Андрей Круз - Я еду домой! (Том 3)
Волны катились навстречу могучими серо-зелеными холмами. В небе ни единого просвета, сплошные тяжелые тучи, дождь поливает как из душа, навстречу, превращая изображение в стекле рубки в подобие картины авангардного художника, всеми силами избегающего четких линий и очертаний — все плывет, все размазывается, все теряет свою форму. И в голове подобная картина — сказывается утомление.
18 мая, пятница, день
Северная Атлантика.
Больше недели непогоды добило всех. Наш крошечный экипаж дошел до последней стадии вымотанности, но шторм все не утихал. Морская болезнь немного отступила — организм адаптировался, а дикая усталость немного наладила сон. Снова назначили вахты так, как и положено — циклически, вахтенный, подвахтенный, отдыхающий, по четыре часа. Отдыхающий удалялся в нашу единственную не разгромленную каюту, а подвахтенный пытался уснуть на диване в рубке.
Радар упорно показывал остутствие какого-либо движения в океане, ни судов, ни лодок, ничего. Пустота, только одни мы, пробирающиеся между уверенно катящихся куда-то к северо-западу водяных валов. Наш курс упорно вел вдаль от главной цели — входа в Ла-Манш — мы шли навстречу волне и отворачивать не собирались. Нельзя нам было отворачивать, потопнем к чертовой матери с нашими умениями.
Запасы топлива таяли предсказуемо быстро, все получилось именно так, как я и рассчитывал — непогода порушила все наши планы. Но это как раз расстраивало меньше всего, мы все равно приближались к Европе, а Европа — это такое место, где люди всегда жили очень плотно, и побережье тоже не пустовало. Найдем способ добраться туда, куда нам надо, нам бы под ногами твердую землю ощутить, а уж потом... для твердой воли нет преград.
Хуже другое — оптимальный курс упирался в воронку Кадизского залива, и вот это напрягало.. Направление волн давало нам некий простор для отклонения к югу, но тогда мы упирались в Африку, и уж она нам нужна была меньше всего на свете. Отклоняться же к северу толком не получалось, мы разворачивались так, что волна била бы нам в правую скулу, и к чему это приведет... Мы хоть и на судне, а маневрируем как на плоту — нет у нас умений для большего, идем как несет, как получается. А получается в Кадизский.
24 мая, четверг, ночь
Средиземное море, побережье Андалусии.
Волны в Кадизском заливе были короче океанских, какие-то резкие и суматошные. Задавленная было морская болезнь возродилась в нас всех с новой силой — амплитуда качки резко сменилась. Я принял волевое решение приступить к лечению алкоголем и это предсказуемо помогло. Заодно и страх навалился, потому что когда опустилась ночь, мы были у самого Гибралтарского пролива. И там на радаре впервые увидели как очертание берегов, так и большое судно. Судно пронеслось мимо нас, влекомое волнами — немалых размеров сухогруз, лишенный экипажа, полузатопленный, с волнами, перекатывающимися через палубу, видать, сорвало откуда-то с рейда.
На нашем левом траверзе находился большой испанский порт Альхесирас, но зайти в него не смогли — как только волны стали бить в борт, качка усилилась настолько, что пришлось держаться за что попало, чтобы устоять на ногах. Мы были как человек, который никогда не видел льда, и теперь, разогнавшись по гололеду, не мог повернуть туда, куда хотел, и был вынужден нестись прямо, надеясь остановиться где-нибудь и не упасть до этого момента. Наверное бывалые моряки надорвали бы животы от смеха, наблюдая за нами, но мы бывалыми не были. Мы и моряками не были никогда, нам даже скромное звание дилетантов морского дела пока не грозило.
Но все же наша сверхосторожная тактика принесла свои плоды, после того, как мы все же втолкнули себя в горловину пролива. Сразу же после Гибралтарской скалы с ее английской базой, с которой нас запросили по радио и который мы просто не стали отвечать, утонувшей в ночи где-то на левом траверзе, волна пошла на убыль. Нет, штиль не настал, было по-прежнему ветренно, но волны стали куда менее крутыми и высокими. Даже по сравнению с теми, через которые мы карабкались в океане, не говоря уже о заливе, где нас трепало как цветок в проруби.
— Ты чувствуешь? — с затаенной радостью спросила Дрика, оглядываясь, хоть за стеклами рубки ничего не было видно. — Легче, да? Ты чувствуешь?
— Ее бы не чувствовать, — засмеялся я. — Кажется... боюсь сглазить, но кажется мы живем. И кажется мы дошли. Пусть в Испании, но мы все же в Европе, ты это понимаешь? Я буду двигаться к берегу, здесь вот сколько портов..., — я потыкал пальцем в экран, — ... как раз к рассвету доберемся примерно в этот район. И к волне бортом поворачиваться не надо, разве что так... чуть-чуть.
Направление ветра и волн тоже сменилось на куда более выгодное для нас. Пусть "Проныру" еще качало, пусть из под форштевня летели брызги, пусть вся наша информация об окружающем мире поступала с экрана радара и навигатора, потому что видно не было ничего, ни луны, ни звезд, но мы были совсем близко от берега.
24 мая, четверг, утро
Спортивный порт в Пуэрто-Банус.
Сначала мы увидели очертания гор, поднимавшихся словно бы из воды, прямо из волн. Смесь зелени и серых скал, под серым дождливым небом. Тучи нависали прямо на их вершины, запутавшись в них как шерсть в репейниках. Постепенно они росли, затем показались очертания светлых домов на их склонах и берегу моря, а затем мы увидели маяк. Небольшой такой, аккуратный, белый в красную полоску маяк — вход в гавань. В гавань, за высоким бетонном молом которой виднелись очертания надстроек и мачт больших яхт.
Перекинув рукоятку управления двигателем на "полный ход", Дрика, стоявшая сейчас за штурвалом, направила "Проныру" в створ между волноломами, ограждающими порт от волн и непогоды. Волна раскачала траулер ставший к ней боком, и в какой-то момент показалось, что нас несет прямо на бетонную стену, Дрика даже заныла испуганно, выкручивая штурвал, но справилась. И после того, как судно вошло в длинный проход, качка резко прекратилась. Вообще. Совсем.
Раздался дружный выдох, затем все мы заорали, засвистели, запрыгали. Есть. Все. Конец мытарствам. Что бы ни ждало нас впереди, но переход через океан остался за спиной. Мы справились. Мы выжили. Мы живы. И мы доберемся туда, куда нам нужно.
Быстро теряя ход, "Проныра" зашел в марину и я присвистнул, глянув на нее. Куда там нью-йоркскому "Яхт-клубу Линкольна", из которого мы угнали свой траулер. Тот яхт-клуб выглядел прибежищем нищебродов по сравнению с открывшимся нам великолепием марины Пуэрто-Бануса. Да и меньше был намного.
— Ни хрена же себе, — только и сумел я сказать, глядя на целый ряд яхт, размерами приближающихся к "Титанику", выстроившихся вдоль самого дальнего пирса.
Да и другие пирсы были заполнены лодками не сиротского калибра. Если в своем порту "Проныра" стоял в самом последнем ряду, с самыми большими лодками, то здесь ему место было бы где-то в середине. Так, мелочь пузатая.
Набережная с магазинами вроде "Армани" и "Луи Виттон", между магазинами рестораны, бары... За ними дома с роскошными пентхаусами. Ряды мерседесов, бентли и феррари на набережной. А между ними — мертвецы. Сидящие, стоящие, бродящие.
— Хорошее место было, похоже, — сказал Сэм задумчиво, и добавил свое привычное: — Да, сэр.
Длинные причалы, уходящие в воду от набережной, к нашей радости были закрыты с той стороны массивными решетчатыми воротами, поэтому на них мертвецов не было. И к самому торцу одного такого мы и причалили, медленно, аккуратно, до конца даже не веря в свое счастье, в то, что мы дошли до другого материка, что лежит по другую сторону океана. Эх, домой бы позвонить, а? Вот прямо сейчас, отсюда, с мобильного... "Дорогая, угадай где я сейчас!"
— Швартоваться не надо пока, как я думаю, — сказал вдруг Сэм.
— Почему? — удивилась Дрика, как раз примеривающаяся со швартовкой к торцу длинного пирса.
— Мы все устали, — ответил он после небольшой паузы. — Да сэр, я подыхаю от усталости, я уже старый. Надо лечь спать. Всем. А если пришвартуемся, то всем лечь не получится, нужен будет пост.
Разумно. Сам я чувствовал себя так, что заснуть мог стоя. А сидеть в кресле я уже пару суток как опасался — мог уснуть. К счастью, проблема швартовки оказалась небольшой — спустили лодку на воду и отвезли на ней тросы швартовов к двум соседним пирсам, как бы "растянув" траулер межу ними — и устойчиво, и не подберешься, никакой мутант не допрыгнет.
После того, как дизель "Проныры" замолчал, наступила невероятная, какая-то даже неестественная тишина. Тихий плеск воды — и все. Даже чаек не слышно, непогода. Я спустился из рубки в салон, открыл бар, вытащил оттуда бутылку шампанского "Баланже" и бутылку "Абсолюта", так сказать "начать и кончить". Затем выставил бокалы и рюмки, какими богата была кухня, притащил мельхиоровое ведерко со льдом.
