимка… надо же! Егор о таких только слышал. Эх, мне бы такую, в дозор, а?!
— Полезай-полезай, — сказал Зия и втолкнул Егора внутрь, где Савва уже тыкал пальцем в пятнышки клавиатуры на ткани стены.
— Идентификация, — пискнула стена.
А затем, совсем как в компьютере старосты Володи:
— О`кей.
Проявился экран, распался на несколько изображений. Похоже, что камера на развалинах была не одна. Егор видел совсем близко обрыв Иртяша, заросший кустарником ген-саксаула и ровную плоскость плесневелой корки, с яркими пятнами пушистых ёжиков короткого тростника. Из зелёных порослей торчали нескладные сухие стебли прошлогоднего камыша. В центре огромного ровного пространства кое-где поблескивала вода, выступившая на поверхность.
— Музыку хочу, — простонал Зия, расшнуровывая ботинки, — хочу сладостных напевов!
— Отстань со своим дутаром, — не оборачиваясь пробурчал Савва и вызвал что-то незнакомое, но красивое и чуть тревожное. — Моцартом тебя буду глушить.
— Савва, ты консервативен!..
— Я должен старосте позвонить, — сказал Егор. Интонации, против воли получились какими-то просительными, чуть ли не со слезой. — Можно?
— Валяй, — ответил Савва. — Какой там у вас канал?
— SQWD/4793.
— Я и сам знаю, что эс-ку-вэ-дэ… Подканалы есть? По какому протоколу?
— Н-нет… не знаю.
— Всё с тобой ясно! — воскликнул Зия, снимая второй ботинок. — Савва, друг мой, да продлит твои дни в сладости всемилостивейший Господь-Аллах! Разблокируй ты уже, наконец, весь канал целиком и пусть мальчик успокоит родных и близких!
Савва проворчал что-то непонятное, экран согласно пискнул. Музыка стала тише. У верхнего среза экрана появилась полоска с бегущей строкой. Ниже неярко засветился таймер.
— Звони… лишенец. Как закончишь, блокировка сама обратно активируется.
Егор торопливо переключил ларинги на режим телефона…
Староста, само собой, не обрадовался. Мало того, что Егор вытащил его прямиком из сортира, так ещё и выдал такую новость, от которой вечный запор старосты, наверное, обратился в полную свою противоположность. Ну, хунхузы по границам пройдут, ну, шатуны по окраине затаятся — привычные беды! — но два батыра прямиком из дали дальней… это уже чересчур. Егор, зачем-то понизив голос, торопливо рассказал что и как. Говорить было неловко — за спиной возились Савва и Зия, поэтому, против воли, рассказ получился скомканным и каким-то по-детски испуганным.
Нет, конечно, можно было и предположить, что гости из деликатности не суют свои носы в разговоры, но…
Чёрт их знает, какой у них компьютер? Похоже, что, — ах, шайтан! — всё перехватывается, пишется, архивируется, анализируется… да и кто бы на их месте поверил дозорному на слово, а?
Староста Володя, глядя куда-то поверх Егоровой головы, пробормотал невыразительной скороговоркой дежурные приветствия, вот уж непонятно — кому. Гостей-то он не видел! Наверное, думал, что гости отслеживают связь по параллельным мониторам… а может, рассчитывал, что их разговор потом по словечку, по косточке разберут. И какие надо — выводы сделают.
И понять потаённый смысл речи старосты было несложно — крутись, Егор-батыр, крутись! Небось, не маленький, сам понимаешь и чувствуешь, что к чему. Слушай, примечай, анализируй… и если поймёшь, что дело неладное — убей. Если, конечно, сможешь. Понятно?
А что здесь понимать? Сила солому ломит, вот и всё понимание. Хоть и выглядят эти двое спокойными и разумными, — не какая-нибудь там шатун-банда, — а Егор знал и доверял своей бойцовской интуиции, мол, уж чего-чего, но шатун-тварей он раскусил бы! — но всё равно, не наши они люди, ох, не наши! И деваться некуда, хоть ты как прикидывай, размышляй и анализируй.
Словом, придётся идти с Зией и Саввой в Город.
* * *— А ты бы рассказал нам чего-нибудь, Егорушка, — вдруг сказал Зия. — Ну, к примеру, что за Город у вас, каковы его обычаи, обряды? Какие песни поют, чем живут, чем дышат? А то мы здесь народ новый, как бы, ненароком, не обидели кого. Сам знаешь, как это бывает, ляпнешь сдуру, а потом получишь по физиономии, да?
— А чего рассказывать, — пробормотал застигнутый врасплох Егор, с трудом оторвавшись от экрана, на котором Лунная Дева как раз признавалась в любви своему таинственному попутчику Джамилю-в-маске. — Живём, ген-галеты жуём. Господу-аллаху молимся, законы блюдём, шатун-банд опасаемся. Чего тут рассказывать?
— Ну, про себя хотя бы расскажи, Егор. Почему шлем не носишь? С одним армейским платком на голове — это только мать расстраивать. Родители-то живы?
— Нет, — сказал Егор и внезапно представил себе, как рядом с ним сидит отец и чистит калаш… и рассказывает своим мягким голосом, как Егоров дед в Казань ездил. Да смешно так! Маленьким, помнится, вся ребятня вокруг него собиралась, послушать. А какие он луки мастерил! Стрелы ровные, прямые. Игрушка, конечно, но однажды шестилетке Егору чуть глаз такой стрелой не высадили, в охоту на песчаников-людоедов играли. Ох, мама и ругалась! А отец только виновато улыбался, а потом обнял одной рукой маму, а другой подхватил Егорку и закружил-закружил! «Прости, мама Таня, — говорит, — но уж в таком мире мы живём, что рисковать каждый день приходится!»
У Егора вдруг защипало глаза.
— Умерли они, — севшим голосом сказал он. И уже совсем шёпотом, скороговоркой, — Мама Таня от горячки умерла, дед Николай чуть раньше, чем она, а отец полтора года назад в дозоре сгинул…
