Владимир Перемолотов - Страховщики
Враг моего врага — мой друг…
* * *… Великий Карха! Какое дело сорвалось! Какое дело!
Вот и не верь после этого в предчувствия! Пёстрые пауки они просто так не снятся! Особенно когда сети плетут.
Хамада в сердцах врезал кулаком по стволу. Не со всей силы, конечно, а так, чтоб боль в разбитой руке отрезвила, отвлекла от мерзких мыслей о подлости и глупости человеческой. Так оно и вышло только ненадолго к сожалению. Зализывая поцарапанные костяшки, он продолжал думать об упущенной добыче.
Ах, мудрец! Так подвел! Так подставил!
Верное ведь дело — ни риска, ни крови. Только хозяев да стражу усыпить, а уж серебра там да золота… Сундуки денежные, конечно, а потом бы и стены простучать, тайники найти. Есть там тайники. Есть! Нутром Хамада чуял. Не могло там тайников с деньгами не быть! У-у-у-у-у, сволочь…
Разбойник застонал от обиды на несовершенство мира и врезал по подставившемуся стволу другой рукой.
Товарищи, что шли рядом сочувственно вздыхали, видя как мается вожак. Самим обидно было — столько готовились и все насмарку. Только Зая-висельник ухмылялся. Ему что? Он впереди идет. Атаман даже если и оглянется его довольной рожи не увидит, а радовался разбойник оттого, что с самого начала говорил, что мудрец этот городской — сволочь и что нечего новое придумывать, коли и старое неплохо кормит….
Звук прилетел откуда-то спереди и походил на длинное бульканье, какое возникает, если из-под воды длинной чередой, один за другим, выплывают пузыри болотного газа. Звук казался похожим, но все-таки не тем. Хамада, сообразив, что незнакомый звук несет в себе и незнакомую опасность, едва успел вскинуть руку, останавливая ватажников, как шедший первым Зая-висельник, словно с налету о стену грянулся. Что-то невидимое толкнуло его назад, он задергался, заплясал стоя на одном месте, как злым духом одержимый. Пока он дергался, невидимые никому пузырьки продолжали вылетать из-под невидимой воды, и в одно мгновение спина товарища покрылась клочьями кожи, мяса, осколками ребер и кровь тугими солеными фонтанчиками плеснула из спины, обжигая вожаку лицо.
Хамада отшатнулся за дерево, и вышло так, что это движение отвело от него смерть.
Пару мгновений Зая-висельник стоял на месте, еще не понимая, что убит, а потом упал. Краем глаза атаман увидел сползающую тень. Жизнь уже покинула тело Заи, осталась только в руках, и он навзничь рухнул в траву, скребя пальцами по земле.
— Засада!
Мог бы и не орать. Остальные и сами сообразили, что не Праздник Братского Единения, а неприятности.
Что Заю, что других товарищей Хамады жизнь катала не хуже самого вожака. Ватага его из таких людей сплотилась, к которым случайному человеку спиной лучше не поворачиваться. У каждого в прошлом много всякого — разного имелось, и оттого в миг люди поняли, что опасность под боком, правда, никто еще не мог понять, где она, эта опасность.
Но и двух вздохов не прошло, как все разъяснилось.
Кто-то заревел, словно голодный дракон, и из-за кучей наваленных бревен выскочил… Хамада не успел толком разглядеть врага, успел бросить только один взгляд, но и его оказалось достаточно. Всадник. Великан… Здоровенный, угловатый, мрачный, словно закутанный в коричневый плащ, под которым скрывался такой же гигантский конь, со странным ребристым копьем наперевес и ревевший как зверь…. Все в рыцаре казалось неправильным, все рождало ужас, и оттого, даже не задумавшись, разбойники рассыпались за деревьями. Похоже, это оказалось самое страшное, что только можно было вообразить беглецам — идущая по следу ватаги имперская кавалерия! Заслужили, значит.
Прижавшись спиной к стволу, Хамада бросил взгляд назад. Две радости в жизни осталось. Первая — что жив еще, а вторая, что деревья там стоят густо, всадникам тут не развернуться. Если бежать, то только туда.
— Бежим!
Рёв стал ближе и ствол за спиной Хамады задрожал, словно кто-то с ужасающей быстротой колотил по нему палкой. В запахе раздавленных листьев и разорванной травы мелькнул чужой запах — резкий, противный до рвоты. «Если ты чуешь запах врага, возможно, ты чуешь свою или его смерть» — говорил его давний приятель Марга. В этих словах правды заключалось больше, чем словах Братьев.
Враг оказался слишком близко, и Хамада, разделяя себя и опастность, не раздумывая, прыгнул за соседнее дерево. Ствол прикрыл его, но дробный грохот, наполнявший воздух, не прекращался. Никого рядом уже не осталось, товарищи исчезли, но за этим странным ритмичным перестуком не слышался топота их ног. Он смотрел, пытаясь угадать, куда они сбежали, но из стволов, что стояли впереди, густо летели щепки и плыл сухой коричневатый дымок. Вожак метнулся в сторону, за кусты, упал и покатился вниз, в овраг. Хамада катился вниз, не стараясь задержаться. Чем дальше от всадников — тем спокойнее. Пусть даже за это придется заплатить ребрами. Над головой протрещали ветки, словно всадники, резвясь или издеваясь вместо доброй стрелы, послали вслед ему горсть камней. Спиной он проломил прогнивший ствол и на вздох потерял сознание. Из беспамятства его выудил рев за спиной. Над головой, сквозь переплетенные ветки и листья виднелось светлое небо. Кроны окрестных деревьев сходились над ним, сплетая ветки и по-братски делясь листьями. Невидимый всадник взревел, ветки над человеком затряслись. Рев стал громче, яростнее и сквозь ломающийся треск Хамада увидел, как шелестя кроной, сверху на него рушится дерево. Вскочив на четвереньки, он бросился прочь от неведомых всадников….
* * *…Ракетчики в этот раз оказались сами на себя не похожи. Добрый стих на них нашел, что ли? Они гнались за туземцами всего-то метров сто, свалили несколько деревьев — мы слышали, как что-то рухнуло в глубине леса — и успокоились. Какое-то время мотор невидимо рычал поблизости, но и он, в конце концов, замолк. Сквозь светло-зеленые листья сверху, пополам с тишиной лился солнечный свет, пестрой рябью покрывая траву у подножья деревьев.
— Какие-то ни добрые сегодня… — сказал Чен, когда стало ясно, что все кончилось. — Ни одного страхового события… Или я чего-то пропустил?
— Погоди радоваться, — отозвался я, озадаченный не меньше него. Запах пепла теперь перебивал запах раздавленной травы и древесного сока. — Может быть он там их всех догнал и расплющил…О! Слышишь?
Мотор взревел в близком отдалении и смолк, словно поперхнулся.
— По такому-то лесу? — Шеф покачал головой, выражая сомнение, и я с ним молча согласился. Деревья тут стояли солидные, кое-где в два обхвата. По таким не наездишься. С крепких стволов свешивались полотна то ли мха, то ли широких лиан.
— Да и орали бы они не так…
Орали туземцы действительно не так, как орали бы, если б ракетчики их плющили. Точнее практически и не орали вовсе. Хозяева планеты вовремя сообразили, что криком себе не поможешь, а только выдашь, и поэтому разбежались молча. Похоже, что вчерашний вечер их кое-чему научил. Хотя я даже не поручился бы, вчерашние это туземцы, или какие другие. Сам-то я разглядел только одного, что догадался спрятаться от метателя за деревом.
Нет. То, что их не плющили, это точно, но ведь если у кого руки чешутся, зарезать кого-нибудь, то все можно сделать без криков и даже двигатель включать не нужно. Чен мою мысль выхватил прямо из воздуха.
— Было бы сильно нужно, вылезли бы наружу и на своих двоих…
— А может быть, они и вылезли…
Мой китайский друг вытащил излучатель из набедренного кармана, осторожно вышел из-за дерева, повернулся и… пропал. То есть не пропал, конечно, а встал спиной ко мне и я, как и задумывали конструкторы этого чуда, смотрел сквозь него. Чтоб не потерять шефа из виду я стал смотреть на землю. Там, где стояли его ноги, трава неестественно расходилась в стороны. Только по колыханию стеблей я понял, что он сделал несколько шагов в сторону Стены Зла и пошел следом. Судя по тому, что шел он не туда, куда сбежали туземцы, их судьба его сейчас мало интересовала. У каждого тут имелись свои дела — у нас, у них, у ракетчиков. Нам бы сейчас своими делами заняться. Для начала хотя бы установить, кто там воткнулся в землю — «Корона» или нет?
За стеной все оказалось гораздо хуже и гаже, нежели перед ней.
Тут похозяйничали огонь и взрывная волна. Все, что оказалось ей по силам, она сгребла к краю, оставив на обожженной земле обломки вовсе уж неподъемных древесных стволов, да куски железа. После взрыва уцелело немногое, но то, что уцелело, переплелось, спрессовалось в какую-то жуткую мохнатую массу, и если снаружи Стена Зла еще могла показаться птичьим гнездом, то изнутри она больше напоминала границу какого-нибудь полигона или свалки. В самом центре, примерно в километре от нас торчал обломок корабля. Ничего другого более-менее вертикально стоящего вокруг не виднелось. Зато железо встречалось на каждом шагу. Две покореженных здоровенных железки, похожих на перевернутые гусеничные тележки, лежали прямо у подножья холма, что стоял левее и загораживал половину горизонта. Он поднимался вверх метров на пятнадцать, и я сразу положил на него глаз — самое лучшее место, чтоб рассмотреть окрестности. Мысли Чена шли в том же направлении. Десяток секунд мы потратили на то, чтоб услышать тех, кто гонялся за туземцами. Слушали, слушали, но ничего не услышали.
