Тропы зазеркалья - Кирилл Юрьевич Шарапов
— Конечно, — улыбнулся Радим. — С прошедшими вас, ну и, конечно, с наступающими, — и отвернувшись и не показывая, что его насторожило происходящее, скинув куртку, он сунул руку под водолазку, нащупав новый амулет и сжав его в кулаке, что было не так просто, так как он был куда крупнее прежнего, подал толику силы из резерва, на руну поиска.
Отклик был мгновенным. Здесь, прямо рядом с ним оказался гость из зазеркалья, скорее всего, просто дикий дух, проникший сюда через зеркало и захвативший женщину. От неловкого и неумелого удара ножницами, который пыталась нанести ему в спину Люба, он увернулся, даже не входя в боевой транс. Скованные движения говорили о том, что дух еще не освоился с «костюмом», который примерил совсем недавно.
— Зеркальщик, — прошипела она чужим голосом, стоя в проходе в соседний зал и выставив вперед ножницы, — уходи, оставь меня, она сама призвала, гадала.
— Значит, не дух, те так осмысленно не выражаются, душа бродячая, — усмехнулся Радим. — И как тебя звать?
— Алена я, и она теперь Алена.
— Але, на, — развеселился Вяземский. — Давай-ка, по-хорошему, верни женщине ее тело, и сама по доброй воле дуй обратно в зеркало, так и быть, уничтожать не буду.
— Не смей меня так называть, — разъярилась сущность, захватившая его парикмахершу. — Ненавижу. Ты знаешь, как там одиноко? Как больно существовать внутри зеркала и смотреть, как люди живут, делятся своими радостями и печалями, счастьем и горем? Это ведь парикмахерская, тут можно все, что угодно услышать. И вот она решила вчера погадать, а я возьми, да приди. Сама виновата, сама пустила, это теперь мое тело. Освоюсь немножко и избавлюсь от второй квартирантки. Она сильная, не сдается, даже сейчас, Радим, пытается до тебя докричаться.
— Вот и давай по хорошему, ты — обратно в зеркало, тело — хозяйке, мне — стрижка. Все довольны. Надо было тебе уходить отсюда, чего осталась?
— Она не дает, сопротивляется, — взвыла Алена и кинулась на него с ножницами.
Это не старые советские тяжелые, из хорошей стали, дешевка китайская, которая от удара в грудь с минимум одежды согнется, разве что немного больно будет, ну и синяк потом появится, возможно, даже приличный.
Закостенелое тело, истинная владелица которого еще не сдалась, а новая не успела освоиться, двигалось рывками, удары напоминали конвульсии. С ней бы кто угодно справился, разве что ребенок бы оплошал, и то, если ему меньше десяти. Радим перехватил руку, одновременно создавая руну паралича, очень уж она удобная. Подхватив женщину, он устроил ее в ближайшее кресло. Алена сверлила его ненавидящим взглядом, но сделать ничего не могла.
— Ну, не захотела по хорошему, будет по плохому, — усмехнулся Вяземский и принялся рисовать ей на лбу руну изгнания.
С мэром не сработало, но тут совершенно иной случай. Символ засветился, и из тела Любы медленно выплыл едва видимый полупрозрачный призрак женщины среднего роста, с креативной короткой стрижкой и в фартуке, очень похожим на тот, что был сейчас на отключившейся женщине. Она укоризненно уставилась на Радима, но Дикий не стал ждать, пока душа надумает удрать, чтобы скитаться по земле, кормясь чужими эмоциями и набирая силы. Сколько проблем создавали бродячие души, ставшие призраками, не поддается подсчету. Руна развоплощения сущности, простейшая, энергии требует самую малость, создается быстрее, чем обычный человек пальцами щелкает. Слабенькая вспышка прямо внутри полупрозрачного силуэта, и тот, словно туман, стал расползаться клочьями, которые истаяли меньше, чем за десять секунд.
Вяземский посмотрел на вращающую глазами Любу и снял паралич.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался он.
— Уф, — облегченно выдохнула испуганная женщина и потерла дрожащими руками лицо. — Радим, это было страшно, ты не представляешь, насколько страшно. Я боролась, но мое тело мне больше не подчинялось, — она всхлипнула и начала плакать. — Все ощущала, но ничего сделать не могла, — сквозь слезы продолжила парикмахерша. — Еще бы часов пять-семь и, наверное, все, загнала бы эта Алена меня в самый дальний угол сознания, откуда нет выхода, и конец. Я ведь слышала про нее, умерла одна такая лет семь назад, прямо на рабочем месте, правда, в другой парикмахерской, недалеко отсюда, в паре остановок, та закрылась уже давно. Мы там кое-какое оборудование купили, вот — зеркала да кресла. Как ты это сделал-то?
— Ну, вот сделал, — развел руками Вяземский, давая понять, что пояснения не будет, и тема закрыта. — А насчет задворок сознания, так бы и было, через пару месяцев стали бы вы официально Аленой и уехали бы в другой город, — согласился Дикий. — Давно она вас захватила-то?
— Да около полуночи. Я с дуру погадать решила, муж в командировке, вот и осталась тут, даже не знаю почему, словно нашептали мне. Купила бутылочку вина, сыра, сидела себе тихо, и тут вдруг, ни с того ни с сего, решила погадать. Часам к одиннадцати было.
Радим кивнул. Новый год — праздник хороший, вот только связанно с ним много мистики, в эти моменты зеркала особенно сильны, и отдача, особенно такая, как при гадании, может прилететь лютая. Предки были умнее, круг обережный делали, а тут просто так. Радим улыбнулся.
— Но теперь все будет хорошо, — заверил он ее, — вы даже не вспомните про это.
— А? — не поняла женщина и тут же рухнула обратно в кресло под воздействием руны сна.
— Не нужные вам эти воспоминания, — произнес вслух Вяземский, рисуя руну памяти, чтобы стереть последние четырнадцать часов. — И знания лишние не нужны.
Двадцать секунд, руна налилась золотым светом и впиталась в голову женщины. Радим удовлетворенно кивнул сам себе, после чего снова надел куртку, словно, он только что пришел, и осторожно потряс спящую женщину за плечо.
— Люба, пора просыпаться, — позвал он, — день рабочий на дворе, встречайте клиента.
Женщина хлопнула глазами и уставилась на Вяземского.
— Ох, — выдала она, — заснула, что ли? Радим, ты никому не говори только, что я тут ночевала. Не принято у нас такое, устала, видимо, ничего не помню. Вина вроде купила. — Потом ее взгляд упал на соседнее рабочее место, где стояла открытая бутылка и засохший сыр. — Видимо, сморило меня. Ты стричься?
— Ну, а зачем же я тогда сюда пришел? — интонацией Кроликова из «Ширли-мырли» ответил Вяземский. —
