Александр Мазин - Время перемен
Мама его боготворит. А у него, я точно знаю, после женитьбы никогда не было ни любовниц, ни «увлечений». Опять-таки, в отличие от деда… И от меня, в свои тридцать два года так и не женившегося. С другой стороны, с моей работой – только жениться. Или – наоборот: именно с моей работой как раз и следует побыстрее жениться и обзавестись наследником. Пока не поздно.
– Глянь, что я привез! – похвастался батя.
В широком деревянном ящике лежала пара кутаров – раджпутских «ладонных» кинжалов с А-образными рукоятями.
– Хочешь попробовать?
– Извини, пап, что-то я сегодня не в форме,– отказался я.
– Голодный, устриц хочешь? Свежие! Утром сам собирал!
Отказываться неудобно. Батя специально для меня вез через полмира этот контейнер с раковинами, любовно «закутанными» во влажные водоросли. Тут же появляется бутылка красного калифорнийского вина, которую бате прислали друзья из Монтерея.
– Мы с мамой бросили жребий: кому сворачивать лагерь,– говорит батя.– Мне повезло, а она прилетит послезавтра. Дождешься?
– Постараюсь…
– У тебя какие-то трудности? – Батя всегда был проницателен. Ну да, я же сказал им позавчера, что приехал минимум на две недели.
– Мои трудности, пап, они к сожалению, не только мои…
– «Ифрит»? Здесь, в России? – с ходу врубился мой отец.
Я киваю. Да, я почти уверен.
– Бл… ! – Батя мрачнеет.– Где, можешь сказать?
– Тут.
– В Питере?
Санкт-Петербург уже давно, со времен батиного детства, никто не называет этой неуважительной, придуманной безбожниками кличкой: «Питер». Так что если батя сказал «Питер», значит, он взволнован.
– И когда?
– Что – когда?
– «Ифрит»!
– Уже,– говорю я.
Батя хмурится. Тут я соображаю, что для непрофессионала «ифрит» – это землетрясения, цунами, эпидемии, разрушенные небоскребы, трупы на улицах… То, что в большинстве случаев проявления «феномена спонтанной деструкции» куда менее заметны, хотя ничуть не менее разрушительны – это знают только те, кто с «ифритом» борется. И я вдруг понимаю, что совсем ничего не рассказывал бате о своей работе. Привычка держать язык за зубами стала второй натурой еще с тех времен, когда я служил в разведке. А ведь знал наверняка, что батя никогда лишнего не скажет. И не спросит.
«Расскажу,– решил я.– Это паранойя – соб-ственному отцу не доверять. Тем более – такому, как мой». И я уже набрал в грудь воздух, но тут батя сказал:
– Давай, Артём, сначала поужинаем. А правду об «ифрите» ты мне позже расскажешь. За чаем.
В этом весь мой батя. Я ведь знаю, что в свои пятьдесят семь он любознателен, как ребенок. Но смиряет свое любопытство железной уздой. Эх, если бы все ученые были такими, как он!
– Правду об «ифрите» ты и так знаешь,– сказал я.– Ее никто не скрывает. Остальное – детали.
– Вот детали как раз и есть самое интересное,– сказал батя, убирая в шкатулку индийские ножи.– По крайней мере для нашей ученой братии…
На самом деле многие «детали» тоже были общедоступны. Все, что так или иначе оказалось в информационной Сети, становилось всеобщим достоянием. В моей организации это понимали. Информация – сильнейшее оружие в наше время. И аналитики «Алладина» умеют пользоваться им в совершенстве. Тщательно подобранные сведения, выставленные в свободный или условно свободный доступ, становились наживкой, на которую постоянно «клевали» наши потенциальные подопечные. Но эту игру «Алладин» начал уже после того, как накачал мускулы и мозги. В первые годы все, что касалось «феномена спонтанной деструкции» – и факты, и многократно превосходящие их по объему домыслы, и вранье – тут же «сливалось» в Сеть, порождая новое вранье и новые домыслы, становившиеся почти идеальным барьером между Правдой и потребителем. Но «базовую» информацию знали все. Потому что поначалу правда была сногсшибательнее любой фантазии.
«Авторами» будущих катаклизмов были Соединенные Штаты. После того как программе мировой экспансии подрезали крылышки, Пентагон перенес свои колониальные притязания вовне, то есть за пределы земной атмосферы. В космические проекты были влиты совершенно фантастические суммы (США по-прежнему оставались самой богатой страной мира). Результаты были весьма скромными, хотя на первых порах проект очень положительно повлиял на экономику страны. А через шесть лет на Землю пришел «ифрит».
Все началось с того, что умники из НАСА, реализуя программу «Человечество во Вселенной», приступили к реализации проекта «Роды в космосе». Первая его часть, «зачатие в космосе», реализованная стараниями нескольких одержимых пар из профессоров-психологов, неприятностей не вызвала. Если не считать эмоциональных и психологических проблем совокуплявшихся. Возможно, проявления были, но они остались вне зоны внимания мировой общественности. А может, все обошлось, ведь это только зачатие производили в космосе, сами же роды – уже на Земле.
А вот во второй части программы, собственно родов в космосе, «ифрит», он же «феномен спонтанной деструкции», вылез во весь свой мерзкий рост. Во-первых, в виде ребеночка, от вида которого его ученая мамаша тут же тронулась умом, во-вторых, в облике атмосферного феномена, возникшего вроде бы из ничего, но смывшего в океан треть Нью-Йорка. И очень хорошо, что Нью-Йорка, а не какого-нибудь африканского городишки, который господа высокомудрые ученые и не заметили бы.
Следующие роды происходили на орбитальной станции с искусственной силой тяжести и значительно ближе к матушке-Земле. Родившаяся девочка на первый взгляд показалась обычным ребенком (это потом, через три недели, в станцию всадили шесть ракет класса «трезубец»). Зато в день родов, в славном городе Бремене объявился вирус «синего гриппа», скосивший не меньше десяти тысяч человек в одной только Запад-Европе.
Третьи «космические» роды… Не хочется даже вспоминать. Хорошо хоть они были последними. Американские умники наконец сопоставили факты, и американские власти прикрыли проект. Попробовали бы не прикрыть! Их бы собственные избиратели на куски порвали. Свернуть-то программу свернули, однако «ифрит» уже вылез и простер свои щупальца над всеми континентами.
Четырнадцать лет понадобилось, чтобы жестко увязать феномен спонтанной деструкции с новыми достижениями современной науки и породить охапку гипотез, лопавшихся как дождевые грибы. В самом деле, почему усовершенствование металлокерамического щупа для геотермалок никаких катаклизмов не вызвало, а создание светопластика привело к разрушению озонового экрана над Манагуа? Впрочем, сказать, что за все эти годы мы совсем ничего не узнали, нельзя. Выяснилось, например, что, помимо всякого рода проектов, связанных с адаптацией человека в космическом пространстве, «ифрит» регулярно отмечает своим вниманием два из трех достижений в области клонирования и генной инженерии на базе человеческого материала. Индийцы, китайцы и французы, продвинувшиеся в этих отраслях дальше прочих, с огромной неохотой (особенно китайцы) вынуждены были свернуть работы. Но обидно было всем, поскольку на этих направлениях, в дальней, правда, перспективе, высвечивалось бессмертие. Личное. Каждому. Не стану врать: сам был огорчен. То есть я, как добропорядочный православный, верю в бессмертие души. Но и мое бренное тело мне тоже нравится!
В общем, «ифрит» всех нас взял за горлышко. Единственная положительная сторона: разногласия (обозначившиеся внутри Антитеррористического совета после того, как тридцать лет назад были установлены и разом уничтожены последние лидеры ИРА и НН 6, и грозившие распадом самого мощного мирового сообщества) сразу прекратились. А большая часть персонала Антитерростического бюро (более ста тысяч превосходно обученных специалистов) была передана в распоряжение только-только сформированного Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Уже через три года численность одного только входящего в Центр Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, позже окрещенного «Алладином», перевалила за миллион.
Выслеживать ученых оказалось потрудней, чем террористов.
Глава шестнадцатая
БАТЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
– Значит, как у леммингов,– проговорил батя, вертя в пальцах деревянные палочки для еды.– Раз-два-три – и все дружно идут топиться.
– Не все,– возразил я.– Но уже очевидно, что штука эта – заразная.
– Заразный психоз… Разве такое бывает?
– Бывает,– подтвердил я.– Ученые говорят: естественный механизм. Если количество контактов с себе подобными превышает определенный предел, существо начинает нервничать: страх, агрессия и тому подобные прелести. Биологическая защита вида в ограниченной экологической нише, чтобы эту самую нишу не уничтожить. Пауки в банке, крысы в коробке… В общем, как только жизненное пространство становится ограниченным, особи начинают друг друга жрать. Или топиться.
