Дем Михайлов - Эхо войны
— Они! Меня! Не! Послушают! — чеканя каждое слово, повторил я — Не свернут! Угомонись, Ильяс. И не мандражируй. Все, разговор окончен.
Отвернувшись, я, шустро перебирая ногами, скатился с бархана и едва успел затормозить, чтобы не воткнуться во вставшего на пути русского. Борис собственной персоной, в расстегнутой на груди камуфляжной куртке под которой виднелась мокрая от пота тельняшка. Вот ведь вездесущий мужик!
— Чего мы не стаем слушать? — лениво поинтересовался Борис, не сводя с меня испытующего взгляда.
— Не чего, а кого — буркнул я — Меня.
— На тему? — не отставал русский — Я чего-то не знаю? Ты вроде как говорил, что здешней местности не знаешь. И никогда здесь не бывал.
— Раз сказал, значит так и есть — пожал я плечами — Не бывал. Борис, если хочешь послушать сказки, то поговори с Ильясом. Он тебе много чего расскажет. А я пойду пожую чего-нибудь и спать завалюсь. Устал.
Не давая возможности возразить, я зашагал в противоположную сторону, с трудом подавляя рвущуюся наружу злость. Достали уже. Специально же отошел подальше, поднялся на бархан и все ради одного — побыть одному, отдохнуть от навязчивого внимания посторонних мне людей, так нет же! Мать их….
На этот раз я отошел до засыпанного песком основания каменистого холма явно рукотворной работы и, сбросив с плеча рюкзак, опустился на землю. Проводивший меня взглядом Борис задумчиво цыкнул зубом и, ухватив за плечо спустившегося Ильяса, принялся его о чем-то рьяно расспрашивать. Тем лучше.
Расшнуровав горловину рюкзака, я достал баклажку с купленным на толкучке молодым вином, добавил кусок вяленого мяса и принялся за ужин. По моим меркам — более чем шикарная трапеза. Не как в Графе Монте-Кристо, но жаловаться не на что. Вино оказалось выше всяких похвал, хоть и кислило немилосердно, мясо было в меру жестким и без малейших признаков подтухлости. Еще бы — я его сам вялил. Если бы не бьющие в нос запахи сгоревшего топлива, отработанного масла и горячего железа, то вообще было бы идеально.
Русские покинули грузовик и быстрыми темпами сооружали две просторные палатки — судя по песчаной расцветке шатры военные. Я лишь мысленно вздохнул. Ну не понимаю я, хоть убей не понимаю — ведь русским языком сказал, что местность незнакомая. Лучше бы переночевали внутри машины, и плевать на тесноту. Главное безопасность. В чужой местности запросто может обитать совершенно незнакомая и жутко опасная тварь. Как говаривал зло чертыхающийся Тимофеич — после ядерной потасовки каждая лужа стала гнойным инкубатором для очередного кусачего новшества. Так вот и говорил, слово в слово. А я запомнил — как почти каждое поучительное слово старика.
Доносящиеся от костра голоса отвлекли от мыслей, я невольно прислушался, отделяя звуки слов от шелеста песка и потрескивания горящего саксаула.
— … я тебе говорю — Пахан так это дело не оставит! — сидящий ко мне спиной мужик ткнул кулаком в песок в подтверждение своих слов — Тем более сейчас! То, что мы из города выехали, для него секретом не стало.
— Ты глотку-то не дери, не дери — степенно ответил смуглолицый узбек, размеренно орудуя ножом, шинкуя разложенный поверх кошмы кусок копченого мяса — И без тебя знаем, что Пахан в курсе. Он всегда в курсе, брат. И что с того?
— А то, что когда возвращаться будем, надо по сторонам поглядывать — буркнул мужик, подтаскивая к себе кусок черствой лепешки.
— Ты лепешку на место поставь — не поднимая глаз, велел узбек — Вместе кушать будем. Не видишь — все ждут. А Пахан… что тут говорить раз никто не в курсе о его делах.
— Только Аллах в курсе всего, да нам намека не кинет — вякнул подсевший к огню тощий паренек явно смешанных кровей и тут же сдавленно охнул, схлопотав от узбека неслабую оплеуху.
— Ты слова выбирай, Фахри — не меняя тона, посоветовал узбек, под молчаливое одобрение остальных — Особенно когда Аллаха поминаешь. А у Бессадулина с Паханом договор есть. В дела друг дружки не лезут.
На несколько минут повисла тишина, узбек, которому я дал прозвище Старший, по въевшейся привычке сразу делить людей на командующих и подчиняющихся, дорезал мясо и ловко смахнул его в исходящий паром котел. Заправка для будущего варева.
— У Пахана в последнее время совсем башню сорвало — не выдержал молчания говорливый мужик — Думаю, теперь плевать ему на договор. Да вообще на все плевать. Он крови хочет. Сами знаете — сначала Урода с егошней бригадой завалило, потом и недели не прошло, как родная дочь копыта отбросила. А на кого он стрелки косит? А? Вот вы сами скажите? Ну?
— Ясно на кого — мрачно отозвался узбек — На нас, на кого еще. Но еще доказать надо, что Татарин к этому делу руку приложил. Мало в городе шпаны? Или мутов? Не верю, что хозяин договор нарушил. Да и не наше это дело.
— Верно — отозвался до этого молчащий крепыш, занятый ремонтом разбитого приклада на винтовке — Наше дело маленькое.
— Дело может и маленькое, да только случись заваруха мы первые поляжем — буркнул Говорливый.
— До заварухи еще дожить надо — с намеком произнес Старший, помешивая закипевшее варево — Шайтан его знает, когда мы вернемся с вылазки и вернемся ли — помолчав, узбек стряхнул с черпака густые капли и добавил — Не верю я, что Татарин на дочку Пахана замахнулся. Крови никто не хочет. Ладно если бы Урода кончить велел — тот сам нарывался, гоношился безмерно, чуть что стволом кому ни попадя в нос тыкал, одни проблемы от него были… но Лику? Все знают, как Пахан за дочку трясся.
— Да ладно вам — не утерпел и влез в разговор тощий Фахри — Разобрались же с этим делом давно. И тела нашли — почти все. Сами знаете что произошло. Все проверили — Урода придавило, а Лику зверье порвало. Че мандражируете-то?
— Ты в разговор поперек старших не лезь — отрезал узбек — Зелен еще. А тела… тела нашли. Все правильно — Урод с подельниками под завал попал, а Лику и пару ее подружек оторв зверье порвало. Лику по кускам собирали. Это мы и без тебя знаем. Татарин тут не при делах и на все воля Аллаха. Вот только Пахану этого не объяснить… мне тут шепнули, что могилку дочери Пахан прямо во внутреннем дворе Красного Здания обустроил и каждый день туда ходит. Стоит над холмиком и шепчет что-то, то и дело рукоять пистолета щупая… мд-а-а…
— А ты откуда знаешь? — заинтересовался Говорливый — Или тебе паханские людишки докладывают?
— Сказал же — шепнули мне — процедил Старший — Мир слухами полнится. Ладно, доставайте миски — кушать будем. Готово все. А затем на боковую — чую я, что русак пришлый нас с рассветом поднимет.
Едва густое варево разложили по моментально подставленным разнокалиберным тарелкам и мискам, разговор закончился сам собой, сменившись торопливым хлюпаньем и взрыкиванием проголодавшихся за день людей.
А я повернул голову чуть левее и взглянул на сидевшего в шести шагах от меня Бориса, что не отрывал взгляда от разложенного на коленях пистолета и методично орудовал промасленной ветошью. Русского я подметил давно — как только он неслышно подошел поближе. И судя по всему, занимался он тем же что и я — внимательно прислушивался к разговору собравшихся под навесом людей. Ишь, любопытный какой.
Почувствовав взгляд, Борис, не поднимая взгляда, коротко дернул головой. Приглашает на разговор,… чтоб вам всем… как вы меня все задолбали со своими разговорами, беседами и расспросами. Словами не передать просто…. Дайте пустыню послушать….
Вздохнув, я подхватил рюкзак, подошел ближе и опустился на песок рядом с Борисом. Начинать очередной разговор желания не было и я занялся тем же делом что и сосед по бархану — чисткой и проверкой оружия. Вытащил на свет ножи, снял с пояса ножны с самолично выточенным тесаком и саперскую лопатку. Достал из внешнего кармана рюкзака аккуратно сложенный сверток с точилом и двойной полиэтиленовый пакет с набухшей от солидола тряпкой.
Когда Борис произнес первое слово, я успел проверить и подточить пару ножей, вернуть их в особые кармашки и начал заниматься лопаткой. Правда, я ожидал, что он начнет расспрашивать о Яме, но ему удалось меня удивить.
— Битум, а кто такой Урод? Кликуха?
— Кликуха — кивнул я — Паханская шестерка. Настоящее имя Вадим. Уродом его только за глаза называли.
— Мутант?
— Почему мутант? — удивился я.
— А почему тогда Урод? — вопросом на вопрос ответил русский.
— Кличку не за внешность дали — хмыкнул я — За дела его. Он моральный урод. Обезбашенный нахрен… был.
Борис помолчал, с намеком поглядывая на меня, и не выдержав, с хрустом загнал вычищенный пистолет в поясную кобуру, зло рыкнул:
— Битум! Слушай, почему из тебя каждое слово клещами вытягивать приходится? А? Какой раз эту тему поднимаем! Ладно бы о чем-нибудь личном спрашивал или скажем о захоронках твоих выпытывал. Но вопросов на «левые» темы не задаю, спрашиваю с уважением! Че ты вечно в молчанку играешь? Трудно ответить?
