Шимун Врочек - Питер
Смотри дальше. Раньше люди уходили из него, а теперь оно сделало так, что уйти людям некуда. Они теперь всё время внутри него. И оно людей пожирает. Потихонечку съедает и не торопится. Мы все исчезаем, а оно нет.
— Метро? — Иван спросил ещё раз.
— Метро, — сказал Дятел. — Ты в двести первой ФВУ был?
— Не думаю, — сказал Иван. Вентиляционные шахты, особенно старые, до семидесятых годов, оснащались фильтро-вентиляционными установками — ФВУ, где целая система угольных фильтров, охлаждение воздуха и прочее. Эта, судя по номеру, одна из самых древних.
— Метро — оно же сгнить давно должно было, сгнить и развалиться. А оно как новенькое. И всё дело в двести первой ФВУ. Понимаешь?
— Точно, — сказал Иван. Поднялся. — Спасибо за гостеприимство. Говоришь, есть коллектор?
— Есть, — кивнул Дятел.
* * *Развлекаемся, а потом падаем в омут сомнений.
Иван попробовал рукой стену коллектора. Влажная. Провел по шершавому бетону вниз, посмотрел на перчатку — да, влажная.
Этот коллектор, судя по плану, что набросал Дятел, ведет в обход путевого тоннеля, и выходит, скорее всего, в ту самую ВШ двести первую, что находится за Площадью Восстания, у станционной сбойки.
Будем надеяться, что патрулей там нет.
Они параноики. Они же москвичи. Иван усмехнулся. Мнение Шакилова о бордюрщиках со временем не изменилось, а скорее приобрело благородный дубовый привкус, как у старого виски. Но я предпочитаю водку.
Иван включил фонарь и лёг на пол. Если уж лезть в шкуродер, то обязательно ногами вперёд. Если застрянешь, так можно вылезти обратно. Если наоборот, то потом найдут (а скорее всего даже не найдут) твоё высохшее тело. Эти коммуникации строились чёрте когда, тут заблудиться можно. И сюда давно никто не лазит. Даже гнильщики.
Иван поморщился. Нашёл, о ком вспомнить. Гнильщики обитали на заброшенных станциях, в туннелях, в старых ВШ или забытых санузлах. Питались неизвестно чем, отбросами, грибами, растущими в туннелях, всем, что украдут или выпросят у жителей цивилизованных станций. Воровали. Ходили упорные слухи, что гнильщики едят человечину. Бред, наверное.
Иван вспомнил, сколько раз наталкивался на человеческие кости, разделанные и обглоданные, иногда разрубленные ударами чего-то острого. Сначала он думал — крысы. Может, и не крысы.
Может, и не всё бред — то, что говорят о гнильщиках.
Мол, они детей воруют и солят в бочках. На Фрунзенской, кажется, был настоящий бунт, когда выяснилось, что целый табор гнильщиков обосновался в заброшенной ТДП-шке. Народ разволновался, надавал по шее ментам и пошёл гнильщиков жечь.
Иван нахмурился…
И, кажется, сожгли.
…так и есть, плечо начало цеплять стену. Сужение.
Чёрт, только бы пройти… Только бы…
Ноги уперлись во что-то твердое. Иван изогнулся, подсветил фонарем… проклятье!
Тупик. Коллектор забит бетонной пробкой. Ясно.
Значит, план Б отменяется. В спальню Ахмета мы не попадем.
Остается план А. Сомнительный, но всё же…
Иван вздохнул и полез обратно.
* * *— Помнишь, ты говорил про газовую атаку? — спросил Иван.
Сазонов мгновенно сообразил, круто развернулся. Полы бежевого плаща взлетели, опали. Глаза желтовато-серые, яркие. Красивый.
— Что придумал?
Иван посмотрел на него с весёлым прищуром.
— А ты как думаешь?
— Давай не тяни. Рассказывай, — потребовал тот. — Ну же!
— Слушай, Сазон. — Иван продолжал улыбаться, — а что у нас есть из противопожарных средств?
— Как что? — тот поднял брови. — Лопаты, багры, песок, вода, ведра, брезент — всё как положено. Сам не знаешь, что ли? Нафига тебе они?
Иван качнул головой.
— Да так, — он хмыкнул. — Есть одна идея… идея, идея, и де я нахожусь? — пропел он.
* * *Иван никак не мог рассмотреть его лицо целиком. Взгляд легко выхватывал фрагменты: вот мясистый, чуть раздвоенный подбородок. Вот подстриженные волосы вокруг уха, частью седые, вот глаз — очень светлый, с тёмной каемкой вокруг, зрачок точечный, словно наколотый булавкой. Вот пальцы — волосатые, крепкие. Вот карман рубашки, армейской, выцветшей, камуфляжные пятна. По отдельности эти фрагменты виделись четко, и каждый вызывал раздражение и даже отвращение, но в целом образа не складывалось.
Закрыв глаза, как привык делать, тренируя зрительную память под руководством Косолапого, Иван попытался увидеть Мемова, собрать фрагменты в единый образ генерала Адмиралтейской. Но нет. Ничего не выходило.
Процесс внимания состоит из трех действий, говорил Косолапый. Первое действие: держать объект, второе — притягивать к себе, третье — мысленно проникать в него. Так учил Косолапый. Он говорил что-то про актерскую систему Чехова, но Ивану про писателя было не очень интересно, а вот про Блокадников — даже очень. Но тогда Косолапый про Блокадников ему не рассказывал…
А теперь вот Мемов.
Если рассмотреть его как следует, можно задавать вопросы. И образ человека будет отвечать так, ответил бы сам человек. Не словами — а покажет, чтобы он сделал.
Иван снова полностью расслабился и начал вызывать в воображении образ генерала.
Толстые пальцы, курчавые волоски. Пальцы лежат на столе — почему-то плывущее, как сквозь туман, нечеткое изображение.
* * *Толстые пальцы с курчавыми волосками пробарабанили по столу. Остановились.
Мемов нахмурился.
— Так что у тебя за идея? Только коротко.
— Мох, — сказал Иван.
Густые брови Мемова удивлённо поползли вверх.
— Что? — генерал смотрел требовательно. — Какой ещё мох?
Иван усмехнулся.
— О-очень интересный. А идея такая…
* * *— Смело, — оценил генерал. Потер подбородок. Крупный, с лёгкой синевой, недавно выбритый. Иван опять подумал, что с таким лицом надо прохожих по голове бить, а не армией командовать. Образина. Но ведь умный мужик — даже страшно становится, насколько умный. Взгляд острый до дрожи, глаза светлые, зрачки словно булавкой наколоты. — Думаешь, получиться? Уверен?
Чёрта с два тут уверен. Иван поднял взгляд.
— Вот и проверим.
— Хорошо мыслишь, — сказал генерал. — Раскованно. Риска не боишься. Это мне нравится.
Иван пожал плечами.
— Я же диггер.
— У меня этих диггеров хоть жопой ешь, — откровенно признался Мемов. — Ты — другой. — пауза. — Как закончим с этим, пойдёшь ко мне замом? Мне нужны такие раскованные. Ты талантливый человек, Иван. Я таких людей уважаю и ценю.
Иван даже сперва не понял, что ответить. От открывающейся перспективы кружилась голова. Заместитель первого человека в Альянсе? Это же офигеть, что такое. Просто офигеть.
«А как же Таня?», подумал он. «Как же наше тихое, блин, семейное счастье?»
— А если не выгорит? — спросил он.
— А это уже неважно, Иван. Веришь, нет?
Иван посмотрел на Мемова. А ведь не врет, сволочь. Серьёзный мужик.
— Верю.
* * *Через два дня заказанное наконец прибыло с Василеостровской.
— Как думаешь, получиться? — спросил Пашка приглушенно. Он поднял биток и с силой опустил. Бум! Взлетело облачко фиолетовой пыли. Работать приходилось в респираторах и противогазах, иначе давно бы все лежали и радостно улыбались в потолок. И так у Пашки весь «намордник» заляпан фиолетово-серой грязью.
Иван качнул головой. Лямка ГП-9 привычно давила на затылок.
Улыбка Косолапого.
— Я везучий.
Иван размахнулся и ударил. Взвилось облачко, часть фиолетовой пыли попала на стекла противогаза.
«Таня. Скоро я буду дома. Только жди меня. Иван».
Глава 7
Победа
Вот этот город.
Серый продрогший слон.
Идёт дождь.
Струи дождя хлещут по отсыревшим фасадам, многие разрушены пожарами, но сохранили некий странный цвет… послецветие. Когда дом умер, умерли его жильцы, но здание продолжает держаться.
Когда идёт дождь, видимость в противогазе падает почти до нуля. Залитые стекла, брызги, разбивающиеся об окуляры, дробный стук капель по резиновой маске, по прорезиненной ткани плаща.
Иван остановился. Достал дозиметр (капли забарабанили по стеклу), сверил показания. Чтобы увидеть хоть что-то, приходится наклоняться впритык. Иногда стекло стукалось о пластик. Треск счетчика тонул в гуле дождя. Как с цепи сегодня сорвался. Но дождь хорош тем, что твари его не особо любят — собаки Павлова точно. Конечно, если не столкнуться с ними лицом к лицу…
Пять рентген в час. Иван присвистнул. Уже сильно. Словно где-то недалеко источник загрязнения. Иван прошёл вдоль стены здания, до угла — уровень стал сильнее на пару рентген. Точно, там что-то есть. Иван спрятал счетчик под плащ, щёлкнул предохранителем «ублюдка». Капли разбивались о чёрный, поцарапанный металл ствольной коробки.
