Роман Злотников - Виват император! Армагеддон

— Спасибо за комплимент, Игорь Александрович.

— Ах, Ниночка, это не комплимент, а истинная правда. — Мужчина отхлебнул из чашечки и закатил глаза, демонстрируя блаженство. Но его старания пропали втуне. Ниночка величественно наклонила головку, увенчанную довольно сложной прической, что для современной молодежи было отнюдь не характерно (если, конечно, не считать моды на бушменские косички, вполне уместные в африканской саванне, но на головах молодых европейцев, да еще светлых, выглядевшие откровенно по-дурацки, ну да бог им судья, лучше уж пусть убивают время, плетя косички, чем под героиновым кайфом), давая понять, что сказанное услышано, еще раз окинула сервировочный столик придирчивым взглядом и удалилась из кабинета. Мужчина вздохнул. Что ж, надо признать, у подчиненных хозяина этого кабинета прямо-таки твердокаменная выдержка. Вот интересно, как этому пацану удалось так вышколить персонал? Еще три года назад, когда эта самая Ниночка была его собственной студенткой, она млела от любого случайного взгляда, брошенного на нее ректором Международной академии современного менеджмента Игорем Александровичем Прусовым. А, надо сказать, Игорь Александрович был изрядным бабником, поэтому взгляды он разбрасывал довольно широко, совершенно не стесняясь дарить их и собственным студенткам. Впрочем, в то время Ниночка отнюдь не возглавляла список претенденток. Она была обычной серой мышкой, попавшей в число студенток довольно элитного и дорогого частного учебного заведения только благодаря достаточно обеспеченным родителям. Как ни странно, подобные создания вырастают даже в весьма обеспеченных семьях. Но как расцвела девочка…

Его размышления были прерваны легким шелестом отворяемой двери.

— О, Дмитрий Иванович, а я тут, уж извините, по-хозяйски…

Хозяин кабинета приветствовал гостя легким кивком, быстрой улыбкой вознаграждая его потуги пошутить, и скользнул за небольшую дверь, за которой Игорь Александрович не бывал ни разу. Минуты через две он появился оттуда уже без пальто и подошел к гостю, протягивая руку.

— Рад видеть вас, Игорь Александрович, что привело вас ко мне на этот раз?

Гость замялся. О черт, как бы ему хотелось избежать этого разговора…

Родители Прусова были крупными чиновниками от педагогики, поэтому путь их чада с младых ногтей был очищен от большинства тех ухабов, которые обычно встречались во множестве на пути подавляющего большинства молодых людей. К исходу застоя военная стезя уже не пользовалась большой популярностью даже в среде потомственных военных, и возможности родителей, посодействовавших устройству отпрысков двух высокопоставленных военных в вожделенные вузы, помогли Игорьку избежать «забрития лба» без особых ухищрений вроде ночных прыжков из окна или белого билета. Окончив престижный институт, он мягко приземлился в мягкое гнездышко аспирантуры и к моменту воцарения Горбачева на престоле Генерального секретаря ЦК КПСС успел «остепениться» и отпустить шикарную бородку, действовавшую на юных студенток с убийственной силой. Когда грянула перестройка, Прусов раньше других уловил новые веяния и открыл одно из первых негосударственных высших учебных заведений, сразу ставшее суперпрестижным. Положа руку на сердце нужно заметить, что бешеная популярность Международной академии современного менеджмента была вызвана отнюдь не каким-то особенно высоким уровнем знаний, а скорее обширной программой зарубежных стажировок. Сие благо было прощальным подарком ушедших на пенсию предков. В то время даже просто выехать за рубеж было не очень-то легко, а уж учиться… На Прусова обрушились деньги и слава. Он купил квартиру и подержанную «вольво», приобрел аккуратное брюшко и вальяжные манеры.

Между тем время шло, и сам факт выезда за границу, включая учебу, перестал вызывать всеобщий трепет, к тому же рухнувший было авторитет крупнейших государственных вузов внезапно (для Прусова) вновь пошел в гору, а рядом поднялась новая поросль таких же, как и у него, частных учебных заведений, которые давали действительно серьезное образование, а не просто несколько лет необременительного и приятственного времяпрепровождения (причем довольно дорогостоящего). И удобный мирок Прусова рухнул на камни.

С Ярославичевым он познакомился как раз в тот момент, когда его дела стремительно катились в пропасть. Во-первых, договор аренды с подмосковным домом отдыха, в старых корпусах которого и располагалась его Академия, истек, прежний директор, кое-чем обязанный его отцу, ушел на пенсию, а новый отказался даже вести речь о столь смешных расценках. Во-вторых, на студентов старших курсов напало поветрие перехода в другие вузы, да и первый курс удалось укомплектовать только на треть от ожидаемого, так что на носу были сроки выплаты по кредитам, а денег едва хватало на то, чтобы заплатить хотя бы проценты. В-третьих, ему на голову свалилась комиссия Минвуза, и, поскольку денег на отступные не было, а уровень преподавания был, мягко говоря, не слишком, впереди замаячила перспектива отзыва лицензии. А ко всему прочему на Прусова обрушились и личные проблемы — две студентки, на которых он обратил свое благосклонное внимание, оказались сущими стервами. Впрочем, все это еще можно было пережить. Главная проблема была в другом — он, пытаясь выкрутиться, задолжал лично ТАКИМ людям, что, пожалуй, безопаснее было самому перерезать себе глотку, чем пытаться объяснять, почему он не может вовремя расплатиться с долгами. По этой причине он уже несколько дней подряд просыпался в четыре утра в холодном поту и потом не мог заснуть. И тут ему кто-то сказал, что где-то на окраине Москвы объявилась какая-то странная контора, в которой тем не менее вполне можно разжиться деньгами.

В «Фонде Рюрика» Прусов появился уже под вечер. Судя по строительным лесам, окружавшим здание, и кучам разрытой земли, Фонд еще обустраивался. Сказать по правде, никаких особых надежд у него не было. В том положении, в котором он находился, дать ему денег в долг могли только уж полные лохи, а у лохов денег не бывает, поскольку если даже у лоха откуда-то внезапно и появляются деньги, то они очень быстро кончаются, и исключение из этого правила так же маловероятно, как наличие леших и джиннов или существование бессмертных Дунканов Маклаудов. Лох, он оттого и лох, что в конце концов всегда оказывается без денег. Но Прусов был в том положении, когда утопающий готов схватиться за соломинку…

Однако, когда после беседы с молодым человеком, манера держаться и спокойная речь которого создавали впечатление, что этот парень гораздо старше, чем выглядит, Прусов вышел из Фонда с копией платежки, по которой на счет его Академии была переведена сумма, эквивалентная почти полумиллиону «американских рублей», он готов был поверить в любые чудеса. Потом он не раз вспоминал, как остановился на ступеньках, еще раз поднес к глазам листок с умопомрачительной суммой, разом решившей все его проблемы, и втянул воздух ноздрями. В воздухе пахло весной и… жизнью, черт возьми! За его спиной хлопнула дверь. Прусов оглянулся. У дверей копалась в сумочке молодая женщина, которая, впрочем, не особо соответствовала тем строгим требованиям, которые Игорь Александрович предъявлял к противоположному полу. Она была слишком высока и от этого казалась сухопарой, а на костистом лице слишком выделялись жевательные мышцы. В общем, максимум того, что она могла бы получить от большинства мужчин, — это снисходительное сожаление. Хотя что-то в ней было… Что-то неуловимое. Какой-то отблеск былого шарма и даже, может быть, редкостной красоты, сегодня старательно укрытой под правильными, но слишком резкими и грубыми чертами. Впрочем, это ощущение только скользнуло по поверхности сознания и тут же растаяло как дым, оставив все то же снисходительное сожаление, как несправедливо природа обошлась с этой еще совсем не старой женщиной. Впрочем, сегодня Игорь Александрович был готов на многое.