Анастасия Парфенова - Ярко-алое
Кимико слепо приподнялась на месте, задержала дыхание. Пространство вокруг нее дрогнуло, вскипело информационным всплеском. И успокоилось, встав на предназначенное место. Госпожа бессильно опустилась на пятки, отправляя систему в перезагрузку. Тимур еще раз заглянул в окружающие ее наработки — особенной разницы с тем, что было раньше, он не заметил. Хотя, судя по расслабленной удовлетворенности создательницы, достигнут был немалый прогресс.
С тайной улыбкой на устах, Кимико повернулась в его сторону:
— Господин, супруг мой.
По крайней мере, теперь она не ограничивалась лишь поклоном.
— Госпожа, — улыбнулся Тимур. — Похоже, утро ваше было столь же продуктивно, сколь мое — бестолково.
— Работа идет хорошо. Сегодняшнее заседание совета прошло не так, как вам хотелось?
Это было самым близким к политической заинтересованности, что она позволяла себе проявить.
— С какого-то момента компромиссы становятся самоцелью, не давая никому добиться желаемого. И, следовательно, не позволяя сделать вообще ничего.
Тимур задумчиво посмотрел на красный лепесток, лежащий на ладони. Рассказывать о том, как господа тайные советники пытались «решить» что-то по поводу повстанческих группировок, не хотелось. Похоже, версию Корпуса об организации убийства Кикути Нобору лигой за чистоту разума с этого дня можно считать официальной.
На душе было серо.
— Последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что представители разных сословий, глядя на один и тот же мир, видят совершенно разное. Или сосуществующие рядом параллельные миры они просто создают? Усилием воли?
Речевые настройки аватары после заседания по-прежнему находились в режиме велеречивом и политическом. Довольно сумбурные мысли срывались с языка в форме чуть ли не философской.
— Господин? Что-то не так с цветком?
— Цветок — лишь набор информационного кода. Вы творец и владычица этого пространства, госпожа Кимико. Ваша власть здесь абсолютна. Безгранична. Божественна. Вы могли бы сделать цветы вечными. Неизмеримо прекрасными. Пьяняще ароматными. Но вы поставили в вазу один-единственный пион. И кропотливо, с любовью проработали программу его увядания.
Тимур медленно перевернул ладонь, наблюдая, как лепесток бесшумно падает к пятнающим пол багряным каплям. Рассеянно перенастроил лингвистическое приложение. Встретился с ее взглядом.
— Почему?
— Потому что настоящий цветок увядает. Это часть его реальной природы.
— А творцы могут создавать сколь угодно фантастичное, но в своей жизни стремятся как можно ближе подойти к реальности.
— Да.
— Почему?
Молчание.
— Госпожа, я без труда определяю, кто меняет цветы в своих кабинетах потому, что хочет увидеть что-то новое, а кто — из-за того, что старые отцвели. Но не могу понять: почему?
Она прочистила горло. Начала несколько неуверенно:
— Считается, что ответы на такие вопросы нужно искать в прошлом. В годах, когда Акана из выработавшей ресурс, погибающей сырьевой колонии превращалась в мир, полностью погруженный в Паутину. То, что сейчас кажется нам нормальным, тогда называли нищетой. Уровень жизни, по сравнению с принятым в метрополии, был чудовищно низок. Когда запасы полезных ископаемых исчерпались, здесь уже нельзя было зарабатывать большие деньги, чтобы тратить их где-то еще. Корпорации закрывали свои филиалы, один за другим. Все, кто мог себе это позволить, бежали прочь. На более гостеприимные планеты. Или в виртуальность.
Ее голос окреп, наполнился красками и интонациями. Тимур молчал, не желая вспугнуть эту незнакомку со сдержанно сияющими глазами.
— О сетях того времени сохранилось слишком много противоречивых свидетельств, чтобы можно было судить однозначно. Но даже обрывочных данных достаточно для характеристики положения одним словом: анархия.
— Ну, не знаю, — пробормотал себе под нос Неко. — Я мог бы подобрать и другие эпитеты…
— В раздолье информационного пространства так легко потерять себя. — Кими опустила глаза. — Забыться в бескрайней, ничем не ограниченной свободе. Временный профиль, анонимная аватара, полет фантазии при выборе нового тела. И отсутствие любых последствий.
Железный Неко кивнул. Он, при всем своем показном варварстве, был искренне шокирован, впервые оказавшись в информационном пространстве метрополии. Когда понял, что живущие за пределами планеты действительно считают виртуальную жизнь «ненастоящей». Что есть люди, для которых действия, не связанные физической плотью, остаются игрой, сном, безобидным и незначительным.
Здесь, на Акане, где большая часть населения обитала в автономных капсулах, всю свою жизнь проводя в Паутине и ожидая, что там же пройдет их посмертие, такое отношение могло привести лишь к катастрофе.
— Решение тогда, столетия назад, нашел Кикути Нори. Он изменил отношение.
— Кодекс Деяний?
— Кодекс Деяний. Владыка Кикути сам разработал основные положения. Сформулировал принцип обратной связи.
Ах да. Действие, любое действие, в реальном или же в виртуальном пространстве, влияет на того, кто его совершил. Убийство изменяет убийцу, даже если произошло понарошку, даже если никто не погиб, даже если все случилось в рамках игры. Человеческая природа есть сумма принятых решений и совершенных поступков. А потому аморальное поведение в Сети остается столь же аморальным, даже если единственный, кому оно причиняет вред, это ты сам.
— «Люди ответственны за свои поступки в Паутине в той же мере, что и в реальности», — процитировал Тимур. Первый постулат Кодекса в детей вколачивали едва ли не раньше, чем учили говорить «мама».
— Но чтобы нести ответственность, мы должны воспринимать Паутину как реальность. И чем больше сила… — Она замолкла, тихо вздохнула. — Власть творца в рамках его мира абсолютна. Безгранична. Божественна. Но тем выше требования к нему.
Бледно улыбнулась:
— Или к ней.
Тимур наступил на горло сарказму. Это не просто страшноватая и далекая от жизни философия. Она работает. По крайней мере, часть ее работает, пронизывает общество, определяет решения. В противном случае на планете не было бы сословия творцов. Со всеми из этого факта вытекающими (зачастую достаточно уродливыми) последствиями.
Хотя, ну перепишите его ками, Тимур не мог представить, как оно вообще было применимо на практике.
— Почему не заменить увядающий цветок на свежий?
— Но разве сможем мы тогда оценить мимолетность цветка?
— Зачем ценить мимолетность?
— Чтобы дорожить нераскрывшимся бутоном. Чтобы восхищаться распустившимся цветком. Чтобы помнить о красных лепестках, когда пион уже давно отцветет.
— Зачем?
Она смотрела пристально, словно сомневаясь. Затем решилась:
— Зачем ценить мимолетность человеческой жизни? Она уйдет в бессмертие, станет духом. И на смену ей придут другие.
Тимур поперхнулся:
— Сравнение некорректно.
— Да, — признала Кими. — Но внутреннюю дисциплину нужно воспитывать в деталях, в мелочах. В лепестках. Это вопрос… мировоззрения.
Советник Канеко поднялся, подошел к выходу на террасу. Обернулся, пытаясь найти объяснение охватившей его нетерпеливости. Необходимости бежать, жестикулировать, спорить. Сражаться.
Госпожа Кимико ожидала ответа напряженно и несколько недоверчиво.
Черные волосы рассекали белую ткань одежд. Красные лепестки пятнали золото полов. Медовое солнце заливало тишину утренним светом.
— Мне сложно согласовать вашу внутреннюю дисциплину с действиями правителей творцов, пока кланы еще были у власти. Или даже раньше, когда единолично правила божественная династия. Получается, Кикути Садао наблюдал за увяданием своих подданных, наслаждаясь их мимолетностью?
Это было слишком. Грубо, резко, неуместно. Он никогда не говорил с ней в подобном тоне. И на подобные темы. Он просто не мог позволить себе так с нею говорить.
Но Канеко О-Кими, вместо ожидаемого ужаса, лишь задумчиво опустила глаза.
— Я могу понять, откуда пришло подобное впечатление. — Для нее разговор, как тот спор со Светланой, был всего лишь академической дискуссией, возможностью отвлечься от собственных мыслей. — Но я могу понять и владыку Садао. Представьте. Вы провели свой народ через страшную войну. Не нами начатую войну. Ненужную нам войну. Вышли из нее на проигравшей стороне, более того, неправой стороне. Спасли свою планету лишь чудом. А потом на долгие десятилетия оказались в осаде.
Рука высокородной госпожи описала изящный полукруг, будто иллюстрируя сказанное. Тимур прищурился. Он уже смирился с тем, что прочитать что-то по лицу дочери Фудзивара фактически невозможно. Пасовали даже детекторы лжи, отслеживающие физиопоказатели. Любые чувства и мысли вдовствующей Кикути скрывались за благожелательной и совершенно невнятной придворной маской. Но вот уже не в первый раз советник Канеко заметил, что, увлекшись, Кимико начинала «говорить» руками. В реальности или в любой из сетевых аватар кисти дамы-творца неизменно оставались гибки и танцующе-выразительны. Тимур принялся мысленно прикидывать, как составить самообучающийся алгоритм, который смог бы неосознанные ее движения проанализировать и научиться читать.
