Андрей Буторин - Упавшие в Зону. В поисках выхода
Плюх с трудом ворочая головой, как мог, осмотрелся. Он находился в темной тесной конуре со стенами из необработанного камня. Свет давала воткнутая между камней коптящая лучина. В дальнем углу вела наверх грязная деревянная лестница. В ближнем лежали пара ящиков и полупустой мешок.
Что это за фарс? Ни на одной из баз Космической разведки такого помещения не могло быть в принципе. Но почему тогда этот человек в форме?..
– Что ты там прогундосил? – как раз заговорил тот снова. – Какой еще взрыв? Той железной срани, что с неба хренакнулась?.. Так это ты, голубь лысый, тот фейерверк устроил? Знал бы, не доставал тебя из «выжималки». А ну, поднимайся, симулянт, разминай кости! Сейчас жрачки тебе принесу, а потом работать пойдешь.
Гремя ведром, незнакомец направился к лестнице. Теперь Плюх сумел разглядеть, что мужчина был хоть и коренастым, но невысоким, и полы кителя свисали у него почти до колен. Разведчик опустил глаза; к его телу прилипло мокрое рваное рубище из серой мешковины. И больше ничего – даже обуви.
Надежда на то, что за ним прилетели коллеги, развеялась дымом лучины. И вместе с тем Плюх почувствовал несказанное облегчение: ведь если бы его увезли с этой планеты, вряд ли когда он увидел бы Илону и Блямса.
Теперь нужно было и в самом деле как-то подняться. Если верить стянувшему его форму человеку, в отключке косморазведчик провалялся трое суток. Это непростительно много, за такое время он уже просто обязан был найти своих. Плюх, даже не пытаясь сдерживать стоны, все же сумел встать на четвереньки, доползти до стены и сесть, прислонившись к впивающимся в спину острым, угловатым камням. На это ушли все его силы, и когда вернулся коренастый мужчина, разведчик опять спал.
На сей раз его разбудили грубым пинком.
– Сказано же: харэ дрыхнуть! На, жри, и почапаем.
Человек сунул Плюху кость с ошметками мяса и поставил перед ним на пол глиняную, с отбитой ручкой кружку, из которой отчетливо пахло болотом.
Косморазведчик тут же почувствовал дикий голод и впился зубами в свисающие с кости лохмотья мяса. Оно оказалось настолько жестким, что Плюху пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он сумел прожевать и проглотить несколько горьких волокон. Вода же не только пахла болотом, но и вкус ее столь же бесспорно указывал на источник происхождения.
– Что, не нравится? – уловив, видимо, что-то в выражении лица Плюха, участливо поинтересовался мужчина. – А что жив остался, нравится? Вот то-то, голубок. Живи теперь, сколько успеешь, конечно, да помни, кто тебе второе рождение подарил.
– А кто подарил? – с трудом проглотив новую порцию едва пережеванных волокон, спросил разведчик. – Как ва… тебя зовут?
– Зови Стенькой.
– Это… Степан, получается?
– Сказано же: Стенька! Погоняло такое, потому что фамилия Разин.
– А на самом деле как тебя зовут?
– Зачем тебе на самом деле? Стенька и Стенька, с тебя и того хватит.
– Но ты ведь и правда спас мне жизнь. Хотелось бы по имени знать, кому обязан.
– Ну, Юркой меня зовут. Легче стало? – пошевелил густыми бровями тот.
Теперь наконец-то Плюх сумел рассмотреть и лицо своего спасителя. Круглое, по самые брови заросшее густой щетиной, крупный нос картошкой, рассеченные косым шрамом толстые губы. Волосы длинные, ниже плеч, но настолько засаленные, что истинный цвет, да еще при таком освещении, не определить. А вот глаза светлые, но тоже не понять – голубые или серые. Также непонятен и возраст: тридцать пять, сорок, пятьдесят?
– А откуда ты меня спас? – положил Плюх возле себя с горем пополам обглоданную кость и поставил кружку. – Куда меня угораздило влезть?
– Говорю же: из «выжималки» я тебя вынул. Так и то, если бы медверысь не завыла, не узнал! Она, небось, закусить тобой собиралась, а ты спрятался – не достать. Вот она с досады и зачала горло драть. Я ближе всех к тому месту живу – первый и поспел. Еще бы минутки две-три, ты бы сочиться стал, а еще через пяток досуха бы она тебя выжала. А тебя-то как кличут, голубь лысый?
– Плюх.
– Зычно! Ну да мне-то что…
– И все-таки, как ты меня достал из этой аномалии?
– «Выжималка» любит, что пожестче. Вот я и закатил в нее булаган, благо рядом валялся. Она на него и перекинулась, дура, а тебя выплюнула. Так что все, теперь ты мой по гроб жизни.
– В смысле, твой должник? Я это помню и никогда не забуду.
– Не-а. Должник – то само собой. Только долг мне отдавать теперь всю жизнь станешь. Если попросту, ты теперь мой раб.
Плюх натужно – грудь сдавило болью – засмеялся. Стенька подхватил, ему сдерживаться было незачем. Вот только разведчику этот смех не понравился.
– Это ведь шутка? – спросил он, отчего мужчина засмеялся громче.
– Хватит! – крикнул Плюх и сморщился от боли.
– Ну, хватит так хватит, – оборвал смех Стенька. – Только ты, похоже, так ничего и не понял.
– Что я должен понять?
– Вот это, – подняв палец, обвел вокруг мужчина, – селение нашей группировки. Нас тут двести харь. Не считая вас. С вами – почти триста.
– С кем это «с нами»? – насупился Плюх.
– А ты еще не уразумел, голубок? Я ведь насчет раба не шутил. Мы и зовемся «рабовладельцами», потому что их-то как раз и держим. Надо же кому-то грязную да опасную работу выполнять. Вот и ты сейчас встанешь и пойдешь вкалывать.
– Я же… не смогу… – так еще до конца и не переварил полученную информацию разведчик, слишком уж она была дикой.
– Сможешь. Я ведь тебя не камни заставлю ворочать. На охоту пойдем, голубь лысый. Недалеко прогуляемся, не бойся.
– Из меня сейчас охотник… – невесело хмыкнул разведчик.
– Что-ты, что-ты, – замахал руками Стенька. – Разве я сказал, что ты будешь охотником?
– А кем же, дичью?
– Не сейчас, дела еще не настолько плохи, – оскалился «рабовладелец». – Ты будешь приманкой.
Плюх, скрипя от боли зубами, поднялся на ноги. Ему даже удалось на них удержаться – правда, за стену все-таки пришлось ухватиться.
– Ну, вот что, – прохрипел он. – Давай заканчивать с этим цирком. Никаким рабом я тебе не буду. Или отпускай меня, или убей сразу.
– Ух, ты гордый какой, голубок, – покачал головой Стенька. – А как же должок? Или тоже гордость рассчитаться мешает?
– Я рассчитаюсь, – процедил Плюх. – Покажу… скажу, где лежит одна штука… В общем, ты и так уже понял, что это я управлял кораблем, который взорвался. Но сам я из него катапультировался на специальном ложементе. Это техника двадцать второго века, за нее ученые дадут много всего – еды, патронов, чего захочешь.
– Эх, голубь ты мой лысый, – вздохнул мужчина. – Спасибо тебе за доброту, конечно, только слишком уж долго ты в бессознанке валялся, пропустил кое-что…
– Ложемент уже нашли?.. – с досадой выдохнул косморазведчик.
– А хрен его знает. Если кто и нашел, то мимо прошел.
– Но почему?!.. Это и правда ценный артефакт!
– Да ну?.. А его есть можно? Или стрелять из него?
– Конечно, нет.
– Тогда он не ценный.
– Для тебя, может, и нет, для других сталкеров тоже, а вот для ученых…
– Для ученых, голубок, теперь тоже лишь то цену имеет, что можно съесть или из чего можно стрелять. А дороже всего то, где можно получше спрятаться.
– Объясни.
– Вообще-то время – тоже штука недешевая, чтобы его попусту терять, ну да ладно. Тебе это знать, конечно, необязательно, но я человек добрый, да мне, к тому же, интересно будет на твою рожу поглядеть, когда узнаешь, в какой мы заднице оказались.
– Кто это «мы»?
– Мы – это мы. Все, кто в Зоне.
– Да не крути ты, ёхи-блохи, вокруг да около! – не выдержал Плюх, чувствуя, как по спине пробежал холодок от тревожного предчувствия. – Прямо скажи, что случилось?
– Полярный лис случился, вот что. Большой такой, жирный – на всех хватит.
– Но я же просил не… – поморщился разведчик.
– А ты не перебивай хозяина, раб! – рыкнул как-то очень уж серьезно Стенька. Похоже, шутить ему надоело. – Ты по-любому раньше меня окочуришься, потому что когда еда и патроны кончатся, я тебя схаваю.
– Да чего им кончаться-то?! – все-таки выкрикнул, забыв даже на время о боли, Плюх. – Потому что ученые прячутся? Зачем это им? Да и не могут они прятаться, их же в лабораторию все равно затащит!
– Тот, кто найдет, тот, может, и затащит, – не стал на сей раз огрызаться «рабовладелец». – Только, скорее, на месте прикончит – чего с ними валандаться? В общем, голубь, дело такое, что кормушка захлопнулась. Нету теперь ученым ходу наружу. Они отныне такие же, как и мы все. Как раз три дня назад это и случилось. Пришли сталкеры хабар на добро менять, отдали его, как всегда, «Контактерам»[2], а те с хабаром же назад и вернулись: так, мол, и так, умники в лабе сидят охреневшие и выйти на ту сторону не могут. Мужики, понятно, к лабе двинули, но ученые, недаром мозги хорошо работают, смылись уже, не дожидаясь, пока их «благодарить» начнут.
