Светлана Тулина - По чужим правилам
А-Ль-Сью позвенела обручами, и, обрадованная всеобщим вниманием, сообщила радостно, по-прежнему в полный голос:
— И пипка у него приятная. Маленькая такая, аккуратненькая, гладенькая. Особенно, если языком…
Договорить ей не дали, опомнившись, хотя и опозданием.
Женщины заговорили все разом, громко и бессвязно. Ингрид, цветом лица сравнявшаяся с тёмно-бордовой отделкой своей блузы, желала вина, и немедленно, Фиммочка призывала мужа, требуя оторваться наконец от дурацких карт и уделить всё-таки кусочек внимания своей жене, Цинтии-Порции немедленно потребовался счёт, мужчины же тихонько гудели о чём-то своем, посмеиваясь в усы и время от времени бросая украдкой на А-Ль-Сью взгляды отнюдь не осуждающие.
А-Ль-Сью молча тянула через соломинку золотистое вино, улыбалась чуть рассеянно.
Преподанный неделю назад урок не прошёл даром — на этот раз даже Цинтия (или всё-таки Порция?) не осмелилась сделать замечание. Даже в самой деликатной и безличностной форме. Другие и подавно не рискнули, только Фиммочка глазки страдальчески оквадратила.
А в том, что никакие намекающие разговоры об общепринятых нормах приличия А-Ль-Сью не понимает и понимать не собирается, реагируя хлопаньем пушистых ресниц, округлением ярких губок и восклицаниями типа: «Подумать только!», «Надо же, как интересно!» в лучшем случае, а в худшем — издевательским фырканьем, откровенным хохотом и «Да ну!.. Врёте вы всё! Не бывает такого! Это же глупость полная!!!» — в этом они уже успели убедиться на собственном горьком опыте.
Впрочем, личная заслуга самой А-Ль-Сью в создании такой репутации была не слишком и велика.
Обитательницы Перекрестка все были такими.
Или почти такими.
И прощалось им многое. Во всяком случае — гораздо большее, чем представителям других миров. И не из-за богатства, фантастического даже по меркам Верхнего Галапагоса. Просто были они чем-то вроде стихийного бедствия или явления природы, а с явлениями природы глупо спорить. От них можно спасаться, их можно приветствовать, с ними можно смириться или даже восхищаться ими, желательно, правда, издали, — но спорить с ними глупо.
Так и с канальерками.
Потому что альтернативы нет.
Эриданца можно поймать. Трудно, да, но — можно. А, поймав, — применить к нему принятые в данном конкретном мире меры принудительно-воспитательного характера. Во всяком случае — попытаться эти самые меры применить.
Но ещё никому и никогда не удавалось поймать канальерку — больше, чем на двадцать один день. В канале время дискретно и нелинейно, родившиеся там живут по его законам даже за пределами Перекрёстка. Так лучше уж и не пытаться, чтобы не попасть потом в нелепое положение борца с ветряными мельницами. К тому же Перекрёсток давно уже стал для всего цивилизованного Мира чем-то вроде Символа Общей Вины. Своеобразным вечным укором, напоминанием и предостережением. Чем-то вроде Австралии на Старой Земле или ребёнка-инвалида в благополучной семье спортсменов.
Попробуй эриданка выкинуть хотя бы десятую часть того, что свободно сходит с рук канальерке — о, как бы они взвыли, все эти аристократы и не очень!.. Может, в открытую связаться и не рискнули бы — не идиоты же они, в самом деле! — но ненавидели бы втихаря и гадости исподтишка делали обязательно.
А с канальеркой — шалишь. Не было такого.
И не будет.
Казалось бы — почему? Похожие истории, судьбы один к одному, даже культурные традиции схожие, хотя кто и когда обращал на них внимание?..
Дело за малым.
Много разнообразных чувств испытывают добропорядочные граждане по поводу Эридани в целом и отдельных её представителей в частности, и зависть — отнюдь не самое скверное из них. Лишь одно отсутствует в этом полном и многообразном наборе.
Жалость.
Канальеркой же можно восхищаться, можно по её поводу негодовать, возмущаться, обижаться на неё, жалеть, презирать и даже ненавидеть, если вам так уж охота.
Вот только завидовать — шалишь.
Чему тут завидовать?..
Дети одинаково любят играть в Эридани или Перекрёсток, прыгать по времени безоружным неуязвимкою и никому незаметным шпионом собирать информацию. Но, вырастая, почти что каждый из них, продолжая подсознательно завидовать эриданским и канальерским способностям, при этом к самому Перекрёстку начинает испытывать эмоции куда менее приятные. И в конце концов более или менее осознанно благословляет судьбу, что не родился в Канале или на его берегах. И уже не завидует.
Невозможно завидовать человеку, ещё до рождения обречённому на то, что во всём цивилизованном мире совсем недавно признавалось приемлемой заменой смертной казни.
На балконе было почти пусто. А-Ль-Сью подошла к балюстраде, долго смотрела на вечернее море. Синхронизированные кольца платья двигались почти бесшумно, с лёгким шелестом вспарывая воздух. Костюм на ней сегодня был узкий, по понятиям Перекрёстка неброский, почти что строгий — самые широкие обручи не больше метра в диаметре, а по центру вообще сужаются до пятидесяти двух сантиметров. Вращать такие не очень-то и приятно, всё тело сотрясает противной мелкой дрожью, настолько быстрой, что со стороны и не видно, а вот ощущения премерзейшие. Зато выглядит просто роскошно…
Тонкие пальцы с переливчато-бордовыми узкими лепестками ногтей погладили местный полупрозрачный аналог мрамора. На Эридани мрамора много. Настоящего мрамора.
Правда, всё больше — серо-голубого, холодного…
Этот был тёплым. Таким тёплым, что казался почти живым. И очень хотелось лечь на него животом, прижаться всем телом, согреться и просто уснуть…
К сожалению, костюмы Перекрёстка не предусматривали подобных вольностей, а раздеваться не хотелось. А-Ль-Сью ограничилась тем, что ещё раз погладила глянцевую полупрозрачность.
И с подноса проходившего мимо официанта взяла бокал с бледно-розовым чуть подогретым чиоилли, хотя и предпочитала золотистые сорта.
В зале возникло лёгкое оживление. А-Ль-Сью заинтересовалась. Прислушалась, допивая бокал.
А-а, понятно.
Фон Краузе явился.
Дамы краснеют, хихикают и перешёптываются, мужчины улыбаются в усы и бросают косые взгляды. То тут, то там то и дело упоминается что-либо приятное и гладкое на ощупь и служит причиной безудержного сдавленного смеха. Популярностью так же пользуются эпитеты «маленький» и «аккуратненький» во всевозможных сочетаниях.
Ничего не понимающий фон Краузе относится к нездоровому оживлению вокруг своей персоны философски, хотя и с некоторой опаской. Заказывает тушёную миногу, вызвав очередной всплеск веселья, приступает к еде.
Двое у самой стойки бара говорят о ней, уверенные, что их не расслышат даже собственные жёны.
— Какая попка! Ум-м!.. — Нет, ты на сиськи-то посмотри, на сиськи! Туда-сюда, туда-сюда, ну кто такое выдержать способен, она же просто напрашивается!.. — Видел, как она на меня смотрела? У меня приятель у них работал, говорил — Канал влияет, они там просто ненасытны… — Нет, ну какая попка!.. — Когда не беременны — всегда хотят, как кошки… — Врал, наверное… — А, может, и не врал, тебе-то откуда знать?.. — Нет, ну ты только посмотри, она же под кольцами практически… — Да что там, за этим мельтешением, видно?!.. — Смотри, она опять пьёт! Вот бы её напоить как следует, чтобы обручи так и посыпались… — Подпоить, а потом… — Зачем же так грубо… — А мы грубо не будем. Ты когда-нибудь имел канальерку? Говорят, они в постели просто… — Ну да, а потом она про тебя при всех, как про бедного Яна… — Да ты просто ему завидуешь… — Напоить в стельку — это весело… — Не просто весело, ты слушай, подпоить как следует — и в номер, и ничего она потом никому не расскажет, пьяная будет, и не только, сегодня двадцатый день, понимаешь?.. — Что — двадцатый день?.. — Идиот, у них же дискрет три недели ровно, пока завтра проспится — уже тю-тю…
— Сволочи! — Сказала вдруг молчавшая до этого молодая блондиночка, что сидела на парапете, болтая ногами, наматывая длинные светлые кудри на палец и глядя в закат.
— Все мужчины — сволочи, вы будьте осторожны, пожалуйста! — повторила она очень серьёзно, словно важную тайну открывала. Соскочила на бетон, с прежней серьёзностью заглянула в лицо А-Ль-Сью. Глаза у неё были дикие, совсем дикие, даже не понять, какого цвета — зрачки во всю радужку. Тронула за руку. Мягко, но решительно отобрала бокал, покачала головой.
— Вы хорошая. Вы молодец. Так и надо. Только так. Только вина не пейте больше, не помогает. Я проверяла…
Ещё раз покачала головой, поставила бокал на розовый камень, отошла к столику с рулеткой.
А-Ль-Сью смотрела на её светло-золотистый затылок, забыв даже про двух сволочей у стойки, заняться которыми собиралась какую-то минуту назад — и стремительно уступала место Аликс.
