Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь
Придя в себя от ведра ледяной воды, Алекс не без труда свёл глаза, чтобы не двоилось. Он по-прежнему на стуле в подвале. Пустые серые стены, каменный пол. Стул прикручен к нему крепко — простой уже отлетел бы к противоположной стене от такого удара вместе с седоком.
Яркий свет факелов. Сырость везде и без ледяного душа.
А главное — запах. Тяжёлый дух, в котором перемешались ароматы загнившей крови, блевотины, несвежих тел, табачного дыма. Запах пыточного застенка.
Истязали просто и безыскусно. Били.
Задавали вопросы, не получая ни звука в ответ. Снова били, снова отливали водой.
Вопрос — нет ответа. Удар. Вопрос. Удар. Ведро воды. Вопрос — удар.
В таком ритме Алекс провёл три дня. Палачи сменялись, его никто подменять не собирался.
Не кормили. Вода — только та, что попадала в рот из ведра. Оно явно использовано в качестве ночного горшка и не слишком старательно вымыто.
Вопрос. Удар. Вопрос. Серия ударов, пока забытьё не спасёт от боли.
На четвёртый день Алекса прекратили пытать. Его даже проведал важный полковник, то есть элит-офицер по икарийской мерке.
— Не могу не уважать ваше мужество. Жаль, что оно тратится напрасно. Собственно говоря, осталась последняя формальность, для исполнения которой предстоит отправка в Атену на опознание. Если мессир Палла или его коллеги укажут на вас как на икарийского шпиона, петли не миновать.
Попробуйте, ухмыльнулся про себя Алекс. Сейчас родная мать не узнает своего сына в распухшем шарике вместо лица.
— Обождём лишь окончания праздников. Отметим день Святого Торвальдса — и в путь. Надеюсь, вы вернётесь к тому виду, что был во время встречи с мессирами. Не считая нескольких шрамов, которые, естественно, очень украшают тейскую внешность.
Полковник наклонился чуть ближе, вызывая у арестанта непреодолимое желание долбануть по нему внутренней Силой. Неужели дурачина не понимает, что настоящий дворянин даже без крыла и неба не беспомощен?
— Есть только один шанс поменять петлю на каторгу. Скажи, где твоя сообщница?
Алекс сам был бы не прочь об этом узнать. Хотелось надеяться, что в безопасности.
Он не удостоил полковника ни ответом, ни жестом.
— Увести!
Глава восемнадцатая
Началась вторая неделя в сыром каменном мешке. Кашель. Скоро начнут ныть суставы. От жидкой баланды Алекс исхудал так, что любой постный тейский рацион показался бы невероятно сытным.
Ощущение фатальной безнадёжности. Впереди — такие же мрачные дни, ни в коей мере не приносящие радости, потом большая площадь, полная народа, барабанная дробь и свидание с виселицей.
Рано или поздно узнает отец, огорчится. Опечалится Марк. Йоганна? Алекс с удивлением понял, что крайне редко вспоминает женщину, когда-то всецело занимавшую мысли. Иана… Считает убийцей и мясником. Возможно, изменит мнение, когда её ненаглядные ламбрийцы высадят в Икарии самый крупный десант за историю войн между империей и королевством, вырезав западное побережье. Будет слишком поздно о чём-то сожалеть.
Она предпочла не дожидаться войны.
Сначала громыхнула заслонка на окошке камеры. Опухшая от безделья морда тюремщика повела глазёнками, бдительно осматривая каменную могилу. Затем лязгнул засов.
Тюремщик сунулся внутрь, и впервые за время заточения у Алекса появилась здесь мебель, представленная двумя табуретами. Не считать же мебелью тюк с гнилой соломой.
— Прикажете присутствовать, благородная госпожа? Арестанты, смею доложить, бывают опасны.
— Вы свободны, милейший, — Иана вплыла царственно, увлекая за собой необычную особь мужского пола в просторной хламиде, курчавом парике и странной шапочке. — Я здесь по поручению важных особ, ведущих дела с Икарией. Знакомьтесь — судебный поверенный господин Семел.
— Ваше дело трудное, подзащитный, — проскрипел адвокат. — Однако сейчас мы составим встречный иск, обжалуем ваше задержание, и полагаю, что шансы на смягчение приговора хороши.
Алекс недоумённо глянул на Иану, ожидая увидеть сочувствие. Но девушка была слишком занята, чтобы предаваться соболезнованиям. Убедившись, что окошко на двери закрыто, она шагнула за спину поверенного и резко сдавила ему горло. Поборов секундное замешательство, узник присоединился и нанёс пару сильных ударов… Точнее — хотел нанести. Побои и голодовка здорово сократили его возможности. Если бы не Иана, не одолел бы.
— Быстро! Одевай его балахон, парик, шапочку, — она раскрыла сумку. — Здесь вода, зеркало и бритвенные принадлежности. Убери щетину!
С досадой обнаружила одно упущение: недостаточен свет, пробивающийся через узкое окошко под потолком, из-за него выбриться и не пораниться сложно. Вдобавок за дверью раздалось неприятное шевеление.
— Да, я считаю шансы хорошими, — вдруг громко прогнусавил Алекс и тут же добавил обычным голосом, специально подчёркивая икарийский говор: — Спасибо, господа.
Он обратил внимание, что парик закрывает лоб и щёки. То есть в жертву нужно принести усы и чёрный пух на подбородке, последнего не жалко. Далее за Алекса взялась Иана. Точно так же как у покойного Семела с обильно набеленным пудрой лицом, она обработала нос, щёки и даже губы партнёра, как-то скрывая синюшность от побоев.
Глаза спрятались за стёклышками очков, при взгляде через них мир потерял резкость и расплылся. В качестве последнего штриха тело поверенного улеглось на тюфяк, прикрытое одеждой заключенного, перепачканной кровью и нечистотами.
Иана стукнула по двери.
— Отворяйте, любезный.
Стражнику она пожаловалась на неблагодарность арестанта: отвернулся, эдакая дрянь, и не желает даже разговаривать. Для ветроголовых все остальные — презренные черви, не достойные внимания.
Стараясь шагать ровно и не обращать внимания на боль от незаживших ран, Алекс подумал, что Иана рискует чрезвычайно. Авантюра почти не имеет шансов на успех. Ему терять нечего — петля неминуема. Что же станет с девушкой в подземных казематах, не представить в самом жутком кошмаре…
Зачем?
Не только положила голову на плаху, наивно полагая, что топор палача просвистит мимо, но и убила ламбрийца, ни в чём не виновного, ничего не сделавшего ей плохого… Голос остался ровным, звонким, без тени волнения из-за свершённого.
— Здравствуйте, мальчики! Приветствую мужественных воинов!
— Спасибо, благородная госпожа.
Лязг замков и засовов. Алекс опустил голову, словно опасаясь споткнуться на неровных плитах пола.
— До свиданья, благородная госпожа!
И голос шутника:
— Заходите ещё! Можно — без судейского.
— При случае — обязательно, мальчики!
Лестница наверх. Алекс не запомнил дорогу в подвал — его волокли вниз в практически бессознательном состоянии. Там следующий пост, уже без дверей и решёток, но с ещё более общительными стражниками, с которыми Иана балагурила минуты три.
Лишь один из них обратил внимание на Алекса.
— Боюсь, сердце благородной синьоры принадлежит богатым судейским чиновникам, а не скромным солдатам отечества.
Иана не растерялась.
— Посмотрите на него, — рука в перчатке махнула в сторону белолицей фигуры в чёрном балахоне. — Внимательно посмотрите. Не кажется ли вам, что предположение о возможном моём… союзе с поверенным выглядит оскорбительно?
Хохот солдат, наверно, в гораздо большей степени оскорбил всё адвокатское сообщество, чем Иану предыдущая фраза.
На тюремном дворе шепнула:
— Труднее всего будет у караулки. Здесь светлее. Ты больше похож на отбивную, чем на поверенного. Так… Отстань на три-четыре шага.
У последнего поста Иана споткнулась, чуть не упала вперёд, ухватившись за камзол тюремщика. Простые сельские парни, не избалованные вниманием родовитых особ, наперебой кинулись помогать.
— Как это здорово, когда могу опереться на надёжную мужскую руку! — потом последовал контрольный выстрел: — Женщины тают при виде военной формы. Закончу дела и буду непременно рада с вами встретиться вновь.
Ещё через минуту они опустились на сиденье ожидавшего наёмного экипажа с закрытым верхом.
— Не могу поверить… — Алекс хотел добавить «ты так рисковала» и запнулся. В горячке операции Иана обращалась на «ты». Означает ли это…
— Признаться, мне до сих пор не по себе. Вы ужасно выглядите, Алекс.
Значит, на «вы». Собственно, почему иначе? Легенда о супружеской паре рухнула. Можно больше не притворяться. И обижаться нельзя, тея вытащила его из тюрьмы, чуть сама не погибнув… Как сложен мир! Полчаса назад он был печальнее, но проще.
— Зато распухшая морда больше похожа на раскормленное лицо судейского.
— Мерзкий тип, — скривилась Иана. — Не представляете, как сложно было найти согласившегося помочь иностранцу, вдобавок — подходящего роста. Пришлось ему пообещать… В общем, я не жалею, что мы свернули ему шею.
