Михаил Шухраев - Визитер
— Может быть, и оттуда. А может — это тот самый псих, который прикончил Соколенко. И я поверил бы в это скорей…
— Лучше скажи, что с ней делать будем. Вторичная чистка памяти за одни сутки… — Эд сумрачно кивнул в сторону Ларисы.
Глава 16
«Точно гром из-за морей…»
«Где-то во Франции»,
1940 год
Только природное здравомыслие позволило Мэтью не сойти с ума сразу после попадания в мир Запределья. Впрочем, и названия этого он не знал — просто неожиданно для себя оказался в безлюдном мире, в котором все происходит по каким-то иным, неведомым ему законам. Зато, кажется, законы этого мира хорошо знала «кошка». Кошка ли — вот вопрос? Не бывает на свете больших кошек вот с таким чешуйчатым обликом. И больше того, это существо постоянно менялось, как весь окружающий мир.
В первый раз Мэтью заметил танки на второй день пребывания в этом мире.
Над поселком, где он оказался, клубились столбы пыли, хотя ветра, вроде бы, не чувствовалось. И сам поселок производил странное впечатление в предутреннем сумраке. Эти наклонные дома с башенками, казалось, не должны были устоять — но почему-то, подобно Пизанской башне, они возвышались над окружающей равниной.
Мэтью уже понял, что его время — ночь, а днем лучше всего где-нибудь спрятаться, забиться как можно глубже. Но любопытство на сей раз оказалось сильнее, и он подполз к щели в растрескавшейся от времени стене, попытавшись посмотреть, что же происходит в этом заброшенном поселке днем.
Улица была совершенно пустынной, так что Мэтью начал сомневаться, а не выйти ли наружу? Конечно, в подвале этого здания, словно бы по волшебству, нашелся бидон с довольно чистой водой. Но ни крошки еды в доме не было.
Больше того — здесь не было никаких вещей. Всего лишь комнаты с полуоблупившимися стенами. Совершенно непонятно, кто мог здесь когда-то жить — и жил ли вообще. Казалось, эти искривленные и полуразрушенные дома были такими с того момента, как их построили — для совершенно непонятных целей. И почему-то это пугало больше всего.
Мэтью посмотрел на свернувшееся в углу таинственное существо, которое вызвалось быть его проводником по этому миру. Кажется, оно не обращало на него никакого внимания — по крайней мере, волю, которая вела его по незнакомому миру, он сейчас не ощущал. И поэтому он спокойно прошел по скрипучей лестнице наверх, к провалам окон. Оттуда, со второго этажа, хорошо просматривался весь поселок.
Если исключить полное отсутствие людей, можно было подумать, что ничего особенно необычного здесь не происходит. По крайней мере, так показалось Мэтью на первый взгляд — да и на второй тоже. Уже рассвело, но поселок по-прежнему казался совершенно безжизненным. А на главной площади, перед полуразрушенным зданием с башенкой-минаретом, которое, вероятно, было здешней ратушей, вертелись песчаные смерчики.
Почему-то Мэтью почувствовал, что если и есть здесь угроза, то исходит она именно от этих смерчиков. Он размышлял, почему это так и, наконец, понял — они двигались хаотично и во многих направлениях, и утренний ветерок был здесь, похоже, совершенно ни при чем. Ему показалось, что если человек окажется сейчас в центре этой площади, то он неминуемо попадет в центр такого внешне безобидного пылевого вихря — и будет немедленно разметан на мелкие части.
А потом произошло то, что заставило Мэтью замереть в своем не слишком-то надежном укрытии. Из-за ратуши выдвинулся танк. Потом еще один.
Мэтью готов был поклясться, что минуту назад не слышал никакого танкового гула — а уж приближение такой техники он наверняка почувствовал бы загодя. Похоже, что и сейчас танковые моторы издавали ровное урчание только для виду, что эти громадные сухопутные корабли отлично умели двигаться бесшумно.
И вот что странно — он никак не мог определить, чьи именно это танки. На какое-то мгновение ему показалось, что это — свои. Но нет — угловатые башенки говорили, что это нацисты. Еще через минуту Мэтью понял, что снова ошибся — никакой немецкой символики на танках не было. И все же он различил какие-то символы на башнях, намалеванные белой краской.
Мэтью напряг зрение. Черная перевернутая восьмерка, пробитая белой молнией! Ни в одной армии мира такой символики не было! Ни у британцев, ни у французов, ни у бельгийцев, ни, тем более, у немцев.
Была в этом и еще одна странность. Танки не сопровождались пехотой, как это должно было происходить. Не было ни малейшего намека хотя бы на один грузовик с солдатами. Похоже, танкисты действовали самостоятельно.
«Если танкисты вообще существуют», — неожиданно подумал Мэтью.
Он продолжал наблюдать за маневрами танков на городской площади. Две машины, которых не было, не могло быть на вооружении армий мира, некоторое время стояли неподвижно, затем их башенки стали медленно, словно бы нехотя разворачиваться, как будто бы в поисках цели. Несколько мгновений дула двух орудий были направлены на дом, где находился Мэтью, и он невольно замер, стараясь не выдать себя ни малейшим движением. Наконец, орудия замерли, после чего танки на огромной, немыслимой скорости поползли по улице — в ту сторону, откуда несколько часов назад пришел Мэтью.
— Будь осторожнее, — услышал он голос за своим плечом. — День — не наше время.
Он порывисто обернулся — и встретился глазами с совершенно незнакомой девушкой, которой неоткуда было здесь появиться.
— Эти… машины, — она как будто с трудом подбирала слова, — считай, что они соткались из воздуха. Здесь очень неустойчивый мир.
Девушка говорила так, будто бы удивителен весь остальной мир, а вот ее присутствие — нечто вполне само собой разумеющееся.
— Ты кто? — резко спросил Мэтью. Меньше всего он ожидал, что здесь окажется кто-то еще.
— Странный вопрос, — мягко ответила незнакомка. — Я тебя сюда привела.
Волосы девушки были черными, а сама она нисколько не была похожа ни на англичанку, ни на жительницу Европы. Скорее уж, родом она была откуда-то с Востока. И слишком правильно выговаривала английские слова — так не станет их произносить и знатная леди.
— Я — оборотень, — продолжала девушка. — Это тебя беспокоит? После всего, что ты уже видел, после того, как попал в этот мир? Я знаю, что обыкновенные люди обременены странностями, но не настолько же!
Она замолчала, уставившись на Мэтью темно-зелеными раскосыми глазами.
Девушка показалась ему какой-то угловатой. Похоже, что единственной ее одеждой была старая занавеска, чудом сохранившаяся в этом здании и сорванная с какого-то окна. Девушка казалась исхудавшей, почти что истощенной. Ее лицо ни в коем случае нельзя было назвать красивым, но при этом проглядывало в нем и обаяние, и внутреннее спокойствие, которое невольно передалось Мэтью.
— Идем вниз, — требовательно, словно бы передней был непослушный ребенок, а не здоровый британский солдат, проговорила девушка.
Мэтью еще раз посмотрел вниз, на пустынную улицу, потом осторожно поднялся и прошел к деревянной лестнице. И все это — молча, не говоря ни слова.
Он, слегка прихрамывая, спустился по лестнице, зашел в подвал и молча, не задав больше ни одного вопроса, улегся в своем углу.
Чтобы задать хоть один вопрос, нужно было знать хотя бы часть ответов. Но вот этого-то у Мэтью и не получалось. Его мир был страшен, но привычен и познаваем — немцы атаковали, свои — отступали, танки с крестами несли смерть. Это было просто и понятно. Здесь же реальность стала текучей, недостоверной. А явление странной незнакомки оказалось лишь последней каплей.
Мэтью зевнул, ему отчаянно захотелось спать. Какие уж тут вопросы — его бедный мозг собирался защищаться из последних сил. Кто другой на его месте, возможно, уже сейчас сошел бы с ума, ему оказалось бы вполне достаточно случившегося.
Он из последних сил огляделся, совершенно напрасно пытаясь отыскать глазами странную кошку. Разумеется, ее не оказалось. Зато за дверью, ведущей в подвал, послышались легкие шаги, в дверях возник силуэт незнакомки.
Мэтью в отчаянии закрыл глаза, попробовал резко их открыть — а вдруг морок рассеется. И вновь напрасно — наваждение было в полном порядке, чего никак нельзя было сказать о мозгах Мэтью.
Почему-то его разум уцепился за слышанные когда-то, давным-давно, строчки:
На Восток лениво смотрит обветшалый, старый храм, —Знаю, девушка-бирманка обо мне скучает там.Ветер в кронах кличет тихо, колокольный звон смелей:К нам вернись, солдат британский, возвращайся в Мандалей!Возвращайся в Мандалей,Где стоянка кораблей,Слышишь, плещут их колеса из Рангуна в Мандалей!Рыб летучих веселей,На дороге в Мандалей,Где заря приходит в бухту, точно гром из-за морей…
Он вспомнил, что это стихи Киплинга, отлично знавшего Восток. «Он, наверное, и с такими дело имел… Мог бы объяснить, что это такое», — подумал Мэтью, и это было его последней мыслью перед тем, как заснуть.
