Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным

Я мало что понял из беседы врачей. Что не понял, я пополнил из своего личного дела, которое выкрал из канцелярии, попутно взломав дверь и устроив погром.

На генетическом уровне нам — тринадцати подопытным «крысам» — изменили лишь одно. Нам возвели в максимум инстинкт самосохранения, что позволяло сделать из нас идеальных солдат. Вы только представьте себе. Для усмирения города, попытавшегося объявить о своей самостоятельности, засылают десятерых Идеалов, которые должны уничтожить тысячный контингент повстанцев. Десять солдат, чей инстинкт не позволяет им погибнуть, сотрут город в порошок вместе с жителями. Их инстинкт делает из них суперлюдей, которые будут способны увернуться от пули и покинуть район бомбардировки за секунду до поражения.

Я последний Идеал.

Правительство отменило заказ, переварив результаты работ лаборатории «Либретик».

Правительство Земли испугалось.

Я оказался опасен не только врагу, но и всему социуму. Тогда Правительство приказало свернуть весь проект, а опытные образцы уничтожить.

Я — последний.

Я — утечка информации.

Мне удалось скрыться.

Восемь месяцев ежедневно меня пытаются убить.

Я огрызаюсь.

В комнату через разбитое окно влетела граната. Я услышал ее полет и спрыгнул с железной лестницы, которая вела в мое логово.

Гром взрыва и волна пламени. Меня осыпает осколками, но нет времени на сетования.

Я открываю стрельбу с двух рук. В правой дергается «Шмель», уничтожая врага. В левой щелкает «Игл». Патроны в «Игле» кончились, и я, отомкнув обойму, укрываюсь за ржавым погрузочным краном. Перезарядив пистолет, я выглядываю и обнаруживаю, что агентов в полку прибыло. Чуть ли не два взвода стянули в доки. Они были повсюду. За каждым ящиком. За каждой дощечкой. Лежали. Сидели. Стояли. Служба Безопасности Земли решила разобраться сегодня со мной и навеки закрыть эту тему.

Огонь, который одновременно открыли по мне все агенты, словно бы заранее договорившись ровно в девять вечера устроить мне свинцовую смерть, не сумел заглушить легкий свист, который заполнил пространство.

И тут меня осенило.

Я разгадал весь дьявольски хитрый и подлый план СБЗ и заскрипел зубами от навалившейся головной боли. Я сознавал, что опоздал, и мой инстинкт самосохранения устроил мне адскую муку. Я ринулся сквозь свинцовый шквал к выходу, понимая, что опаздываю и уже ничего не могу сделать.

Служба Безопасности Земли ради моего уничтожения решила пожертвовать полестней своих людей, забросав всю территорию старого левобережного порта с воздуха бомбами, начиненными напалмом. Так надежнее.

Я понимал, что мне не уйти, но рвал мускулы, стараясь спастись.

Я был уже у последней черты. Мне оставалось два шага до спасения, когда бомбы соприкоснулись с целью, и доки с сумасшедшим грохотом вознеслись к небу столбом рыжего пламени.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мир все больше напоминает сумасшедший дом,

которым заправляют умалишенные.

Старые доки горели, как декорации к покинутому недоснятому фильму.

Я уцелел.

Я спасся.

Раны болели, грозя свести меня с ума, но я бежал. Я не мог позволить себе остановиться. Я не был уверен, что все агенты СБЗ погибли под бомбардировкой доков. Может, кто-то остался сторожить меня снаружи для подстраховки. И тут я, уцелевший под огнем напалмовых бомб, выбегаю прямо к ним в руки. Но такое никогда не случится. Я слишком осторожен для этого. Умею чувствовать опасность.

В двух кварталах от доков на платной стоянке на ситуацию «Экстра» мною было оставлено залитое топливом под завязку авто. Этим авто я думал воспользоваться только в определенных случаях, когда другого выхода не намечалось. Стало быть, время приспело.

Озираясь по сторонам, шагая по темным переулкам, я добрался до высотного дома, на первых этажах которого располагался паркинг. Осмотрев себя, я вынужден был признать, что появление в таком виде перед секьюрити стоянки было невозможно. Из порванного кармана плаща я извлек «Игл» и проверил содержимое обоймы. Два патрона — это все, чем я располагал на сегодняшний момент. Но если Бог будет ко мне благосклонен, то и убивать сегодня никого не придется. Убивать для меня сейчас — это значит распылить вокруг напоминание о себе, оставить следы.

Мысль поразила меня. Ведь СБЗ теперь будет считать меня мертвым. Из-под такой бомбардировки еще никто не выходил живой. Никто, кроме меня. Однако об этом Службе Безопасности ничего не известно. Стало быть, травмировать тамошних высоких начальников новыми трупами противопоказано. Хотя, с другой стороны, руководство СБЗ пожертвовало двумя или тремя взводами своих агентов, и им невыгодно признавать, что эта жертва была бессмысленной. Скорее, если все-таки мысль о моем здравии просочится в их закостенелые умы, они наймут вольных охотников, придумают красивую легенду для смертников и пустят всех их по моему пути.

Я криво усмехнулся и презрительно сплюнул. Плевок растворился в асфальте.

Для того чтобы добраться до моего микроавтобуса «Ниссан-Кренберрис», нужно было обмануть и отвлечь охрану. Это была задачка. В таком виде, как у меня сейчас, можно разве что сниматься в фильме ужасов или служить наглядным пособием для учебных программ копов. Но в голове уже болталась полезная мыслишка. И она могла сработагь, если ребятки, нацепившие форму секыорити, салажата сопливые. Впрочем, именно такие и стояли на посту, когда я оставлял тачку.

Выстрелить в себя для меня, человека с искусственно усиленным инстинктом самосохранения, так же трудно, как отречься от церкви христианину и познать истинное учение Христа. То есть практически невозможно. Но ведь находились люди, — их, правда, было немного, — которые добивались от церкви анафемы и признавали ее идолом, а сами верили в дом Господа — Землю, стало быть, и я смогу.

Кстати, а откуда у меня такие познания в богословии? До сего момента у меня эта информация не просыпалась. Надо будет обдумать на досуге. Если меня сейчас не заметут.

Я задышал, точно загнанный паровоз или отработавший пятнадцать раундов боксер, и накрыл ладонью дуло пистолета, откинувшись на холодную стену здания. Заставить себя выстрелить — это значит переступить через психологическое табу. Я боролся с собой. Пожалуй, это было сложнее, чем отправить на тот свет дюжину агентов СБЗ.

На улицу, где я в темном углу сражался со своими проблемами, вывернул наземный колесный автомобиль. Этот городок; вошедший в историю тем, что здесь прикончили Идеала (меня, значит), почему-то не любил флаеры и иные воздушные автомобили, предпочитая им колесный транспорт. Здесь верхом совершенства считался металлический гроб на колесах представительского класса фирмы «Дженерал Моторс» — длинная колбаса, словно вагон поезда, приплюснутая сверху.

Дождавшись, пока авто скроется из виду, я решил повторить процедуру самокалечения. Час-то поздний — район полуночи — но, несмотря на это, я слабо верил, что у меня есть время на долгие раздумья.

Самое сложное — нажать на курок. Палец отказывался слушаться. Глаза стали дергаться. Мне впервые за всю жизнь стало страшно. Панический ужас лавиной накрыл меня с головой. Пот выступил повсеместно и горошинами стал скатываться на одежду. Я потянулся пальцем и дернул курок. Грохнул выстрел, и пуля пробила руку навылет, впиваясь в стену и размазывая по бетону кровавую кляксу.

Выронив пистолет, — оружием разживусь позже, я заковылял к вращающимся стеклянным дверям, ведущим в приемный холл паркинга-люкс. Измазанной в крови рукой, я цеплялся за стены, оставляя кровавые ляпы. Вид мой был ужасен. Потный, весь в крови, дрожащее лицо, выпученные глаза. Именно таким меня увидели охранники.

Их было двое, и оба подходили под мою классификацию сопляков. Вырубить их — дело двух секунд. Жаль, что мне нельзя оставлять следы в виде трупов.

Они слышали выстрел, поэтому были готовы к встрече. Мне в лицо нацелились два дула, из которых дохнула смерть. Я с трудом удержал себя от того, чтобы поднырнуть под опасность и уничтожить ее. Вместо этого я распластался по мраморному полу, изображая потерянное сознание. А вдруг его можно отыскать на полу?

— Мистер!! Мистер!! — зазвучали надо мной тревожные голоса. — Мистер!! Мужик!! Ты как, жив?!

Кто-то дотронулся до моего простреленного плеча, сделав мне больно. Я подавил в себе желание развернуться и сломать охраннику руку.

Я застонал. Получалось у меня натурально.

— Мужик, да ты как? Чего ты?

Похоже, туполобая охрана малость растерялась.

— Я… — издало слабый дрожащий звук мое обожженное в доках горло. — Меня… там… убить пытались… мужики… он еще там… моя жена… помогите…

Кажется, ребятки купились.

— Васек, ты побудь с ним, — неуверенно попросил один из них.