Алексей Прозоров - Привратник
— Значит, это все-таки ты?
— Ты похож на трехнедельного щенка, мой глупый челеби, — усмехнулась Геката. — Тебя приводят в восторг самые банальные пустяки. Подожди, вот попадешься на глаза кому-то, кто выжил после прямого попадания снаряда или утопления на пароходе в Марианской впадине, — ты еще испытаешь все это на своей шкуре. И богом побудешь, и дьяволом. Должна предупредить, что сжигание на костре — процедура хоть и безопасная, но весьма, весьма болезненная.
— Тебе не понравилось? Я про роль богини.
— Все это зависит от настроения. Одни и те же поклонения иногда бесят, иногда радуют. Иногда хочется истребить весь мир до последнего смертного, а иногда я была готова пожертвовать собой ради нескольких из них. Но богиней нельзя оставаться слишком долго. Рано или поздно вдруг срываешься и из небесной покровительницы превращаешься во врата Аида.
— А еще она повелевала неодолимой любовью, — припомнил Еремей. — Когда позавчера в Самаре ты показалась мне умопомрачительно прекрасной и нестерпимо желанной — это были мои мысли или твои чары?
— Ты меня убедил, челеби, — улыбка от уха и до уха разрезала ее лицо. — Я не стану истреблять тебя в ближайшие пару веков.
В этот раз Варнак даже не понял, испугала его ласковая гримаса спутницы или все-таки привлекла.
За разговором они поднялись на второй этаж, где в двухместном номере путников уже ожидал горячий обед. Еремей, не евший весь день, сразу подсел к столу. Вывей притерся к ноге и вытянулся рядом.
Вскоре в дверь постучали, и внутрь заглянул монах:
— Я не ошибся?
— Нет-нет, сюда! — помахала от окна «лягушонка».
— Кристофер Истланд, — протянул он руку открывшей дверь толстушке.
— Геката, — ответила она.
— Кристофер Истланд, — повернулся он к «деловой».
— Да Геката я, Геката! — громко ответила от окна «лягушонка».
— Сколько можно здороваться? — добавила «деловая».
— Всю руку оборвал, — проворчала толстушка.
— Ты свой компьютер принес?
— Или в церкви оставил?
— Время-то бежит!
— Московский самолет в семь утра.
— Если билеты купила зря…
— Заставлю тебя съесть их без кофе.
Монах с минуту крутил головой, пытаясь попасть взглядом вслед за репликами, но не смог и попятился, прижавшись к стене:
— Seigneur tout-puissant, qu’est-ce que je me suis implique?
— Раз ввязался — привыкай, — ответила на его молитвы «деловая» ипостась и забрала из рук кожаную папку. Открыла, извлекла ноутбук, размотала провод, воткнула блок питания в розетку.
— Пароль есть? — поинтересовалась «лягушонка».
— А м-можно я сам? — выдавил Истланд.
— Да пожалуйста, — согласилась толстуха.
— Только двигайся, а не стой, — закончила «лягушонка».
— Адрес московский?
— Да, — кивнул монах.
— Хоть это хорошо.
— Ерема, волка в самолет не пустят.
— Значит, лететь тебе.
— Да я догадываюсь, — кивнул Варнак. — Вот только документы мои…
— Не боись…
— Я уже знаю, кто тебя проведет.
— Нашла старого знакомого.
Истланд вдруг вскочил и подбежал к толстухе.
— Сам дурак, — сказала от окна «лягушонка». — Кого побеждаешь?
— Три, — добавила «деловая».
— В носу им поковыряй, — посоветовала «лягушонка».
— Что происходит? — не понял Варнак.
— Стоит передо мной, пальцы втихаря показывает, — усмехнулась «деловая». — Думает, если одной из нас два или три пальца показать, остальные не узнают, что я вижу.
— Думает, его опять разыгрывают, — подмигнула «лягушонка».
— Да одна я, одна!
— Просто в трех воплощениях.
— Чего в этом особенного?
— Ты же христианин!
— Я проклят, — опустил руки Кристофер Истланд. — Я совершил величайшее открытие в истории! Но мне никогда в жизни никто не поверит…
Глава девятая
Сколько Дамира себя помнила, еще ни разу она не попадала в столь дурацкое положение. Толстые пачки денег, невозмутимое лицо Шеньшуна и банк, из которого нуар вынес эту добычу. Причем в банке не орало никакой сигнализации, никто из него не выбегал, не кидался в погоню. Даже не смотрел вслед.
— Откуда ты их взял? — уже в который раз переспросила она.
— Это кредит, — ответил восставший из мертвых.
— На кого?
— Не знаю. Я вошел и попросил кредит. Мне сказали, что нужны документы. Я сказал, что они есть. И мне дали эти деньги.
— Вот, черт! — Археологиня посмотрела на деньги, на нуара, на банк.
И что теперь делать? Пойти и вернуть? А как? Как все это объяснить? «Здравствуйте, девушки, мы тут случайно несколько пачек из вашего хранилища на улице нашли»? Не объяснишь, в чем дело — не возьмут. Объяснишь — посадят. Не поверят — психушка гарантирована.
— Это нечестно, Шеньшун. Воровать плохо. Эти деньги нужно вернуть, — со слабой надеждой сказала она.
— Смертная! — возмутился нуар. — Ты сама сказала, что для поездки в город богов нужны деньги. Сказала, что деньги находятся в таких вот банках. Это ты сказала, что воровать и грабить нельзя — а попробовать взять кредит можно. Я пошел и взял кредит. Чем ты опять недовольна?!
Ну да. Выходец из саркофага тоже ничего не понимал. Соответственно, дурой оставалась она одна. И вся-то ее оплошность — что послушалась, когда Шеньшун попросил подождать, пока он ненадолго отлучится.
— Вот, черт! — уже в который раз сказала она, медленно примиряясь с ситуацией. — Может, я и дура, но хотя бы дура с деньгами. Ты тоже хорош, такую пачку открыто передавать! Хоть бы пакет какой взял. И ведь даже в сумочку не поместятся! А если кто заметит? Грабанут в тихом месте — и хорошо, если калекой не оставят.
— Что сделают? — опять не понял нуар.
— Ограбят. Отнимут силой.
— Это как?
Дамира чуть отступила, глянула на него, имеющего рост Майкла Джордана, плечи борца сумо и бугристые мышцы Терминатора, махнула рукой:
— Неважно. Забудь.
Она прикрыла глаза, вспоминая, с чего все началось…
— Ах, да. Мы шли в магазин за продуктами. Ничего себе, за хлебушком прогулялись… Ладно, пойдем. Закупимся, потом поедем за билетами. Через интернет раньше, чем через три дня, заказать невозможно, а ближайший самолет завтра. Ажиотажа в рейсах на Карачи вроде бы нет. Может, получится улететь.
Судьба и правда улыбнулась стражу богов: билеты они взяли без особых проблем. Так же сложностей не возникло и в аэропорту. Дамира, имеющая действующий загранпаспорт, прошла контроль первой, демонстрируя нуару, как все должно происходить по общепринятым правилам. Тот внимательно посмотрел, подошел к окошку и сунул в него обертку от съеденной еще на улице шоколадки:
— Это нужный документ, — спокойно сообщил Шеньшун.
Таможенник кивнул и шлепнул на обертку штамп о пересечении границы.
— В Пакистане меня тоже проведешь, — шепнула Дамира, беря его под руку. — У меня визы нема.
— Что такое «виза»?
— Это особенность «нужного документа». Но тебе это неважно.
Через полтора часа пузатый «А-320» размером с крейсер времен первой мировой войны с легкостью бабочки вспорхнул в небо и стал стремительно забираться в высоту. Археологиня, специально посадившая стража богов к окну, наблюдала за его реакцией. Когда лайнер пробил облака, трудолюбиво продолжая подъем, нуар повернулся к ней:
— Боги живы. Никто, кроме них, не мог создать такого чуда. Они зачем-то скрываются от вас, но они живы.
— Ты выбрал неудачный пример, Шеньшун, — не особо скрывая торжество, ответила женщина. — Ладно бы соха, бумага или порох — тайна их открытия затерялась во мраке веков. Но самолеты… Они придуманы смертными всего лишь сто лет назад, каждый шаг их развития записан во всех подробностях, с объяснением причин и выводов. Мы летим из-за того, что при разных скоростях обтекания газ создает разное давление. У крыла разная форма сверху и снизу. Вот и весь секрет.
— А разве эту хитрость вам подсказали не боги?
— А разве они это знали?
Шеньшун снова выглянул в иллюминатор и с горечью признал:
— Нет. Они летали на драконах. И намного ниже.
Паспортный контроль в Карачи был пройден с той же легкостью, что и в Шереметьеве. Когда Дамира подала свой паспорт, Шеньшун, стоя рядом, сказал:
— У нее все в порядке.
А потом получил вторую печать на свой фантик.
Различий в языках разных стран и разных народов для него и правда не существовало.
Дальше все оказалось еще проще. Прямо в аэропорту продавались трехдневные туристические туры с посещением Мохенджо-Даро. Плати, забирайся в автобус с кондиционером — и ни о чем не беспокойся. Все вопросы с дорогой, питанием и ночлегом утрясет местная обслуживающая фирма.
Город произвел на археологиню двоякое впечатление. С одной стороны — было странно осознавать, что прикасаешься к кирпичам, которым уже пять с половиной тысяч лет, что ходишь по улочкам, по которым ступали ноги людей еще в те времена, когда на месте Москвы была холодная безжизненная тундра, что соприкасаешься с древностью, отделенной от тебя пропастью в двести поколений. Здесь, в немаленьком даже по современным понятиям городе, существовала цивилизация, которая не знала вообще никаких металлов, ничего не ведала ни про стекло, ни про бетон, не умела пользоваться ни спичками, ни даже огнивом, не изобрела еще ни колеса, ни седел. Но ведь они жили! И наверняка не ощущали никакой ущербности от своего пребывания в позднекаменном веке. Строили дома, копали колодцы, любили и рожали детей, воевали и изучали науки, сочиняли стихи и удивлялись своим неведомым мифам. И наверняка посмеивались над тем, насколько они умнее своих предков — еще не придумавших какого-нибудь колодезного ворота или способа окраски тканей.
