Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
Мама любила устраивать свары – С папой ли, бабушкой, с тетей Тамарой… Также последствия очень любила: Мясо – в котлеты, а сало – на мыло.
– Фу! – поморщилась Светуля. – Какая гадость!
– А ты что, пробовала? – опять хохотнул Сис.
– Сейчас из тебя кто-нибудь котлету попробует, – пронзила его осица гневным взглядом.
– А если из тебя? – шагнула вперед Лива.
– Ну-ка тихо! – рявкнул Околот. – Одна мы команда или нет?! Ежели одна, чтобы никаких вот этих… свар внутри группировки!
– Кстати!.. – подскочил на лежанке сочинитель. – Мы название-то нашей «Монче» дали, а еще про очень важное забыли! У группировки должен быть вожак, командир.
Анюта тут же гордо выпрямилась и обвела всех вопрошающим взглядом.
– Нет, – уловив явный намек, помотал головой Васюта. – Анюта, ты прости, но тебя не все тут настолько хорошо знают, чтобы безоговорочно слушаться.
– А тебя вот прям все наизусть выучили! – огрызнулась та.
– Так я же не себя имею в виду! – ошалело заморгал сочинитель. – Я же его! – ткнул он пальцем на Околота. – Уж его-то все прекрасно знают. И уважают.
– Тем более у него и запасной экземпляр имеется, – в который уже раз хохотнул Сергей Сидоров. Но супруга ткнула его в бок локтем:
– Че-то ты сегодня ухохотался, ешки-матрешки. Смотри, как бы плакать не пришлось! – И подняла руки, повернувшись к Околоту: – Это не свара! Это я по-семейному, любя.
– А теперь меня послушайте, – взял слово молчавший до сих пор Валентин Николаевич, – на правах старшего. Я так скажу: командиром по любому кому-то из них быть, – кивнул он на «близнецов». – Так-то бы даже правильней Силадану, он ведь из настоящих офицеров, полковник. Только вот и его тут плохо пока знают, да и сам он тутошнюю жизнь – тоже…
– Я и не рвусь, – помотал головой Силадан.
– А ты не перебивай, когда старшие говорят! – нахмурился Дед. – Рвешься не рвешься, а коли народ решит – станешь. Но сказано уже: рано тебе пока. Будешь у Околота в заместителях. Что же до идеи твоей про оказию в будущее – тоже одобряю. Но тут главное аккуратно все сделать, не напортачить. Я все сказал.
– Ну, тогда и я скажу, – погладил лысину Околот. – За доверие спасибо, должность принимаю. Но хочу услышать, что никого против этого нет. И насчет заместителя… Дед прав, Силадан ничего и никого пока тут не знает, так что и в замы ему рано. А вот Анюта на это как раз очень даже годится. Ты как, согласна?
Хмурая до этого Анюта после его слов расцвела. И сказала как можно более небрежно, слегка даже перестаравшись:
– Если просишь, соглашусь, мне не трудно. Но тогда с условием: моими девчонками напрямую не командуй, только через меня.
– Как раз это я тоже хотел тебе предложить, – кивнул Околот. – Но тоже с условием: так будет лишь в нормальной, спокойной обстановке. А в критических ситуациях, когда на избыточную субординацию времени нет, я все же буду командовать сразу всеми. Чтобы не думать девушкам, кого им слушаться, а быстро и решительно действовать. От этого, сама понимаешь, многое может зависеть, включая и жизни.
– Понимаю, – немного подумав, сказала Анюта. – Ты прав, так и надо будет делать. Ну а сейчас что, командир, мы со Светулей пойдем бумажки расписывать?
– Идите.
Глава 14
Анюта и Светуля вернулись только под утро, и всю эту ночь Олюшка ворочалась без сна, мешая заснуть и Васюте. Впрочем, он тоже волновался за осиц, хотя те заранее предупредили, что дождутся в лицее ночи, когда на улицах меньше случайных гуляк. Да, темноты за Полярным кругом ночью в июне не бывает, так что риск быть замеченными все равно оставался большим, но желательно было его все-таки уменьшить.
Еще заранее договорились, что девушки зайдут в Сидоров дом, как с легкой руки Околота стали называть жилище семейства Сидоровых с Васютой и Олюшкой, прежде чем отправятся спать в Околоток, как прозвали в ответ дом обоих Иванов Гунтаровичей и двух осиц.
Вот Светуля с Анютой и зашли. Старшие Сидоровы непонятно, спали или нет, но сразу повскакивали и вместе с осицами зашли в горенку Васюты и Олюшки.
– Ну как?! – дуэтом выкрикнули тот и другая.
– Двадцать листков расписали, – сказала Анюта. – Не так уж много чистой бумаги в лицее оказалось, в основном уже исписанная или вовсе испорченная.
– Двадцать – тоже немало, – сказал сочинитель. – Кто прочтет – другим расскажет, так весть по городу и разойдется.
– Уже расходится, – кивнула Светуля. – Один чел непонятно откуда и выскочил к столбу, на который мы стих налепили, мы только-только отошли, едва успели спрятаться. Прочел – и сразу почесал куда-то, наверное, своим рассказывать.
– Ладно, – дернула ее за рукав Анюта, – пойдем тоже своим расскажем да поспим хоть маленько, а то глаза уже слипаются.
Она широко зевнула, и тотчас зазевали все остальные.
– Мы тогда тоже доспим еще, время-то раннее, – потянулся Сис.
И стоило осицам уйти, как провалились наконец-то в сон и Олюшка с Васютой.
* * *
После этого переждали, как и договорились ранее, сутки. Ночью, уже ближе к утру, когда должны были идти к лицею Анюта, Светуля и Силадан, Олюшка вдруг тоже поднялась с лежанки и стала собираться.
– Ты куда?.. – удивился Васюта.
– В лицей, куда еще? Ты что, не проснулся еще?
– Но ты же раненая! – подскочил Васюта и поморщился от боли; рана хоть и стала заживать, но еще от резких движений болела.
– Не в голову же, – проворчала Олюшка. – Да и на ногу уже могу ступать. И я не собираюсь отлеживаться, пока Светуля с Анютой будут дело делать. Забыл, что ли, – должна быть шумная перестрелка! А от двоих шуму мало. Да и мало ли что – вдруг на шум опять «Вольные ходоки» припрутся и девчонок покрошат.
– А с тобой, ясен пень, не покрошат! – взмахнул руками сочинитель. – И если так, я тоже с вами иду.
Он опустил ноги с лежанки, осторожно встал, но, сделав лишь шаг, невольно охнул – ступать на правую ногу было реально больно.
– У тебя еще не зажило, – сказала Олюшка. – Ты даже не дойдешь до лицея, только нас задержишь.
– Так ведь и ты не дойдешь!
– Говорю тебе, я уже могу ступать, у меня вообще быстро все заживает. А если будешь перечить, я обижусь, и очень серьезно. Хочешь этого?
– Не хочу, – буркнул Васюта. – Но если с тобой что-то случится, я себе не прощу. И тебе тоже.
– Не случится, обещаю, – посмотрела ему прямо в глаза любимая. И мотнула головой. – Все,