Южный шторм - Анатолий Минский
Но и разведка — удел храбрецов, особенно если после многочасового вылета требуется найти дымы и мачты корабля. Никому из синьоров не удалось пересечь океан на крыле либо дотянуть до берега, взлетев с палубы вдали от суши. Не вернулся на борт — погиб.
Но неужели риск остановит того, чья душа месяцами тосковала по небу? Рикас не пробовал забраться на полубак или шкафут, не говоря о марсовой площадке. Он прыгнул прямо с борта, скользнул у самых волн, к завистливому восхищению граждан-братьев, никогда в жизни не покидавших поверхность земли и воды.
К управлению без крылышек на сапогах пришлось приноровиться, как и к непривычному крылу с чужого плеча. Восторг обретения свободы в третьем измерении начисто перекрыл любые неудобства…
Рикас и обнаружил цель, когда с отплытия минуло три недели. После доклада о находке до глубины души изумился, как по мановению ока изменилась обстановка на бриге. Никто не роптал на запрет вина и рома. Сосредоточенно проверялось и чистилось оружие. Туз, признаваемый за командира отнюдь не за карточные подвиги, а за удачливость в бою, терпеливо втолковал каждому его задачу. Ничего общего с настоящей армией, где обязанности каждого в батальоне или корабельном экипаже выписаны, сверены и заучены бойцами наизусть.
— Тебе, Тощий, не обязательно подставлять башку. Долю в добыче уже заработал. Останешься на бриге. Верно, братья?
Коллеги по промыслу согласились с Тузом, но без особой охоты. Конечно, разведка — большое дело, но слишком уж много новичку, не очень-то рисковавшему головой, они не отсыплют. Рикас не стремился к добыче, в то же время не хотел показать себя слабаком: в стае это чревато неприятностями.
— Шесть недель гнить на этом корыте и ни разу толком не размяться? Оставь на борту Мазилу.
Поношенного вида абордажник угрюмо засопел. Его промашка много лет назад стоила обидного прозвища и намертво приклеила репутацию неудачника.
— Решено. Идёшь. Но… — предводитель многозначительно замолк, намекая на обстоятельства, известные лишь ему и Рикасу. — Вперёд не суйся. Опыта нет. Обрежут тебе…
Что именно и до какой степени могут укоротить работорговцы, молодой тей не взялся бы повторить при дамах. Зато понятно — Туз не забыл, что жизнь новобранца стократ важнее в будущих маневрах с его отцом, чем один или два убитых врага. Вот только с отъезда из Винзора Рикас отвык от нянек. Тем более на роль няньки не подходит морской разбойник.
После обсуждения мест в абордажных расчётах пираты пребывали в возбуждении, даже без крепких напитков. Спустился вечер, все свободные от вахты сгрудились на палубе. Как-то сама собой возникла песня, её подхватили десятки лужёных глоток. Не попадая в ноты, зато очень душевно, они заголосили:
Нас родила тьма,
Мы бродим, как чума,
Близится час,
Слушай приказ…[1]
На острове пользовались успехом совсем другие песни, большей частью тоскливые — о трудной доле свободного охотника, кончина обычно рифмовалась с пучиной. Перед боем орали радостно, взвинчивая себя до крайности.
Ночью мало кто спал. Туз обнаружил одного из абордажников, приложившегося к фляге для бодрости. Беднягу принайтовали к грот-мачте. Участие в вылазке и в дележе трофея ему не светит, а если поймает шальную пулю — на то воля Создателя.
На рассвете паруса двух торговых кораблей разглядел вахтенный, Рикасу не довелось подняться в воздух. Признаться, им владел соблазн: до Иллинии, небольшого государства на юго-западе материка, не более полутора суток лёту. Созвездия на ночном небе сменились на привычные фигуры северного полушария. С флягой воды и куском вяленого мяса он, скорее всего, сможет дотянуть, если не снесёт ветром. И, будь молодой человек единственным невольником пиратов, он рискнул бы без колебаний. Увы… Вероятно, этот расклад просчитал и Выскочка, соглашаясь на участие Рикаса в вояже.
— Держись подле меня, Тощий! — шепнул Туз. — Прикрывай спину. От своих тоже.
Оказывается, в пиратском братстве не брезгуют сводить счёты под шумок абордажной драки. Выполняя команду, тей провёл на квартердеке томительные часы сближения. Хорошо было видно, как оба торговца подняли все паруса, не глядя на свежий ветер. Тонкие дымовые трубы слабосильных машин, рассчитанных на манёвры в порту, но не на океанскую гонку, выплюнули густые облака дыма.
Бриги под флагом Двенадцати островов неумолимо сокращали расстояние. Когда невооружённым глазом стали различимы отдельные мачты и реи, прогремел первый пушечный залп. В ответ донеслась пара хлопков.
По мере сближения корабли братства продолжили стрельбу, но не слишком частую. Снаряды ложились в основном с перелётом или дырявили паруса. Будущие жертвы целились тщательнее. Рикас увидел, как с грохотом разлетелись доски фальшборта на полубаке брига, полдюжины изготовившихся абордажников буквально перемололо в фарш, остальные получили раны.
— В туда их и в туда, и мать их… — выругался Туз. Он приказал метить ниже, проредить палубу.
Рикас догадался, что пираты пытаются вписываться в некие рамки. Если не сильно продырявят противника, в качестве трофея достанется более целый корабль. Если сопротивление команды будет невелико, то и жестокость при захвате удержится в пределах разумного. С другой стороны, работорговцам нужно показать, что атака и абордаж принесут потери, превосходящие ожидаемую прибыль. Потому их канониры рискнули пальнуть в людей, в расчёте на недостаток решимости.
Расчёт не оправдался.
Пушки брига заговорили с утроенной частотой, присоединился следующий номер в строю. На головном торговце расцвели яркие цветы попаданий с лепестками из разлетающихся досок и частей рангоута. Фок-мачта торжественно грохнулась в воду, волоча шлейф вырванных вант. Палуба окуталась дымом, занялся пожар.
Второе судно работорговцев отвалило в сторону, чтобы не врезаться первому в корму. Туз выдал короткую команду сигнальщику, тот яростно заработал флажками.
Граждане пираты разделились. Третий бриг бросился за уцелевшим парусником. Когда с первым призом будет покончено, команде второго не останется ничего другого, как покорно спустить паруса.
— Тощий! Дуй на бак. Там наших мало осталось.
Рикас выразительно повёл глазами: кто прикроет спину? Туз досадливо отмахнулся — некогда.
На носу творился форменный кошмар. Палубный настил залит кровью, валяются оторванные конечности, внутренности… Снаряд среднего калибра разорвался прямо среди флибустьеров.
Мазила сполз к фок-мачте и прилёг, опираясь на неё спиной. Рука прижата к животу, между пальцев сочится красное. В глазах — туман и какая-то отрешённость. Винтовка валяется рядом, так и не пригодившаяся…
Быть может, потом сочтут, что обобрал умирающего братана, подумал Рикас, оттягивая затвор винтовки. Или обвинят, что не оказал помощь. Какая помощь, если осколки снаряда вспороли пузо?
Тей опустился на колено, тут же покрасневшее от чьей-то крови. Ствол удобно лёг на бочонок. Теперь — сосредоточиться!
