Герой из героев. Дело привычки - Елена Тихомирова
– Я вспоминал о тебе. И не раз.
Ещё бы! Мне так было нужно, чтобы она подавала знаки с другого края поля, надо ли поправлять маячок или нет. И на сколько градусов. Бегал туда-сюда, по-дурацки теряя время на полнейшей ерунде!
– И ты вернулся за мной.
Она широко улыбнулась, поглядев на меня с некой мечтательностью. В её глазах отразились обе луны. Отблеск был очень красив. Я постарался запомнить его, чтобы однажды воссоздать в рисунке, но из-за пристального взгляда перестал следить за дорогой и споткнулся о выступающую доску деревянной мостовой. Шаткое равновесие стало нарушено. Я едва сумел удержаться на ногах и то благодаря помощи Эветты. С лавочки, стоящей возле крыльца голубого дома вдовы, к которой ходил Гастон, донеслось женское приглушённое хихиканье.
– Мы теперь всегда будем вместе возвращаться, – продолжил я нашу беседу, когда сделал вид, что никакой оказии и не произошло.
– Правда?
Довольная интонация Эветты не показалась мне хоть сколько-нибудь логичной.
Ну, да чего с пьяной взять?
– Правда. Мастер Гастон сказал, что по отдельности нас больше за порог не пустит и не выпустит.
– Что?! – она резко убрала свою руку с моего локтя. – Так ты только из-за него пришёл? Так тебя за мной послали?!
– Конечно.
– А я-то думала!
Не договорив, какие же именно мысли к ней пришли, Эветта зачем-то обогнала меня и первой зашла в дом. Гастон сидел в кресле в углу, поджидая нас, и при свете фонаря осматривал заготовку необычной формы. Её он сделал своими руками, желая создать какой-то новый тип посуды. Это мне было известно.
– Вернулись-таки, – довольно произнёс ремесленник, а затем сморщил нос. – Ну, вы и набрались, барышня! Словно моряк, попавший в порт после длительного плавания.
– Там было очень весело, мастер Гастон! – сказала она, намереваясь подняться по лестнице, но подвернула ногу и рухнула на первой же ступени.
Хозяин дома крайне неодобрительно покачал головой и встал со своего кресла, чтобы поднять Эветту. Затем он буквально-таки поволок её наверх, дав мне указание оставаться на месте. Подумав, я всё же сошёл с него и отправился на кухню делать бутерброд. Куриной лапки с овощами хватило, чтобы наесться вдоволь на очень краткое время, так как, получив возможность набивать желудок чем угодно по своему выбору и финансовым возможностям, я приобрёл отменный аппетит. Мне постоянно хотелось есть. Зверски.
Между тем со второго этажа донеслись наставления (слов было не разобрать, но интонация идеально подходила для нотаций). Пару раз были слышны и жалобные оправдания Эветты. После них голос Гастона набирал силу. Я даже так и застыл со своим бутербродом, прислушиваясь. Но, ничего толком не разобрав, принялся неторопливо пережёвывать хлеб с маслом, колбасой и сыром.
– Эй, малец, – обратился ко мне красильщик, когда спустился вниз. – Присмотри за сестрой. Её может начать рвать, а я к соседке обещал наведаться. Вернусь утром.
– Хорошо.
Он ушёл. Я же, крайне довольный этим обстоятельством, быстро доел бутерброд, вытер о рубашку сальные пальцы (тут же мысленно коря себя за поступок) и, вытащив из сумки, поставленной Гастоном в угол кухни, собранные по дороге травы, направился за Эветтой. Она лежала на кровати, раскинув руки, смотрела на потолок стеклянными глазами и едва повернула в мою сторону голову.
– Чего тебе?
– Гастон ушёл к соседке, так что можно варкой проявителя заняться. К утру как раз запах выветрится.
– Не хочу.
– Эветта, что значит «не хочу»? У нас не так много ингредиентов, чтобы из-за спешки создавать посредственность.
– Ладно, – вдруг передумала она. – Тебе же только это и надо, чтобы я всё время прикрывала твои слабые места. И ничего больше!
– О чём ты?
– Ни о чём. Я помогу, как и всегда. И эффект зелья будет более долгим.
Тон речи мне крайне не понравился, но слова прозвучали более чётко нежели прежние, и моя подруга самостоятельно поднялась с постели. Даже спустилась без поддержки. Без моей помощи зажгла дополнительный свет, выбрала нужные растения и начала отщипывать листики. Я же приступил к отмериванию порошков. Этих ингредиентов у нас действительно было очень мало, и именно из-за этого обстоятельства требовалась качественная варка. Закончив с манипуляцией весами и крошечными гирьками, я взялся за котёл. Изнутри и снаружи следовало нанести символы. Без вложения силы зелье осталось бы обычным отваром. Эветта, между тем, развела в очаге огонь из осиновых поленьев. Они были ещё свежими и не хотели гореть, создавая больше дыма нежели тепла.
– Дышать нечем, – в какой-то момент, покашливая, созналась она. – Теперь я понимаю, откуда такая настойчивая рекомендация варить зелья либо в лесу, либо в каком‑либо доме на отшибе. Проветриваемость необходима! В городе же окна не откроешь. Подумают ещё, что мы горим.
– Угу, – стараясь не дышать, согласился я.
Порошки и травы придали смогу от поленьев ненавязчивый фиолетовый оттенок и несравненную пахучесть свежей выгребной ямы и мертвечины. Однако, варка определённо удавалась. Состав достиг нужной смолянистой консистенции. Оставалась мелочь. Взяв при помощи тряпок котёл за ручки с обеих сторон, мы поставили его в центр большой печати – размеры кухни позволяли создавать магические символы в таких удобных пропорциях. Проблему составляло только то, что хозяину дома мог не понравиться новый кровавый узор на полу, а избавиться от него стало бы в разы сложнее, нежели от растёкшегося воска. Свечи мы, увы, зажгли чрезмерно рано.
– Хорошо всё-таки я придумал. Использовать бечёвку, смоченную кровью, гениально! Меньше уборки будет, – не сдержался я от комплимента самому себе.
– Да. Жаль только, что для повторного использования она уже не годится. Впитает в себя остаточный фон.
– Это мелочь, – отмахнулся я. – Зато её всегда можно заготовить заранее и таскать с собой. Если понадобилось что, то даже на траве выложил правильно и колдуй.
– Вот и приступай к своему «колдуй»! Варка из меня все силы вытащила. Теперь сам.
– Хорошо.
Она, ослабив шнуровку платья, отошла к стене и села на лавочку, устало прикрывая глаза. Я же начал напевать слова, позволяющие направить энергию на совершение нужного воздействия. Их монотонность успокаивала, а собственные, пусть и благоразумно ограниченные мэтрами способности дарили блаженную умиротворённость. Ощущение могущества переполняло до кончиков пальцев ног, до последнего волоска на макушке. И потому несмотря на
