Владимир Перемолотов - Страховщики
— Вылезли… И скальпы снимают, — сказал я.
— А что, вполне может быть… — серьёзно отозвался Чен. — Не удивлюсь…
— Ну, раз у них руки заняты…
Я кивнул в сторону развалин.
— Ориентир — вон тот металлический блеск.
Я показал на блестящие островки на склоне холма, и мы, на всякий случай пригибаясь, побежали к ним, поднимая облака пепла.
Добраться до железа сходу нам не удалось. Вблизи стало видно, что с этой стороны подножье холма устлано обломками, пытаться взобраться по которым, мог только сумасшедший. За нашими спинами по-прежнему висела тишина и, мы двинулись в обход холма, рассчитывая, что с другой стороны взрывная волна убрала все препятствия.
Я считал шаги. На тридцать втором, шедший первым Чен остановился и затоптался на месте.
Вот это оказалось совсем интересно.
Знакомые по виду ящики кучей громоздились друг на друге так, что любой бы понял, что не сложили их тут, а они сами упали как попало, и лежали бесхозно рядом с разбитым контейнером. Чен, не понимая с чем довелось столкнуться, неосторожно постукивал по одному из них ножкой. По моим внутренностям пробежал мгновенный холодок.
— Осторожнее…
Я опустился на корточки, Чен — рядом. Слава Богу, контейнеру досталось больше, чем содержимому.
— Взрывчатка, — я кивнул в сторону разбросанных ящиков. Чен дернулся встать, но сдержался. Я это оценил. — Стандартная армейская упаковка. Помнишь «Стальную магнолию»?
Мы сидели рядом на корточках и смотрели друг на друга. Вот тебе и лабораторное оборудование…
На стандартный в этой ситуации вопрос «откуда?» имелся стандартный же ответ «от верблюда!». И, конечно, имелось жгучее желание найти этого верблюда и в глаза ему посмотреть.
Я поднялся.
— Слушай… А может это и не «Корона» вовсе? А? Грохнулось тут что-то военное, под завязку набитое военным…
— Ты думаешь, корабли тут стаями летают?
Я почесал затылок.
— Так ведь не похоже это все на лабораторное оборудование-то…
— Вот и мне тоже кажется, что не похоже, — вздохнул Чен, крутя головой по сторонам. — Нет. Не зря у Адама Ивановича на сердце неспокойно было…
Предчувствия не обманули Большого Шефа. Дело не только пованивало. Оно смердело. От него несло говёнными тайнами… Взрывчатка, куски броневых листов, какая-то оптика, точнее её остатки и ни одной пробирки, ни одного микроскопа, пусть даже и расколотого вдребезги.
— Опа! — сказал Чен. — Еще один! Воевали они тут, что ли?
Я повернулся на голос. Нет, это точно не лабораторное оборудование. Из-под бревен торчал эмиттер боевого излучателя — штуки страшной при разумном использовании.
Подняв тучу пыли, мы сползли ниже. Мы сделали всего десяток шагов в сторону, как пришлось снова удивляться.
Под кучей обломков, почти завалившей оторванную башню, обнаружился еще один осколок милитаризма. Этот закамуфлированный черно-зелеными полосами бедолага гусеницами въехал на оторванную башню, да так и застыл, заваленный обуглившимися деревьями, похожий на забитого палками зверя. Для полноты картины тут не хватало только трупов. Все вокруг смотрелось так плохо, что у нас даже не возникла мысль поискать тут живых. Если уж железо тут в таком виде, то что ждать от высокоорганизованных белковых тел? Хотя, не исключено, что как раз покойников-то тут и нет. Нет по определению. Погибшие похоронены со всеми полагающимися им воинскими почестями.
— Военная база… — сообразил я. — Тайная военная база!
— Скорее нелегальный полигон… — поправил меня шеф.
Я огляделся, соотнося то, что видел с новой точкой зрения. Найденный ответ на мучивший нас вопрос словно сбросил часть груза с наших плеч.
— А что… Похоже… Потому и покойников нет…. Только где, тогда наш груз? Зачем он им? И что он в самый центр полигона угодил?
Я пожал плечом.
— Вероятность ноль целых ноль десятых… Да и зачем они тогда местных отстреливают?
Едва мы сделали десяток шагов, как куча бревен перед нами шевельнулась, и, рассыпаясь, поползла вниз, поднимая в воздух облако едкой пыли. Сквозь грохот осыпающихся бревен донеслось механическое жужжание и мгновение назад мертвый кибер повернул башню…
Ствол пулемёта смотрел прямо на нас…
Нашу с Ченом работу я не назвал бы скучной, бывало в ней всякое — и плохие люди и скверные обстоятельства, и огонь и вода, но в этот момент я понял, что еще никогда в своей жизни ни он и не я не стояли так близко к концу бытия, как в эту секунду.
Спасла нас не выучка и не ум.
Спасла нас случайность и, пожалуй, излишняя страсть ракетчиков к маскировке.
Выбираясь из своей засады, они растревожили кучу прикрывавших их бревен, и теперь те валились, соскальзывая с округлой башни и ударяли по пулеметному дулу. Машина медленно с натугой, преодолевая вес висевшего на нем дерева, стараясь повернуться к нам, а бревна все валились, валились на него с каждым ударом отодвигая нашу смерть на несколько сантиметров левее. Тонкий ствол дергался, словно от злости, пытаясь выцелить нас, но…
Эти несколько мгновений, что нам подарили мертвые деревья, мы использовали по полной. Инстинктивно бросившись в сторону, мы упали за изломанные стволы и замерли. Мир стал меньше, сжатый со всех сторон обожженными обломками. В лицо плеснуло пеплом, перед глазами рассыпалась куча углей, и в носу засвербело от желания чихнуть. Деревянный стук пропал, стало оглушительно тихо. Я перекатился на спину. Небо над нами по-прежнему голубело, даря надежду. Бог, который отвечал тут за страховые случаи, несомненно, сегодня трудился на нашей стороне.
— Поживем, комиссар, — крикнул я Чену. Тот не ответил. Может быть не слышал, а возможно просто не разделял моего оптимизма.
Рядом взревел двигатель, послышался грохот разом ссыпавшихся с брони деревьев. Ракетчики вылезали из засады, только как-то у них там все неловко получалось, натужно и медленно. Меня словно что-то толкнуло в спину, и ощутимо опережая железный грохот движения машины, я пополз вдоль ствола. Я не прополз и двух шагов, как по дереву простучала очередь. Эти сволочи не дремали и стерегли свои тайны. Пришлось замереть, уткнувшись лицом в пепел. Едва грохот смолк, я снова пополз.
«Или переедут, или вылезут»… — думал я, перебирая локтями. Любой расклад грозил неприятностями… Судя по тому, как впереди меня поднимался пепел, Чен думал точно так же и вовсю старался уползти от смерти.
Грохот по другую сторону бревна не прекращался. Железо там терлось о железо, что-то бренчало и шипело на разные голоса, словно воздух выходил из продырявленного в нескольких местах трубопровода, но не мы не слышали ни азартных криков, ни топота ног. Не поднимая головы, я полз вперед, и следом за мной двигалась череда сухих щелчков. Спасительное дерево дрожало и раскачивалось под ударами пуль.
Я быстро сообразил что происходит. Пепел, черт его подери! В этом мире высушенного пепла и пыли любое движение обозначало себя легким дымком. Ракетчики не видели меня, но видели, как пепел взвивается под моими локтями.
Счет времени шел на секунды.
Пули продолжали буравить дерево в полуметре от моей головы. Проверяя свою догадливость, я ухватил ближайшую ветку подлиннее и шевельнул пепел метрах в полутора позади себя. Догадливость мою тут же вознаграждили — строчка выстрелов прокатилась по дереву назад. Пули ударили, разметав кучу веток. Там в воздух поднялась туча пепла и мелкого древесного мусора. Я перекатился правее, чтоб между мной и ракетчиками оказался другой ствол. Ветку я не бросил и теперь кибер поливал землю в паре метров впереди меня.
Это походило на западню. На плохо придуманную и неумело, без любви и злобы выстроенную западню. Я все ждал скрипа открывающегося люка, азартных возгласов, но ничего такого не произошло.
«Дураки, — подумал я про ракетчиков. — Дураки или дети малые….»
С этой мыслью мне пришлось проползти еще метров пятнадцать, пока подошва холма не завернула вправо и не скрыла меня от этих уродов. Озлобившись, они выдали мне вслед длиннющую очередь, но я уже выполз. Имелось большое желание показать язык сидевшим за броней недоумкам, что хоть и старались изо всех сил, а не смогли меня убить, но тут уже стоял Чен и я постеснялся.
Дребезжание становилось как будто бы ближе. Через секунду там что-то рассыпалось и покатилось с деревянным стуком. Очень хотелось посмотреть на то, что там происходит, но выглянуть никто из нас не решился. Жизнь, даже с неудовлетворенным любопытством в душе, все ж привлекательнее смерти.
— Почему они не вылезают?
Чен высказал то, интересовало и меня.
— Дураки, — ответил я, потому как ничего другого в голову не пришло. Вылезти — это был поступок настолько очевидный, настолько продиктованный логикой жизни, что не сделать его мог только самый настоящий дурак. — Или трусы…
