Алексей Волков - Городской охотник
Из распахнутой двери показался тот, что нес башку в руке.
Алексей правой рукой собрал с рассеченной щеки немного крови и окропил ею клинок. Кровь, встретившись с лезвием из зеленоватого металла, вспыхнула ярким рубиновым светом и растеклась по ножу тонкой полыхающей пленкой.
В коридоре показался второй труп, с пистолетом. Первый бестолково топтался на месте, наступив на разбросанную соль. Серые кристаллики прожгли подошвы ботинок. Голова в руке тоненько взвыла, вывалив язык из ощеренного рта. Алексей собрал еще немного крови, сочившейся из глубокого пореза, в ладонь и сжал ее в кулак, произнося наговор. Почувствовал, как в кулаке что-то толкнулось, будто он сжимал там маленькое живое существо, и швырнул то, во что превратилась его кровь, кровь Охотника, в сторону мертвяков, топчущихся у соляного пятна. Тот, что с пистолетом, подтолкнул своего напарника в спину и он ступил на разбросанную по полу соль уже обеими ногами. Ботинки задымились, башка заверещала совсем уж нестерпимо и мертвец рванул навстречу Алексею, пытаясь как можно быстрее преодолеть препятствие. Соль там, где прошли его дымящиеся ноги, выгорала, оставляя чистый пол.
Кровь маленьким пульсирующим шариком слетела с ладони Алексея и зависла на середине пути между ним и мертвым милиционером. „На кой хрен я им сдался? - между делом спросил себя Алексей. - Да кто же их, безголовых, знает“, - сам себе и ответил. Второй безголовый поднял руку, в которой был зажат пистолет, и разрядил всю обойму в Алексея. Большая часть пуль вошла в мертвое тело его напарника, не причинив, впрочем, тому особого вреда.
Те пули, которые миновали труп, вспыхнули и задымились, едва достигнув расстояния до висящего в воздухе багрового шарика, и тяжелыми каплями упали на пол. Линолеум, старый и высохший, тотчас же задымился. Сфера, созданная Алексеем из собственной крови, выполнив свою задачу и защитив создателя, растаяла в воздухе без следа. Теперь, когда пули больше не угрожали Алексею, он спокойно шагнул назад, достал пистолет и, прицелившись, выстрелил в голову, которая болталась в руке мертвяка. Эффект от выстрела если и не превзошел ожиданий охотника, то, по крайней мере, порадовал. Башка разлетелась вдребезги, кровавые ошметки брызнули на грязные обои. Тело качнулось назад, как будто пуля ударила его в грудь, и рухнуло навзничь прямо на рассыпанную соль.
И тут же вспыхнуло чадным рыжим пламенем.
Второй мертвяк еще пару раз нажал на курок. В ответ последовали только сухие щелчки бойка. Аккуратно засунув бесполезный „ПСМ“ в кобуру, ходячий труп по стеночке обошел полыхающие веселым огнем останки напарника и двинул на Алексея. „Как будто видит, падла!“ - констатировал тот, наводя тупой ствол „глока“ на фигуру бывшего гаишника. Тупорылая буржуйская машинка гулко рявкнула, выплевывая кусочки серебра в фигуру, приближающуюся к Фатееву.
Мертвец дернулся несколько раз, когда пули с чавканьем вошли в его плоть, и деревянной колодой опрокинулся на спину, подняв тучи пыли. Обезглавленное тело конвульсивно дернулось, выгнулось мостиком, замерев на пару секунд, и затихло. Хотелось верить, что навсегда.
Алексей перевел дыханье. Прислонился спиной к стене и засунул нож, все еще искрящийся бордовыми бликами, в ножны.
В огромное окно, забитое и заколоченное досками и кусками линолеума, что-то тяжко грохнуло, заскрипело, посыпалась труха. Еще удар. Судя по звуку, с той стороны что-то крупное, размером не меньше человека, пыталось вломиться в забитый оконный проем.
„Елки зеленые! Третий этаж ведь!“ - изумился Алексей. Вздохнув, он снова достал пистолет и стал обходить оконный проем, насколько позволяла ширина коридора. Слева, оттуда, где лежали безголовые трупы, послышалась возня. Одного взгляда хватило, чтобы понять: серебро не сработало. Тот мертвяк, которого Алексей завалил выстрелом в безщекую голову, обугленный и дымящийся, поднимался снова. Тяжко, с неимоверными усилиями, роняя на пол куски обугленной плоти, труп вставал, придерживаясь руками за стеночку, как самый обычный алкаш. Вслед за ним стал подниматься и второй. Сел, как будто оглядываясь, потом встал на карачки. И на четвереньках, как порождение наркотического бреда, рванул к Алексею. „Ах вы твари!“ - ругнулся тот и, опустившись на колено, смоченной собственной кровью рукой провел черту на полу поперек коридора.
Полыхнуло. Алексея отделила от надвигающихся на него мертвецов тонкая пленка, будто от стены к стене натянули мыльный пузырь. Только переливающаяся пелена искрилась оттенками красного, а не всеми цветами радуги.
Мертвяки по ту сторону преграды остановились, будто понимая, что через пленку нельзя пройти без вреда для себя. Первым сунулся вперед тот, что стоял на карачках. Как собака, обнюхивающая стену, ткнулся обрубком шеи в преграду и тут же отскочил, дрыгая им, словно ошпаренный. Из комнаты, где осталась его голова, раздался тонкий визг. Второй, которого Алексей про себя назвал „головешкой“, стоял и, покачиваясь, как под порывами ветра, ронял на пол дымящиеся куски сгоревшей одежды и ошметки плоти.
Удары в оконный переплет не стихали, высохшее дерево жалобно скрипело, на пол под окном сыпался мелкий мусор. От одного из ударов, особенно сильного, с подоконника свалился горшок и, брякнувшись об пол, раскололся вдребезги. Серая, лишенная жизни почва горсткой пепла просыпалась на пол. По доскам, закрывающим оконный проем, зазмеилась тонкая трещина.
Спустя миг за спиной Алексея грохнула дверь, шмякнув о стену. Раздались тяжелые, шаркающие звуки, сопровождаемые тонкими всхлипами.
„Бля, даже смотреть не надо, кто там!“ - подумал Алексей и обернулся. Мертвяки, отделенные от него тонкой преградой, становившейся все незаметнее с каждой минутой, радостно зашевелились, закряхтели, забулькали. Твари чувствовали - скоро, очень скоро преграда, сгорая, истончится до такой степени, что сквозь нее можно будет пройти. Пройти и впиться лапами, утратившими сходство с человеческими руками, в мягкую податливую плоть того, по чьей вине, как они считали, они приняли смерть и обречены на ужасные посмертные мучения. А из глубины коридора на Алексея надвигалось нечто, ранее, несомненно, бывшее человеком. Женщиной. Жертвой несчастного случая в метрополитене. В сравнении с этой жуткой фигурой обезглавленные менты казались безобидными детьми. Тело несчастной словно разорвали на куски, а вернее, так и было, а потом, вывернув куски наизнанку, кое-как сшили. Грубо и неряшливо. Как шьют только в морге. В обычном городском морге. Толстыми черными нитками, грубыми стежками. Стягивая куски мертвой плоти без всякой жалости: мертвому все равно. Прочно ли пришиты руки и ноги или на живую нитку - ему без разницы.
Существо, язык не поворачивался назвать его женщиной, стояло, опираясь в пол тремя конечностями. Двумя верхними и одной нижней. Еще одна тащилась сзади, на толстой нитке, густо пропитанной засохшей кровью. Голова в ссадинах и кровоподтеках тоже была пришита к телу. Криво и бестолково. Сейчас тварь пыталась поднять голову, чтобы посмотреть на противника, омерзительно дергая плечами. Но разорванные мышцы шеи только судорожно сокращались, заставляя висящую голову конвульсивно дергаться. При каждом таком движении груди существа мотались из стороны в сторону, вызывая приступы тошноты у Алексея.
Издав тяжкий вздох, тварь двинулась на Алексея, подрагивая изуродованной головой.
Нога, висевшая на нитке, тащилась сзади, издавая хлюпанье. Охотник дождался, когда существо подойдет достаточно близко, и прыгнул на него, оттолкнувшись правой ногой от пола, а левой в ботинке на толстой каучуковой подошве приземлился на спину твари. Хрустнул хребет. Тварь заверещала. Лопнули нитки, соединяющие правую руку с туловищем, и трепыхающаяся конечность отлетела в сторону, шмякнулась о стену и, к великому удивлению Алексея, недвижно осталась лежать там, куда упала.
Теперь он был лицом к лицу со всеми тремя. Однако легче от этого не было. Как с ними совладать, если даже серебро, верное средство против нежити всех сортов, тут беспомощно.
Тварь с переломанным позвоночником беспомощно возилась на полу у него под ногами, пытаясь подняться. Скребла пальцами по полу. Пыталась вывернуть голову и посмотреть на своего мучителя. Смотреть в глаза мертвяку, ставшему ужасающей пародией на Франкенштейна, Алексей не захотел. Достал пистолет и выстрелил в затылок чудища, покрытый спутавшимися волосами. Череп треснул с противным звуком, как перезревшая тыква. И из него, как из тыквы, вывалилось содержимое - серо-розовый губчатый мозг и глаз, судорожно подергивающийся от сокращения глазных мышц. Крови не было. Алексей поднял глаза к потолку и возблагодарил богов, которые помогли утихомирить хоть одного из противников. Потом достал из кармашка на поясе горсть крохотных семян и стал осыпать ими подергивающийся труп. Сначала по кругу, потом нарисовал в круге крест и пересек его косым крестом - символом Грозы. Маленькие зерна тут же начали прорастать, зеленым ковром укрывая тело, а корнями намертво привязывая его к полу. Вскоре посреди коридора образовалась целая клумба из вьюнков… нелепо выглядевших в этом загаженном здании.
