Олег Верещагин - Не время для одиночек
Колька заглянул в конец. Он уже читал эту книгу, но тянуло перечитывать снова и снова…
…Час нашей смерти Написан Асам За наши злые Дела и мысли. Не для людей тот Означен жребий. Жить будут люди! И в мире новом Себе построят Такое время, Какое Асам Лишь сниться может. Но пусть запомнят Навечно люди: Свой час крушенья Ко всем приходит, Кто честь меняет На хитрость злую, Кто блеском злата Счастлив больше, Чем блеском звёздным, Кто силу множит, Глумясь над слабым, Кто слово ценит По весу ветра! Час последний Тех не минует! Дни наши в мире Исходят ныне. Дни ваши, люди — Ещё в начале. Не совершите Ошибок наших! Я, Одноглазый, Так говорю вам! Никто не знает, Какая участь Нас ожидает На склоне жизни, Но знаю точно: Живи достойно, В союзе с честью — И будешь счастлив Ты в мире этом!
Звонок телефона раздался из коридора снизу. Шёпотом ругнувшись, Колька соскочил с кровати и выбежал, скатился по лестнице на непрекращающийся настырный трезвон. Схватил трубку:
— Да?!
Звонил Живко Коробов, командир "Теней".
— Сожгли гостиницу на северо-западной подъездной дороге, — сообщил он. — Колька, в смысле, Райко, сейчас там. И десять минут назад стреляли в Сашку Герасимова.
— Где? — деловито спросил Колька.
— А прямо у штаба пальнули. Из кустов, с другой стороны. Шлем разворотило слева, а сам цел, только контузило. И ещё — Славян велел передать, что везде распространяют письма с угрозами всем, кто, дескать, помогает предателю Бахуреву в предательстве нашей республики Империи. Массово. Взрослым, детям, вообще всем, кому нравится его власть. Как на бумаге-то не разорятся, сволочи…
— Ясно, — Колька покусал уголок губы. — Спасибо за сведения.
— Что думаешь делать-то? — после короткого напряжённого молчания в трубке спросил Живко. — Поделись, мы ж, всё-таки, к тебе прикомандированы вроде. А ты ни мычишь, ни тел…
— Решим, — туманно ответил Колька, перебил Живко. — Ну, пока…
Он вернулся в комнату и первым делом убрал книжку. Потом — в такой же задумчивости — спустился за почтой, достал из ящика серый конверт. Без марок, адресов, штемпелей. Просто конверт, явно брошенный вручную. Колька усмехнулся, пощупал его, открыл — прямо у ящика. Вытряхнул на дорожку рыхлый сероватый кусок плохого картона. Нагнулся, перевернул носком.
На фоне разлапистой перевёрнутой звезды чернела надпись:
ТЫ ПРИГОВОРЁН К СМЕРТИ, ГАД.
БЕРЕГИСЬ!
Посвистывая сквозь зубы, Колька задумчиво смотрел на картонку. Потом — наступил на неё. С брезгливой яростью, словно на ядовитого паука. И вскинул голову зло, услышав от калитки:
— Николай!
Но злость Кольки тут же сменилась смущённой радостью. За калиткой стоял и улыбался Родион Петрович Жалнин. Учитель рисования смотрел на юношу.
— Родион Петрович! — вырвалось у Кольки. Он на миг снова ощутил себя совсем маленьким и очень обиженным — потому что старшие ребята посмеялись над его рисунками, которые он им так наивно показал… и в этот момент, когда он, тихо всхлипывая, раздумывал: разорвать рисунки или просто забыть про них навсегда — над его головой послышался заинтересованный мужской голос: "А можно посмотреть?" — Вы вернулись?!
— Как видишь, — развёл руками учитель. — И очень рад, что и ты, как оказалось, вернулся. Впустишь?
— Да, конечно… — Колька смутился. — Только у меня… мне надо кое с кем встретиться…
— Ну — ничего, — Родион Петрович кивнул. — Поговорим по дороге.
— А… о чём? — осторожно спросил Колька, спускаясь с крыльца. У него зачесались пятки, он ждал ответа, как приговора, потому что такого не могло быть, в общем-то… Жалнин усмехнулся.
— О Дне Солнца (1.). Я предполагаю именно к этому дню организовать твою выставку, раз уж ты так удачно вернулся. Нужно кое-что подготовить, ну и твои работы привести в порядок, отобрать самые достойные… Да ты, говорят, привёз много новых?
1. День Солнца — 22 сентября. В этот день на исходе пятого года Безвременья впервые ненадолго проглянуло Солнце.
— А… где выставка? — Колька, закрывая калитку, не удержался, задал этот вопрос. — Ну, в смысле — будет?
Жалнин, смерив его взглядом, заметил:
— Да… на плечо руку тебе уже не положишь. А выставка — в президентской галерее. Где же ещё? Вот обо всём этом и поговорим, вчерне, так сказать. Пошли?
7.
Если бы совещание проходило в Империи — пионеры собрались бы скорей всего в молодёжном центре. Их там уже начали строить массово. Но в Семиречье подобные проекты существовали ещё только на бумаге, поэтому встреча состоялась в… Третьей пионерской столовой. Это была вотчина Лерки. Как правило, тут кормили бездомных и полубездомных детей, взамен чего они должны были содержать столовую в порядке и вообще заниматься тут хозработами, но в последние полгода проблема эта резко ослабла, хотя и не исчезла совсем — и столовая слегка перестроилась на обслуживание "учащейся и рабочей молодёжи" вообще, и пионеров — в первую голову. Тут всегда были отличные продукты и очень высокое качество готовки, хотя набор блюд отличался крайней скромностью; главным поставщиком продуктов был знаменитый в Семиречье кооператив "Колос".
В городе как раз заканчивался августовский слёт пионеров республики — и поэтому присутствовали представители всех пионерских отрядов Семиречья (больше двадцати), то есть — весь состав совета дружины, а вдобавок работала селекторная связь с Великим Новгородом, где у микрофона находился сам Мирослав Волк (1.). Колька "Ветерок" Стрелков явился тоже, вызвав своим появлением волну приветствий и саркастических замечаний. Он с порога заявил, что не пришёл бы, если бы его не позвали Элли Харзина и Славка Муромцев — откликом было многозначительное: "Оооооооо!!!" — прокатившееся по помещению.
1. Мирослав Николаевич Волк (6 г. Серых Войн — 1 г. Экспансии) Пилот, пилот-космонавт, позже — косморазведчик на лунах Сатурна, а в 14–35 г.г. Реконкисты — центральный лидер пионерской организации.
В полном составе наличествовала "бредколлегия", как их нередко называли, республиканского пионерского ежемесячника "Семь рек" — коллективного члена редакции имперского "Пионера". "Семь рек" недавно отметили своё трёхлетие и третий случай поджога редакционного помещения, чем все страшно гордились (а ещё у них был большой скандал, потому что точно такое же название носила недавно созданная государственная киностудия — и "Семь Рек" заявили, что название у них спёрли, не спросясь…) Их приветствовали многочисленными репликами типа: "А вот и стервятники на халяву налетели… девчонки, отсядьте, клюнут…", "Лучшие друзья самих себя припёрлись…" — а из угла, где сидели недавно "обиженные" журналом балхашские пионеры, раздалось хоровое:
— Доля журналистская — грязный маскхалат —
Мы такое тискаем, что рыдает ад…
Все трое журналистов сделали вид, что они выше этого.
Тут же находились мальчишки из юношеского следственного комитета "Гончая". Они были не пионерами, а "вели родословную" от "гончих" — юных разведчиков местного славянского ополчения времён Безвременья и начала Серых Войн. "Гончие" гордились своей на самом деле славной и боевой историей и работали "на справедливость", хотя первоначально с пионерской организацией у них было немало трений. Молчаливые, очень обычно одетые, хмуроватые, они были хорошо знакомы Кольке, с ними он не раз имел полузаконные дела.
Все долго рассаживались за столами, на которых были расставлены тарелки с бутербродами, и сок. Когда установилась почти полная тишина — поднялся Муромцев, и стало полностью тихо. Он обвёл взглядом помещение, отдал салют знамени Семиреченской Дружины, установленному между окон, потом вздохнул и негромко сказал:
— Прошу всех, прежде чем мы начнём разбираться с тем, что происходит в нашем, — он выделил это слово, — городе — встать. Гимн.
Все поднялись — дружно и тихо. Замерли вдоль столов. Из динамика раздались первые ноты "Взвейтесь, кострами…", и ребята и девчонки дружно подхватили:
— Взвейтесь, кострами,
Синие ночи…
Колька не пел. Он знал слова, но не пел… и всё-таки вдруг поймал себя на том, что на строчке "клич пионера "всегда будь готов!"" его губы зашевелились сами собой…
— Прошу садиться, — Славка подождал, пока все снова займут свои места, сел сам. — Итак, я приступаю на правах вашего вожатого и куратора от Империи к сути вопроса. Мы — представители, наверное, самой мощной молодёжной организации Земли. Это возлагает на нас определённые обязанности, особенно учитывая, что мы — именно мы! — находимся на переднем краю борьбы за лучшее будущее для всех. Всех вообще. Тут все свои, я могу говорить открыто, Мирослав Николаевич?
