Александр Афанасьев - Законы войны
– Не делайте вид, что вам неизвестна эта женщина. Вас видели в ее дворце, и не раз! Вы и сейчас туда направляетесь.
– Дворце? Ах да, понял. Сударь, а вы уверены в том, что имеете право спрашивать?
– Если я спрашиваю вас об этом, значит, я имею на это право!
– Сударь, если вы не потрудитесь сменить тон, здесь не найдется желающих отвечать на ваши вопросы…
Вместо ответа наследник выхватил пистолет…
Как я уже говорил, пистолет у меня был – на входе в участок меня не потрудились обыскать. Это был короткий шестизарядный «Смит-Вессон» калибра триста пятьдесят семь магнум с титановой рамкой, заказным стволом всего в полтора дюйма длиной и спиленным курком. И рука уже была на рукоятке… вот только что прикажете делать? Стрелять в наследника Бухары? Рискуя тем, что и здесь польется кровь: право же, я видел ее достаточно, чтобы рисковать еще раз, пусть даже мне придется ставить на кон свою собственную жизнь. И не столь же безумен наследник Бухары, чтобы стрелять в меня?
Или все же достаточно безумен?
– Послушайте. Что. Я. Вам. Скажу, – сказал наследник, четко выговаривая каждое слово, – это не ваша земля. И вам здесь делать нечего. Уносите отсюда ноги и забудьте сюда дорогу. Здесь нет ничего вашего. Я все сказал.
Рискнуть?
– Хочешь стрелять?
Шаг вперед.
– Стреляй.
Еще шаг. Пистолет упирается почти что в лоб. Пистолет хороший – «Зиг Зауэр 228» или 229, рекомендован для ношения вне строя.
– Ну?
Идиот… Это я ему – не понял, теперь извини. Резкий шаг вперед и в сторону – теперь он не сможет выстрелить мне в лоб, даже если очень захочет – пистолет где-то на уровне моего уха. Левой рукой, получается, что и плечом, – фиксирую пистолет, правой – как следует в горло, удар называется «Клюв сокола», по-моему, за него на ринге немедленная дисквалификация, но здесь – не ринг. Оглушительно гремит выстрел, оставляя неприятный звон в ушах. Еще одно движение – и наследник, не выдержав боли, выпускает пистолет, он глухо стукается об пол. Звон в ушах, кислый запах порохового дыма и злость на весь мир.
– Слушай сюда, обезьяна. Это твоего здесь давно уже ничего нет, все давно наше. Все, что твое, – это твой церемониальный наряд и доля, которую мы платим тебе, чтобы добывать нефть и газ. Но знай свое место, гнида. Мы захотим – и завтра твой сраный эмират не найдут ни на одной карте, понял?
Отступаю. Пинаю пистолет, так чтобы он закатился под стол – пусть ползает на карачках и достает. Немного унижения лишним не будет.
– Адьюс, амиго. Возьми несколько уроков этикета. Подойдешь еще раз к моей жене, – это я выделил тоном, – или к моему сыну – закопаю, тварь.
Спокойно выхожу из участка. Сажусь в машину. Бросаю взгляд на «Феррари»… чисто мальчишеское желание сделать что-то плохое, – но делать этого нельзя. Слова одного британского джентльмена – мы должны быть безупречно вежливыми хотя бы для того, чтобы отличаться от черного народа. Вот и я должен чем-то отличаться от этого кретина.
Полиция? Да пусть попробует…
Сдаю назад – и с пробуксовкой доворачиваю машину на дорогу. Впереди – только два дня, и я намерен прожить каждую минуту сполна. Никакая мразь не испортит мне общение с Люнеттой и сыном. Даже наследник Бухары…
Афганистан, Кабул
Шах ду Шамшира
21 октября 2016 года
Приметы последнего времени…
Злоба, подозрительность, страх, недоверие. Мир, расколовшийся на две части – один, стремительно идущий в двадцать первый век, с его космическими полетами и освоением планет, и второй, стремительно тонущий в пучине оголтелой злобы и дикости, мракобесного Средневековья. Мир раскололся на две части, невидимые линии разлома пролегали по континентам и странам, только вот линии эти не увеличивались, как и было положено при разломе, и половинки бывшего целого не отходили друг от друга, а наоборот – стремились друг к другу, сходясь все быстрее и быстрее на контркурсах. Вопрос был в том, кто и что уцелеет при столкновении.
Их было двое. Одного звали Саша, но он был осетин, а не русский, а другого звали Зураб, но он-то как раз считал себя русским. Потомок грузинских дворян, родившийся в Москве и в юности победивший на лицейском конкурсе поэтов. Но так получилось, что поэтам в новом мире было некомфортно и неуютно – и Зураб пошел в армию, где и встретил осетина Сашу, который готовился к службе с детства. Как-то так получилось, что они нашли общий язык, чистый «ботаник», оказавшийся неплохим стрелком и гениальным «вторым номером», наизусть помнящим десятки баллистических таблиц, и потомственный военный в шестом поколении, не представлявший себе какую-то иную карьеру, кроме армейской. Возможно, дело было в том. что выросший в городе Зураб тосковал по горам, а Саше было что рассказать о них – ведь он в них вырос. Как бы то ни было – теперь они составляли единое целое. Точнее – отдельную снайперскую, разведывательно-диверсионную группу специального назначения парашютно-десантных войск, подчиненную командиру второго батальона, триста сорокового парашютно-десантного полка. В отличие от обычных пехотных частей – парашютисты имели отдельные, выведенные из состава подразделений снайперские группы уже на уровне батальона. Каждому командиру батальона непосредственно подчинялись пять таких групп.
Каждый из них был профессионалом, окончившим вначале снайперскую школу под Новгородом, а потом еще и прошедшим четырехмесячные курсы переподготовки горных стрелков в Кушке. Каждый из них, как и положено снайперу-парашютисту, мог поражать неподвижные цели с расстояния в одну тысячу пятьсот метров или подвижные с расстояния в шестьсот метров с вероятностью ноль-девять, знал приемы и методы маскировки, умел десантироваться с вертолетов, легких и тяжелых транспортных самолетов, знал приемы и методы маскировки на местности, умел прожить минимум неделю на «подножной пище». Каждый из них владел основами военной топографии, знал правила колонновождения, умел пользоваться всеми техническими средствами связи, разведки и целеуказания, включая знаменитые лазерные целеуказатели для управляемого оружия, владел навыками активной и пассивной разведки и мог при необходимости самостоятельно или в группе провести разведку зоны сброса, определить основные источники опасности и передать точную информацию в штаб для корректировки плана высадки. Все это они знали, потому что это было необходимо для их работы – быть глазами и ушами, а если потребуется – и хирургически точным скальпелем в руках командира их батальона, которому они были подчинены напрямую. Проблема была в том, что почти ничего из этого им сейчас не было нужно. А что было нужно, чтобы это все прекратилось…
А хрен его знает…
Хорошо, что погасили мигалки. Их было до черта, и они раздражали. Вспышки мигалок, проявляющиеся в оптических прицелах, заставляли нервничать и отвлекаться…
Их цели находились в большом автобусе, марки «Голиаф», неприхотливом и выдерживающем самые скверные дороги. Автобус стоял на улице рядом со знаменитой мечетью Шах ду Шамшира, мечетью двух мечей, на южном берегу реки Кабул. Они же находились на крыше девятиэтажного особняка Иттихад-банка на левом берегу, откуда (из банка) эвакуировали всех служащих из-за угрозы взрыва. И немудрено – банк был облицован стеклопанелями с золотистым зеркальным эффектом, если сильно рванет – кусок такой стеклопанели может отрубить голову не хуже меча палача. А рвануть может сильно. Автобус был битопливным, газ-бензин, и на его крыше были газовые баллоны, чтобы можно было подешевле заправляться на кабульских газовых заправках. Если этот баллон пробить, к примеру, пулей, а потом произойдет взрыв (вполне реальный сценарий при провале штурма) – образуется топливно-воздушная смесь, и рванет она – как термобарическая бомба, на этом же принципе и основанная. Но если эти баллоны просто рванут или сдетонируют – тоже мало не покажется…
По меркам армейских снайперов, цели были простые. Всего сто восемьдесят метров, с небольшим снижением, под углом примерно двадцать градусов. Большая проблема была со стеклом. Каленое стекло, даже не автомобильное, а автобусное, повышенной прочности. Оно может критически исказить траекторию пули даже со стальным сердечником, пуля может поразить заложника. Еще хуже, если пуля попадает в стекло под углом. Впрочем, у них у двоих были наилучшие позиции – цель была под почти прямым углом…
Для стрельбы по цели они располагали двумя снайперскими винтовками. Это были полуавтоматические винтовки «Драгунова», переделанные в Княжестве Финляндском для участия в спортивных состязаниях: в частности, у них был ствол в полтора раза тяжелее оригинала и спортивный массивный приклад, похожий на приклады винтовок серии БК [42]. Винтовки были заряжены не армейскими стандартными боеприпасами, а патронами финской же фирмы «Лев» [43], сделанными из однородного прочного сплава на основе меди методом точения на токарном станке, очень дорогие. Как показали тесты на полигоне – именно эти боеприпасы обеспечивают наилучшие шансы при стрельбе через закаленное стекло и не теряют точность, поэтому каждый снайпер на задании имел теперь десять таких патронов. Для этой ситуации должно было хватить с лихвой.
