Хозяин антимагии 2 - Миф Базаров
И я просто забыл, как дышать.
Она начала играть.
С первых же нот я погрузился в музыку так глубоко, что всё вокруг исчезло. Это была не просто мелодия, это была история.
Закрыл глаза и передо мной развернулся океан.
Парусник, маленький и хрупкий на фоне чёрных волн, вздымался на гребнях, чтобы в следующую секунду рухнуть вниз. Моряк-исследователь стоял у штурвала, его пальцы впились в дерево, а глаза искали в темноте хоть какой-то намёк на спасение.
Он думал о доме.
О жене, которая ждёт у окна, о детях, которые ещё не знают, что отец, возможно, не вернётся.
Музыка звучала тоской, отчаянием, но…
Потом что-то изменилось.
Ветер стих.
Ноты стали чище, выше. Будто сквозь тучи пробился первый луч солнца.
Моряк теперь понимал, что он выживет.
Он должен выжить.
И тогда мелодия зазвучала не с тоской, а с надеждой, такой яростной и непоколебимой.
Я открыл глаза.
В комнате стояла гробовая тишина.
Заметил, что у многих на глазах блестели слёзы. Даже у Ильича, который явно не раз смотрел смерти в лицо.
Потом раздался скрежет стульев.
Небольшое молчание.
И комната взорвалась овациями.
Аплодисменты гремели больше минуты.
Мама встала, слегка поклонилась, но глаза искали меня.
Подошёл и обнял её.
— Спасибо, — прошептал я.
Она лишь улыбнулась, но было понятно, что на сердце тяжело.
— Эта мелодия звучала у меня в душе весь вчерашний день, — мама тяжело вздохнула, отводя взгляд к окну, где уже сгущались вечерние тени. — Песня о надежде. Я так беспокоилась о тебе.
— Понимаю, мама, — тихо ответил я, сжимая тонкие пальцы женщины.
В голове всплывали образы: отец, собирающийся в ту последнюю экспедицию, его твёрдое рукопожатие, обещание вернуться и спасти меня и пустые месяцы ожидания после.
— Когда слушал музыку, думал об отце, — вырвалось у меня неожиданно для самого себя.
Мама резко всхлипнула, и я почувствовал, как её плечи задрожали. Не раздумывая, обнял женщину крепче, прижимая к себе, словно мог защитить от всех воспоминаний.
— Всё хорошо, мама, всё хорошо.
Когда гости разошлись, ко мне подкралась Тася.
— Ты дурак, — прошептала она, бросая сердитый взгляд. — Надо было бежать в Балтийск, а не строить из себя героя.
Я усмехнулся, глядя на её надутые щёки.
— А вот скажи, — начал я, присаживаясь на край дивана, — когда будешь выбирать себе мужа, каким он должен быть?
Тася задумалась, её пальцы начали теребить край платья.
— Сильным, — начала девушка нерешительно. — Чтобы мог защитить. И смелым, чтобы не боялся ничего. Умным, конечно. И чтобы добрым был, — добавила она уже шёпотом, покраснев.
— Вот видишь, — потянулся и потрепал сестру по беспорядочным кудрям. — А если бы я убежал, то не был бы смелым. Если бы не сражался — не был бы сильным.
— Но ты мог погибнуть! — выпалила Тася, и в голосе вдруг прозвучала детская обида.
— А ты мне будешь жену искать? — поспешил перевести тему в шутку. — Ведь девушкам как раз и нужны такие героические женихи, да?
Тася фыркнула, но уголки губ дрогнули.
— Дурак, — повторила сестра, но уже без злости.
Глава 10
Теперь по воскресеньям, в наш единственный выходной, ребята всё чаще находились у меня дома.
Их присутствие не мешало ни мне, ни маме с сестрой. Домашние, напротив, были только рады. Я же успевал и дела решать на производстве, и время с друзьями проводить.
У каждого из них были свои обстоятельства, из-за которых приходилось в выходные сидеть в академии. Но объединяло одно — отсутствие рядом семьи.
Лиза изредка получала письма от родни, живущей где-то под Псковом.
Сергей как-то обмолвился, что у него есть земли в соседней колонии, но туда он не собирался, пока не добьётся успехов на службе.
Митя, как всегда, оставался загадкой. Если верить редким оброненным фразам, его семья была откуда-то с «большой земли», но кроме этого он ничего не рассказывал.
А вот у Амата родные были ближе. Его мать и сёстры жили в центральной колонии «Точка», братья поступили в военно-морское училище в Петербурге, а отец командовал разведывательной флотилией где-то на фронтире водного сектора и примерно раз в год на месяц или два появлялся в Балтийске.
Так что для всех троих мой дом стал местом, где можно было хотя бы на день забыть об учёбе и почувствовать себя в семье. А мне это было только в радость.
Если бы не одна проблема.
Моя сестра Тася терпеть не могла Амата.
И он платил ей той же монетой.
Амату было восемнадцать, хотя если учесть его прошлую жизнь, так вообще за триста, ей — пятнадцать, и они вели себя как два раздражённых кота, которых посадили в одну корзину.
— Эй, малявка, — подкалывал парень, проходя мимо. — Опять куклу свою наряжаешь?
Тася в ответ злилась, а когда он поворачивался спиной, показывала язык.
В прошлое воскресенье Тася едва не перешла черту, по крайне мере, я бы за такое на неё точно наорал.
Амат был сладкоежкой, особенно ему нравились эклеры нашего повара с хрустящей глазурью и нежным заварным кремом. И вот, едва свежая партия очутилась на столе, парень уже схватил два.
Но первый же укус заставил его скривиться.
— Что за дрянь⁈ — выплюнул он липкую массу, швырнув эклер обратно на блюдо.
Тася, сидевшая напротив, фыркнула и тут же прикрыла рот ладонью, но было поздно.
— Ты… это ты… — Амат медленно встал со стола.
— Я? — Тася округлила глаза, подражая невинной овечке, но в её взгляде прыгали чёртики.
Потом я узнал, что сестра подмешала в сахар какой-то реагент из лаборатории Гурьевых.
— Это ты… — Амат побагровел.
— Я что? — Тася склонила голову, играя в недоумение, но уголки её губ предательски дрожали.
Тишина.
Потом Амат неожиданно фыркнул, рассмеялся и плюхнулся на стул.
— Ладно, малявка, беру на заметку.
Эти самые «беру на заметку» я слышал от него чуть ли не каждые выходные. Иногда разок, иногда — три за день, а однажды и все пять.
Как он терпел?
Хотя, что он мог поделать? Я бы и сам не дал сестру в обиду, даже зная, что она тот ещё бесёнок в юбке, способный устроить ад из рая.
Я лишь качал головой, наблюдая за их вечной войной. То Тася подменит любимый
