Олег Дорофеев - Рыцари потустороннего
Вместо ответа я опрокинул рюмку коньяка, закусив кусочком лимона:
– Вы извините, что вам не предлагаю. При исполнении нельзя.
Он всплеснул маленькими ручками:
– Ничего-ничего. Не беспокойтесь.
Хмель уже оккупировал мою башку, поэтому вел я себя неправильно. Молодцы старушки, вызвали когда надо.
– Дело в том, – продолжил мужик, – что поступил сигнал о вашем неадекватном поведении.
Я кивнул в сторону двери:
– Вы имеете в виду эту дементную старуху вкупе с имбецильной сестричкой? Так у них работа такая: сигналы подавать.
– Ну почему же… Они произвели на меня довольно хорошее впечатление. Мне показалось, соседка только добра вам желает.
Остатком здравомыслия я понимал, что эти последние слова, весь убийственно спокойный тон – не более чем наглая провокация, попытка вызвать агрессивную реакцию, но алкоголь мешал действовать грамотно. Его маленькие глазки сверлили мой мозг прямо через черепную коробку. Меня это начинало бесить.
– Так, давайте разберемся: вы кто – ответственный городской мозгоправ? А это, понятное дело, ваши опытные ассистенты?
Он оставался невозмутим:
– В данном случае это неважно.
И тут я сорвался:
– То есть как это неважно? Вы врываетесь в мой дом, задаете дурацкие вопросы…
Дождался своего часа, скотина! Я почти кричал, санитары напряглись, один из них переместился мне за спину, другой отрезал путь к двери.
– Вот видите, налицо аффективное расстройство, неадекватное поведение.
– Какое такое поведенческое?!
Он, наверное, в душе дзен-буддист – тот же ровный, безразлично-спокойный толос:
– Агрессивность, снижение критики, высокий уровень тревоги, вербальная расторможенность, ситуационная амнезия, газ оставляете открытым… Налицо стресс-диатез.
– Переведите! Зулусскому не обучен.
Врач расшифровал:
– Сочетание специфической уязвимости индивидуума и действия стрессора окружающей среды. Видимо, психическая реакция на пролонгированный стресс. Все эти похороны, знаете ли… Плюс алкоголь.
Я расхохотался:
– Вы что, думаете, я алкоголик или псих?! Вам ли не знать, что до делирия мне как минимум три дня беспробудной пьянки и парочка дней отмены. Обещаю, в этом случае я сам вас вызову!
Он терпеливо произнес:
– Я понимаю.
– Ладно, ребята, пошутили и хватит! Я сам врач, пусть не психиатр, но в своих птичьих правах кое-что маркую!
Он пропустил мои слова мимо ушей:
– Длительная алкогольная интоксикация…
Мой кулак со звоном опустился на сервировочный столик. Бутылка коньяка подскочила, но не разбилась.
– Ты кто? Нарколог?! Твою мать! Я и четверти не выпил!
Санитары среагировали мгновенно: один ловко ударил в печень, другой заломал руки, стянув их гибкими наручниками. Я понимал, что сопротивление бесполезно: эти парни навострились скручивать буйных кататоников, обладающих немереной силой, не чувствительных к боли, – что им какой-то нетрезвый парень в домашних тапочках? Самое лучшее, что оставалось делать, – держать язык за зубами, но ярость уже целиком подчинила мое существо.
– Уроды! Фашисты! Да я вас всех засужу! Что вы себе позволяете?! На каком основании?! Псы карательной психиатрии!..
Врач неторопливо достал из чемоданчика ручку, какой-то бланк и принялся неторопливо его заполнять. Я не унимался – еще бы, первый раз в жизни меня связали, да еще по указанию коллеги и в собственной комнате.
– Эй, ты, член общества «кукушкиного гнезда», я к тебе обращаюсь! А почему не смирительная рубашка? Это что, последний писк психиатрической мысли? Ты что, меня в «желтый дом» собрался запереть?! Поведай публике: сколько тебе заплатили эти злобные вороны?
Он даже не повысил голоса:
– Вы же врач. Согласитесь, такое поведение совершенно неадекватно… К слову, вам должно быть известно: психопат в декомпенсации приравнивается к психотику и подлежит госпитализации.
Я демонически рассмеялся:
– Давай поменяемся местами! Тебя на стул в наручниках, а я сяду писульку строчить. Такой диагноз нарисую – мало не покажется!..
– Не волнуйтесь вы так. Полежите у нас пару-тройку деньков, немного подлечитесь – и домой. Никто вас держать не станет. Но если вы будете продолжать вести себя подобным образом, придется принять меры.
Нет, как вам это нравится? Этот гад вломился ко мне домой и еще угрожает! Я ненавижу ругаться матом, но тут меня прорвало. Тирада вышла шикарной, даже санитаров проняло… От такой космической нелепости у меня действительно поехала крыша. Напрасно я это сделал. Эскулап неторопливо отложил ручку в сторону, открыл чемоданчик, извлек оттуда одноразовый шприц, выбрал из ампулы какой-то дряни (нетрудно догадаться какой).
Я заорал:
– Даже не думай, сволочь! Тебе потом даже халаты не доверят стирать…
В тот момент я испытывал к этому человеку такую ненависть, что, не будь этих наручников, отгрыз бы его мясистый нос. Он улыбнулся одними губами, как палач-садист, предвкушающий начало любимого занятия, за которое еще и деньги платят.
Иглу засадили в мышцу, спасибо, не в вену…
Через несколько минут тело стало наливаться свинцовой тяжестью. Господи, и они называют себя врачами! Алкоголь плюс тяжелый нейролептик. Завтра мне не выжить, если это завтра вообще наступит. А вдруг им заплатили столько, что они забудут мое тело в каком-нибудь близлежащем водоеме? Я представил это разливанное, бескрайнее море счастья, в котором будет купаться моя соседка, и… провалился в черный колодец.
Очнулся я от холода и общего дискомфорта. И тут же пожалел, что это сделал. Непередаваемые ощущения: страшно хотелось пить, спать и писать одновременно, и если по второму пункту имелись варианты, то первый и третий отпадали по определению, ну разве что некая добрая душа достала бы мой безжизненный «карандаш» и сунула в больничную утку. Слабость и скованность навалились на каждую клеточку тела. Я не то что рукой – языком не мог шевельнуть. Одежду забрали, оставили только трусы и гамму ощущений, о которых лучше не вспоминать.
Второй раз я проснулся от боли. Мочевой пузырь болел так, словно туда навтыкали иголок. Тело стало более послушным. Я сделал титаническое усилие, вдумчиво, поэтапно произвел несколько простейших движений, чтобы приподняться на койке. Зрелище меня не порадовало. В небольшой палате лежало человек двадцать. Воздух пропитался духотой, затхлостью, хлоркой и вонью немытых тел. Макс неправ: зачем уходить в астрал, вот оно – потустороннее в его примитивной первобытности, ограниченное надзорной палатой с решетками на окнах.
Накинув застиранный больничный халат, побрел к выходу. Дверь оказалась не заперта, но на выходе стоял стражник. Санитарка, коренастая женщина неопределенного возраста, сидела на стуле рядом с палатой. Она окинула меня холодным пристальным взглядом старого чекиста:
– Куда?
– В сортир.
Мне повезло. Ее задница слишком тяжела, от стула не оторвать. Женщина кивнула вдоль безликого коридора:
– Туда и обратно.
Я поплелся, аккуратно переставляя ноги, стараясь не пролить содержимое моего измученного пузыря. Убожество кричало из каждого угла, зато за добротными решетками поставили новые пластиковые окна.
На обратном пути решил умаслить надзорную сиделку. Нужны союзники, в противном случае – хана. Я не понаслышке знал: здорового человека можно за несколько дней превратить в не очень свежий «овощ». По большому счету, мозговедам глубоко наплевать на своих пациентов. Есть диагноз – нет проблемы. Дальше – все по схеме. Однако для такого случая, как мой, нужна серьезная мотивация. Не может быть, чтобы Павлина сумела подкупить всех, включая заведующего отделением и лечащего врача.
Нарисовав на лице слабое подобие обаятельной улыбки, я произнес:
– Прекрасно выглядите! Всегда восхищался таким ровным золотистым загаром, как у вас. Кстати, если нужно помочь на кухне или с уборкой, я готов…
Санитарка удивленно подняла голову:
– Тут и без тебя полно охотников.
Однако я уловил чуть более теплую интонацию.
– Жаль… Знаете, я в студенчестве медбратом подрабатывал, так что если что – всегда к вашим услугам.
Она что-то пробормотала в ответ, но теперь и взгляд надсмотрщицы потеплел.
– Не подскажете, какой сегодня день?
– Воскресенье.
– Благодарю…
Так, значит, я сутки пролежал в отключке. Теперь ясно, почему в коридоре ни души. Значит, психонадзирателей следует ожидать только завтра.
Я вошел в палату, впервые окинул ее осмысленным взглядом – засада. Половина пациентов неподвижно лежали в постели, обдолбанные ударными дозами препаратов, парочка буйных были приторочены к койкам. Остальные выглядели так, будто с пяти лет ширялись и хлестали водку. Одного парня я идентифицировал как гота с выбритым затылком, типичными татуировками и напрочь выщипанными бровями. Он поминутно тер свой лоб, словно мучительно пытался сообразить, где находится. Короче, массовый неадекват, поговорить не с кем…
