Андрей Валерьев - Форпост (Тетралогия)

Босс решал его проблему. Решал страшно. Из-за приокрытой двери донеслось.

— Сажай.

Щёлкнул кнут, мальчишки завизжали и…

— Ну вот, молодцы, сержанты!

Станислав Лужин беззвучно зарыдал.

Первыми из сарая ушли Звонарёв и Кузнецов, на прощание пожелав Ивану удачи. На лицах их было нескрываемое облегчение. Следом ушли Лужины. На Степанова они не смотрели, а для Маляренко у отца и сына нашлась лишь пара презрительных, коротких, словно плевки, взглядов.

'А вы что думали? Я один против всех попру? С голой жопой народ на баррикады потащу? Нашли, блять, героя…'

Губернатор сел, подпёр руками голову и закрыл глаза. Было видно, что он нечеловечески устал.

— Устал я, Иван Андреевич. Очень устал.

Степанов открыл глаза.

— Осуждаешь?

— Нет. Ты теперь здесь хозяин и только ты решаешь, что правильно, а что нет.

Бывший Хозяин смотрел на Хозяина нынешнего и откровенно им гордился.

'Урррод. Семью забрал, дом забрал, власть забрал, весь хабар мой присвоил… ах ты поганец!'

— Слушай, Степанов, а ты, твою мать, молодец! Я тебя, Олег, честно признаюсь, ненавижу, но, блин, УВАЖАЮ!

— Не сбежишь? — Олег усмехнулся и мотнул головой в сторону Алины.

Маляренко соврал легко. Танцующе. В ритме танго.

Парам-пам-пам!

— Нет. Не сбегу. На хутор мы уедем сегодня ночью. Чтоб тебе спокойней было, отправишь со мной еврея своего.

Изя, стоявший у двери, угрожающе оскалился.

— ДокУмент мне выправь… эээ… ну пусть я буду… эээ… Федей. И денег мне дай. На подъём хозяйства. А сейчас, Олег Николаевич, будьте так любезны, дайте мне, наконец, отчёт, куда, блять, подевались три ящика МОИХ денег и чего вы тут успели за шестнадцать лет наворотить?

Сразу поговорить не получилось. Губернатор сморщил нос от запашка и велел Изе 'по тихому' отвести Достоевского Фёдора Михайловича и жену его в баню.

— После поговорим. Здесь же. А сейчас, извини, дела.

Алина очень старалась. Старалась изо всех сил, прилагая все свои умения и возможности, но Ивану было всё равно. Он с удовольствием смыл с себя грязь, вонь и пот, попарился и постоял под горячим душем. Ласки женщины ему были до фени и с Алиной всё прошло буднично, быстро и без восторга.

Так. Что бы только давление в баках скинуть.

Из окна предбанника Маляренко мог видеть изрядную толпу, стоявшую на площади возле пирса и внимавшую оратору на броневике. Тьфу! То есть на помосте. За спиной оратора на колу корчилась маленькая фигурка.

— Не смотри туда, — Алина подошла сзади и попыталась обнять Ивана, — не надо, лучше пойдём…

— Часто здесь так?

— Казнят?

— Да. Часто казнят?

Женщина убрала руки. То, что Иван её не хочет она поняла совершенно отчётливо.

— Нет. Очень редко. Душегуба одного повесили. В Юрьево. И здесь двоих. Лже-Иванов.

'А Степанов то — гуманист! Мать его!'

Оратор развернулся и приложил 'Ивана' дубинкой по голове.

'Точно. Гуманист'

Глава 11

В которой Фёдор Достоевский снова становится Иваном Маляренко

'И вечный бой!

Покой нам только снится…'

Два вожака снова сидели за столом, попивая пиво, и вели неспешную беседу с глазу на глаз. Маляренко рассказывал Степанову гораздо более подробную версию своей эпопеи, начиная с перехода и заканчивая возвращением, а губернатор делился достижениями здесь. В Крыму.

Впрочем, о группе Шабельского Иван умолчал и на этот раз.

В Крыму дела обстояли… по-разному. Были проблемы, в которые Ваню уже потыкали носом. В основном в социальной сфере, но были и успехи. Идея Бориса об Университете состоялась, благодаря посылке из прошлого. И хотя отношения с северянами и Новоградцами оставляли желать лучшего, но…

— Дело выгорело, Ванька! Спиридонов из-за Войтенко дуется, Игошин просто тупо завидует и злится, что ему ничего не перепало, а Алексеев нас ненавидит за то, что лучших людей у него сманили. Но знаешь, вся самая способная молодёжь сюда прёт! Учиться! За знаниями. И плевать они хотели на этих начальничков.

Крым принимал не всех. Нелегалов с недавних пор просто стали отправлять на каменоломни. Патрули и разъезды следили за порядком строго, незнакомцев на хуторах вычисляли быстро. И быстро сообщали, куда надо. Но вот официально прибывших на учёбу Степанов принимал с распростёртыми объятьями. Прошедшие экзамен зачислялись на казённый кошт. Питание, одежда, стипендия и место в общаге. Крымское государство полностью оплачивало всё образование. От начальной школы до Университета. Руководители других общин скрипели зубами, но не отпустить будущих студентов они не могли, родители бы их не поняли.

— Я им честно пообещал, что держать никого не буду. Захотят вернуться — вернутся. Нет — пусть здесь живут.

Маляренко ухмыльнулся. Да. ПЛАН сработал. Люди тянулись в Севастополь, как мотыльки на свет. За знаниями. За будущим.

В самой столице Крыма работало лишь три факультета. Общеинженерный, филологический и, совсем небольшой, физико-математический. Здесь же, на территории Университета, находилось крупнейшее книгохранилище и типография, которая эти самые книги и копировала.

В Бахчисарае, при механическом заводе, находился механический же факультет и ещё химики.

В Юрьево, в пяти километрах отсюда размещались ещё три факультета. Медицинский, ветеринарный и агротехнический. Там же достраивался крупнейший во всём причерноморье медицинский центр.

— Они молодцы. Большие молодцы. Собрали всех врачей, кого нашли, и учат и учат и учат. Пенициллин делают. Немного, но делают. Три года тому назад переселенцы чуму с собой привезли — так задавили эпидемию на корню. Пришлось и мне, правда, в этом участие принимать. Док меня тогда мобилизовал вместе с армией. Как он командовал! Тут, по-моему, все гигиену соблюдают только из страха перед ним. А ну как он опять карантин объявит? И я ничего не смогу поделать. У него в этом вопросе власть абсолютная.

Власть в Крыму держал Степанов. Единолично. Но имелся ещё и Совет, который мог (теоретически) эту власть ограничить. А ещё в Уставе были прописаны некоторые ситуации, как например, с эпидемией, в которые даже губернатор не имел права вмешиваться.

— В какие?

— Медицина. Мда… ну и деньги.

В работу Маши, а затем и Тани никто не имел права совать свой нос. Во тут то и выяснилось, куда делись Ванины деньги.

— Денег не хватало — народ уже копейки рубить начал. А тут ещё переселенцы попёрли. Десятками. И всем деньги нужны. Ну, вот мы обмен и произвели. Один к ста. В смысле в сто раз денежную базу увеличили. Серебро в оборот ввели. Золото. И каждый год новые монеты чеканим. Они в основном, на юг и на север уходят.