Игорь Денисенко - Завершение проекта Повелитель
Вот и гребем мы в полном молчании, бороздим бескрайние пески как корабли океан.
– Ты знаешь, что это была за деревня?
– Не-а.
– Дом, что мы провалились, стоял в Максимовке. Я письмо там одно нашел с адресом.
– Значит, идем правильно. До города примерно километров сем десять по карте.
– А у тебя хорошая память, – обронил полковник.
– Не жалуюсь.
И тут я по инерции втыкаюсь носом в затылок полковника. Сивуч остановился как вкопанный.
– Там что-то впереди.
– Где?
– Вон там,- указывает он пальцем.
Сивуч поднимает бинокль с груди, чтобы лучше рассмотреть черные точки вдалеке.
– Не движутся. Дохлые, или спят?
– Кто?
– Да жуки эти. Скажи, они днем спят?
– Ни разу не видел спящего торка.
– А как ты отсюда увидел? – подозрительно спросил Сивуч, все еще пялясь в бинокль.
– Три точки и без бинокля видно. Значит, торки.
– А почему они по трое всегда ходят?
– А ближе подойдем, у них и спросишь, – ответил я через силу, чувствуя, что силы покидают меня с каждым произнесенным словом, – Шучу. Семья у них такая.
– Много я смотрю тварей в городе…А сороконожки эти ваши как называются?
– Самоходки.
– А какие еще есть?
– Ну слизь есть, такая..она как клей, в нее попал и все. Обволакивает и переваривает.
– Хм…А бухгалтерия, что за зверь?
– Не понял? А где ты такое слово услышал?
– Да ты во сне говорил, что бухгалтерия тот еще гадюшник.
– Вот те раз? Понятия не имею. А что я вообще говорил?
– Да, странные у вас клички. Ты сказал, что дерик сука, премию зарезал, и зубами заскрипел, а потом про бухгалтерию сказал. Она тебе дорога была эта женщина?
– Какая?
– Ну, по кличке Премия?
Мне было страшно неловко. Словно застал меня полковник за чем-то непристойным. Я честно, понятия не имел, о чем шла речь, и о чем это я бредил ночью. Но в глубине души была уверенность, что эти слова что-то значат. Как будто какая-то часть меня была в курсе, только мне забыла сообщить. Смутные ассоциации бродили в голове. Но ничего конкретного к стыду своему, сказать и объяснить я не мог. А Сивуч та еще сволочь, так и знал, что он не все мне про ночь рассказал. Теперь будет меня шпынять, пытая про всякий бред.
***Пока Андрей спускался вниз по лестнице на чердак, вместе с ним опускалось солнце. Серый сумрак как туман наползал на серый город. Город, давно потерявший свой первоначальный облик и свои краски. Выцвели афиши, облупились вывески, отлетела побелка с домов, что-то обгорело при пожаре. Эту копоть и выщерблины, долго полировал дождь, за долгие дождливые зимы. Часть зданий перекосилось и рухнуло, часть было разрушено. Сквозь трещины в асфальте пробилась трава, выросли деревья и кусты. И они приспособились к городу, зеленели в сезон дождей и сбрасывали листву летом, оставаясь голыми и сухими. Кругом были только пыль, песок и мусор – предметы запустения. И лишь совсем недавно месяц или два, город увидело солнце. Оно осветило его вытянутое и высохшее лицо тысячелетней мумии, с равнодушием смотрящее на изменения в природе. И, наверное, солнце очень удивилось, увидев город, каким он стал, так же как сегодня удивился полковник Сивуч.
Исследуя голубиные гнезда на наличие яиц, Андрей размышлял на тем, что такое шпиль. Ведь практически на каждой крыше, что он осмотрел в бинокль, какие-то конструкции, но были. Так на стоящем по соседству доме была высокая ажурная вышка из металлического уголка, скрепленного болтами. Вышку венчал отросток ровный и короткий, придавая сходство всей конструкции со стрелой, устремленной в небо. На этой крыше, где был Андрей, обнаружилась большая облезлая тарелка. На том здании, что подальше вышек было целых три, и тарелок три. А на том, что по правую сторону вышки не было, но торчала труба как ствол дерева, утончавшаяся к вершине. И дальше, насколько было видно в бинокль, везде что-то было.
Яиц нашлось всего три. Проглотил и не заметил. Сивуч решил заночевать прямо здесь на чердаке. Рассчитав, что голуби ночью спят и станут легкой добычей. Он пристроился около дверей, выходящих в подъезд, и ждал наступления темноты. Ветхий матрас весь в голубиных экскрементах, стал его постелью. Попытался его перевернуть в надежде, что снизу тот чище, но ткань расползлась под пальцами. Андрей плюнул, и улегся, на какой есть. А голуби собирались на ночь. Шум от хлопанья крыльев и голубиного курлыканья нарастал. И даже когда стало совсем темно, они все галдели и галдели. Их шум напомнил Сивучу ночи в подвале, когда после отбоя в подразделении все еще стоит галдеж. Все семьи решают вопросы, что не успели решить за день. Не заметно для себя Андрей задремал. Тело, вымотанное за день на жаре, требовало сна и покоя. А тут на чердаке восхитительно сквозило. А когда село солнце, ветерок даже стал прохладным. Он скрашивал ту вонь, что стояла на чердаке. Надо было бы встать и пройтись в темноте поискать спящих голубей, но Андрей решил для себя, что это успеется, и уснул крепким сном.
Проснулся он, когда заскрипела дверь. Яркий свет факела пробился сквозь щель. Андрей тут же перекатился к стенке и передернул затвор. Звук затвора за дверями услышали.
– Не надо стрелять, я пришел поговорить, – донесся из-за двери старческий голос.
– Ты кто?
– Поговорим, и узнаешь, – усмехнулся незнакомец, – но, по крайней мере, не враг.
– Заходи.
– Точно не стрельнешь?
– Не будешь дергаться, не стрельну.
Дверь со скрежетом открылась, и в проеме появился силуэт худого высокого человека. Он держал коптящий факел перед собой. В свете факела Андрей увидел морщинистое лицо старика с выдающимся вперед большим носом с горбинкой, и с черной кожаной повязкой закрывающей отсутствующий левый глаз. Но правым глазом старик быстро нашел в темноте Андрея и улыбнулся.
– Будем знакомиться молодой человек? Меня зовут Моисей Хаймович.
***Остатки торков меня озадачили. Не могу сказать, что дохлых тварей я ни разу не видел. Таких, не видел. Да, нет, торки, как торки. Даже не очень крупные, встречал и побольше. Удивило меня то, как они были убиты. Одним точным ударом между глаз, там как раз мозг находится. Но и панцирь там самый толстый. А мозг размером с детский кулачок. А панцирь пробит каким-то тупым предметом типа…Посмотрел на свой тесак. Ну, скажем потолще тесака и поуже, словно ломиком кто врезал, или скажем копьем. Панцирь на спине не разодран когтями, не откушаны конечности. А вот клешни аккуратно вскрыты как банка тушенки ножом и все мясо из них выбрано. Гурман, мать его! Не зверь это сделал, однозначно, нет такого животного, способного так разделать моих броненосных друзей. Лежали торки на солнце уже день или два, и воздух вокруг не озонировали. Мухи облепили их в тщетной надежде проникнуть внутрь и отложить яйца. Ага! Как же, проникнешь в них! Только в ровное отверстие на лбу и проникнешь. Полковник видать тоже сообразил, что дело неладное.
– Они разве съедобны для человека? – спросил он, осматривая повреждения.
– Не пробовал, не знаю.
– Я спросил для человека, а не для тебя, ты и собаку со шкурой сожрать можешь.
– Ты Сивуч говори, да не заговаривайся. Думаешь, люди их убили?
– Похоже на то. Ты что-нибудь слышал про племя в пустыне?
– Не приходилось. В пустыне человеку жить невозможно.
– А мы, сколько дней тут уже обитаем?
– Ну, так то, мы…,- оскалился я.
Находка, конечно, наводила на определенные размышления, и по-доброму лучше было нам глаза не мозолить, а идти между барханов, чтобы не так заметно. Но пауки понимаете ли…А паутину их увидеть очень не просто. Пока не вляпаешься. Поэтому спускались с вершины только в погоне за ящерицами. Пить после пузыря ящерицы не хотелось, а вот потеть мы продолжали так же. Худели на глазах. Одежда на нас болталась как на скелетах. Еще пару дней и будем сушеные. Полковник даже поинтересовался, за что мне кличку Толстый дали? В насмешку что ли? Жаль, что не видел он меня зимой, когда я жирком оброс от сытой жизни в институтском подземелье. Перевалив через очередной бархан, я вдруг увидел на горизонте темную полоску, пока еще размытую и нечеткую. Но было понятно, что там вдалеке не редкие собачьи зубы топорщатся, а городские высотки подают знак, что они уже рядом.
– Город! Полковник! Город!
– Где?
– Прямо смотри!
– Это черные трубы какие-то? – спросил он, вооружившись биноклем.
– Да. И трубы тоже.
– К ночи дойдем?
– Вряд ли.
И точно, до ночи в город мы не вошли. Уже было темно, когда жидкая растительность стала попадаться чаще и гуще. Подходили мы к дачному поселку. Именно здесь я недавно встретил ворлоков. Но как изменился поселок? Или я просто с этого края его не видел? Окраину занесло песком, кое-где торчали крыши и макушки сухих деревьев. А впрочем, чуть дальше песок пошел на убыль. Задержали таки его кусты да заборы. Еще пару километров и вот уже нормальные заросли. А справа повеяло влагой. Мазутка! Жива речка. И я инстинктивно стал забирать еще правее.
