Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди
Капитан еле сдержался, чтобы не пнуть мерзавца.
— Удовлетворительный? Мою дочь едва не свела с ума малолетняя телепатка…
— Эмпатка, — поправила рыженькая.
— Какая разница?! Если Регина… если с ней… — Ван Фрассен вспомнил сияющую дочь, восстановил дыхание и закончил: — Имейте в виду, я этого так не оставлю. В интернате чрезвычайное происшествие! Ребенок пострадал! Хорошо еще, что все закончилось без последствий. Хотя я не уверен…
Учителя молча смотрели на него. Казалось, они ждали продолжения.
— Если это повторится…
— Это повторится, — сказал Гюйс.
— Мы очень надеемся, что это повторится, — кивнула рыженькая. Кивок продолжился, и рыженькая лбом уперлась в землю. — И не раз.
— Издеваетесь? — Ван Фрассен подошел ближе.
— Скажите, — спросил Гюйс, выпрямляясь, — вы дрались в детстве?
Капитан смерил наглеца взглядом:
— Да. Хотите проверить? Не советую.
— Я и не собираюсь. Просто ищу понятный вам пример. У вас были приятели, которые никогда не дрались?
— Нет. Таких приятелей у меня не водилось.
— Как дерутся детеныши зверей, видели?
— Не уводите разговор в сторону!
— И в мыслях не было. — В устах телепата фраза прозвучала двусмысленно. — Я подбираю аналогию. Поймите, в драках формируются важнейшие навыки. Звереныш пробует когти и клыки. Учится нападать и защищаться. Побеждать и сдаваться на милость победители. Убивать и щадить. Он привыкает к боли и агрессии. Короче, формируется как зверь. Теперь представьте, что в вашей дочери живет звереныш…
— Что за дурацкая аналогия?!
— Хорошо, — рыженькая успокаивающе махнула рукой. — В вашей дочери живет талант. Талант и есть этот звереныш. Он еще не стал частью человека — управляемой, контролируемой, полезной. Он рычит и кусается. Он гадит посреди комнаты. Грызет ножки мебели. Нападает на гостей. Требует внимания; не получая требуемого, сердится и мстит. Приучая звереныша — да, талант, я помню! — к послушанию, вы не сможете действовать только лаской. Иногда вы будете вынуждены прибегнуть к насилию…
Рыженькая так потянулась, что слово «насилие» заиграло в мозгу капитана новыми красками. Он с трудом заставил себя не потерять нить разговора. О чем ты думаешь, корвет-капитан ван Фрассен, офицер и семьянин? Ты же пришел заступиться за родную дочь!
— Это и есть насилие. — Рыженькая вновь кивнула. — Вы попали в волну моего обаяния. И силой принудили себя остыть. Я права?
Гюйс сел по-человечески, скрестив ноги. Вставать он не спешил, чтобы не возвыситься над вспыльчивым капитаном. Пусть лучше ван Фрассен смотрит на собеседников сверху вниз. Это способствует пониманию.
— Разрешите представить, — сказал Гюйс, еле сдерживая улыбку. — Дорис Хейзинга, учительница биологии. Эмпат 1-го класса. Если быть точным, эмпакт. Надеюсь, что Линда Гоффер однажды достигнет уровня госпожи Хейзинги. Продолжим?
— Почему вы спросили, дрался ли я в детстве? — устало буркнул капитан.
Больше всего ему хотелось повернуться и уйти.
— Все мальчики дерутся. Хотя бы разок. То, что Регина — девочка, не имеет значения. Ваша дочь должна научиться ставить блоки и защищаться от взлома. Иначе она никогда не станет социально адаптированной. Возьмите, к примеру, меня… Нет, лучше возьмем госпожу Хейзингу.
Не шевельнув и пальцем, не изменив позы, рыженькая подтвердила: «Да, я не против, чтобы меня взяли. В качестве, разумеется, примера».
— Вокруг госпожи Хейзинги, — продолжил Гюйс, — возведены два круглосуточных периметра обороны. Вам, капитан, этот пример доступней, чем остальным родителям. Все-таки вы — военный, офицер. Первый периметр не позволяет эмоциям госпожи Хейзинги…
— Дорис, — мурлыкнула рыженькая. — Просто Дорис.
— …эмоциям Дорис прорываться наружу.
— Совсем? — изумился ван Фрассен.
— Скажем так: не более, чем это происходит у обычного человека. Иначе чувства, испытываемые Дорис, будут наслаиваться на чувства собеседника, подавляя, конфликтуя и создавая проблемы. Вам известно, что бывает принципиальная несовместимость, казалось бы, родственных типов чувств? Ближайший аналог — кровь. Цвет один, вкус один, группы разные. Последствия в случае наслоения, уж поверьте мне, не радуют… Второй периметр обороны не позволяет собеседнику, если он эмпат или телепат, прорваться к эмоциям, а также мыслям Дорис насильственным путем. Как вы думаете, сколько раз Дорис пришлось драться с подругами, прежде чем двойная оборона стала частью ее существа? Страх, которым Линда Гоффер ударила вашу дочь, — врожденное оружие эмпата.
— Так что, сама Линда ничего не боялась?
— Нет, не боялась. Она даже не знала, что Регину накрыло страхом. Это безусловный страх, естественная реакция на силовой прорыв. Безусловно-рефлекторный страх, говоря языком науки, информационно неоформлен. Он отыскивает болевые, уязвимые точки агрессора, формирует необходимую систему образов, основываясь на жизненном опыте взломщика, — и выводит нападающего из строя. Надо быть большим мастером, чтобы взломать защиту мощного эмпата. Но вдвое больше мастерства понадобится вам для того, чтобы справиться с ответным ужасом, который шарахнет по вам из всех орудий. Из ваших же собственных орудий, заметьте.
— Великий Космос! — пробормотал капитан. — Как же вы живете с этим?
Гюйс наконец-то позволил себе улыбнуться:
— У меня есть встречный вопрос, капитан. Как вы живете без этого?
Контрапункт
Регина ван Фрассен
(из дневников)
Я плохо помню раннее детство.
До пяти лет — вообще ничего. Шесть-семь, даже восемь — так, урывками. Редкие мазки на пустом холсте. Яркие пятна не складываются в
