Виктор Косенков - Русский клан
Картина называлась «Дама с зонтиком», или «Мадам Моне с сыном». После того как ее украли в конце 1979 года из Вашингтонского национального музея, след полотна обнаружился в 90-е годы в России ельцинского периода. Тесть был фигурой откровенно шекспировского масштаба, и каким образом Юрий Павлович заполучил музейный экспонат, для всех оставалось загадкой. Семейная легенда упоминает о каком-то звонке из Кремля и долгом телефонном разговоре.
На фоне голубого неба была изображена женщина с зонтиком, в белом платье, трепещущем на ветру, а позади нее мальчик лет четырех. Небрежными мазками талантливый художник сумел передать детское любопытство ветра. Его голубые невесомые потоки окружали мадам Моне, заглядывали ей в лицо.
Аккуратно повесив дубленку, Игорь вошел в гостиную и тихо спросил отца:
— Папа, почему ты еще не ложился? Уже поздно. Все разошлись.
Отец повернулся и нахмурился:
— Где ты шлялся? Опять торчал в клинике? Совершенно забросил дела дома…
— Разве? — При слабом освещении было не видно, как поморщился Игорь. Отец в последнее время сделался особенно ворчливым и суровым.
— Ты не видишь даже того, что происходит у тебя под носом. Все должен контролировать я! Когда наконец ты за ум возьмешься?
Игорь покачал головой.
Фактически в доме все давно понимали, что настоящим главой дома был он, Игорь. Но старик упорно цеплялся за свой статус хозяина. Постоянно тыкал своего сына в какие-то просчеты, ошибки, промахи. Юрий Павлович упорно не отдавал младшему Морозову символ родовой власти — золотое кольцо с рунным рядом. Считал, что сын не готов. И хотя это была условность, но она обладала силой. Потому что если законы есть, то их надо соблюдать. Даже Игорь терпеливо сносил часто беспочвенные упреки.
Мужчины в тишине вышли из гостиной. Огарев задушил рвущиеся наружу слова утешения, понимая, что они только обидят Игоря. Только у лестницы он обнял его, хлопнул по плечу. Не расстраивайся, мол.
В молчании они разошлись, каждый в свое крыло.
Открывая дверь в собственную спальню, Валера обнаружил, что жена еще не спит, а нервно переключает каналы телевизора. В тишине, звук был убран, зло вспыхивал кинескоп. Лиде хотя и было уже сорок пять, но она не отекла и не огрузнела, а, наоборот, словно засушилась и выглядела стройной и подтянутой. Сейчас она сидела в ночном халатике в кресле перед телевизором и выглядела почти девочкой в мигающем свете экрана.
— Солнышко?
Лида вздрогнула и, увидев мужа, легко вскочила. Он окунулся в теплый, домашний ее запах. Прижался щекой к волосам.
— Что там внизу случилось? Опять отец кричал? — спросила она.
— Твой отец с Игорем сцепился. В общем, ничего необычного.
Она помолчала, только тихонько вздохнула.
— Досадно. — Лида присела на край не расстеленной кровати, укрытой богатым шелковым покрывалом.
Жена Валеры обожала рококо и, оформляя спальню, постаралась воссоздать присущие этому стилю излишества. Спальня была выкрашена в нежный фисташковый цвет, мебель подобрана белая. Все эти столики, шкафчики, креслица с позолоченными завитушками и обитые сизым шелком словно парили над полом. Просыпаясь в солнечное утро, Валеру иногда посещала мысль, что он заснул в музее. Это увлечение ему казалось женским вздором, и он в свое время решил закрыть на это глаза. Рококо так рококо. Хоть барокко. Огарев понимал, что втайне жена мечтает быть хозяйкой в своем доме. Как ни крути, а главная здесь толстушка Полина — жена Игоря. Лида элементарно отрывалась, оформляя их спальню.
Единственным ее настоящим страданием был отец. Обладая бесконечно мягким характером, она терпеливо сносила все его упреки, а он, чувствуя безнаказанность, словно специально тиранил ее больше всех.
— А ты как? — спросила Лида.
Ее черные глаза смотрели на него все с той же юной непосредственностью, которая его так тронула при первой встрече. Для него, студента-старшекурсника, она казалась недосягаемой звездой. Тихая, как омут, в бордовом длинном платье, черными волосами, смуглой кожей, она походила на испанку, чей темперамент скован жесткими правилами веры и этикета. В поношенной старой куртке, он казался грузчиком рядом с аристократкой и однажды на шумной студенческой вечеринке совершенно случайно узнал, что Игорь ее брат. Они были такие разные: Игорь острослов, шатен с зелеными глазами, а она — нежное существо, молчаливое и немного меланхоличное. Лида и сейчас такая же.
Валера подошел, присел и положил голову ей на колени.
— Нормально.
— А что там у Саши? — любопытничала Лида.
— Дочка его, похоже, рожать собралась.
— Рожать?! — В недоумении жена почти вскрикнула. — Как рожать?!
Через мгновение в ней проснулся врач.
— Почему она мне ничего не сказала?
— Да она и сама не знала, что случилось.
— Как не знала? Я же ей противозачаточные…
Она все поняла.
— Немедленно на осмотр. — Лида хлопнула ладошкой по краю кровати.
— Я думаю, она сама скоро к тебе придет. В любом случае.
Валера поднял голову и заглянул жене в глаза:
— А у тебя как день прошел?
Она пожала плечами и, немного помолчав, ответила:
— Нормально. На работе все было в порядке.
— А дома? — не унимался тот. Лида, опустив глаза, сказала:
— Все как обычно.
— Знаешь, не хотелось заранее говорить, но… — осторожно начал Валера. — Есть хорошее известие… У нас накопились деньги. И если все будет в порядке, то через некоторое время мы сможем построить свой дом. Сейчас можно купить землю и начать строительство, но закончить сможем не сразу. — И, понизив голос, закончил: — Мы сможем основать наш дом. Дом Огаревых.
— И ты все это время молчал?! — так же шепотом, распахнув свои черные испанские глаза, возмутилась жена.
— Ситуация щекотливая получается… Я не могу купить землю, которая находится напротив нашего дома. Ее уже купили. И в земельном кадастре сказали — очень давно, так давно, что хозяина разыскать нет возможности. А понимаешь, строить дом в другом месте — это выглядит так, словно мы хотим выйти из клана. А мы ведь этого не хотим? — спросил он у нее все так же шепотом. Она нахмурилась и стала похожа на серьезно задумавшегося котенка.
— Нет, — ответила жена после паузы. — Я, по крайней мере, точно не хочу.
— И я не хочу. — Он скорчил страдальческую гримасу. — Видишь, получается неразрешимый вопрос. Из клана мы уходить не хотим, а дом основать желаем.
— Но может быть, стоит поговорить с Сашей? — с надеждой в голосе спросила Лида.
— Конечно, стоит, — задумчиво сказал Валера. — Надо только момент подобрать. Сейчас, боюсь, не время.
Они замолчали
— Валерка, — тихо-тихо позвала Лида. — Я тебе хочу тайну раскрыть.
— Семейную? — поинтересовался Огарев.
— Ну, почти. Помнишь, когда мы поженились, я с отцом разговаривала, долго? Ты еще спрашивал, чего мы там секретничали.
— Не помню, — честно признался Валера.
— Ну и не важно. — Лида встала, прошлась по комнате, зачем-то посмотрела в окно. — Сейчас, погоди…
Она подошла к столу, начала выдвигать ящики, переворачивать хранящиеся там бумаги.
— Неужели потеряла? — в отчаянии бормотала она. — Неужели потеряла?
Наконец ее поиски увенчались успехом.
— Ага! — обрадовалась она. — Вот смотри!
И протянула Валере… Он не поверил своим глазам, хотя с первого раза узнал разноцветную бумагу свидетельства о праве собственности на землю.
— Лидка! Солнышко мое! Это же…
— Да, да! — сказала Лида, подлезая под его руку. — Тот самый участок!
— Так чего ж ты молчала?!
— Понимаешь, — она зарылась лицом в его свитер, — мне отец деньги дал тогда. Но не для этого, а так, на жизнь… и все такое. А я… В общем, даже не знаю, что на меня нашло. В результате мы имеем кусок земли прямо около остальных домов… Вон там.
Лида ткнула в окно, в ветер, рвущий темноту ночи.
— А я недавно с Сережкой говорил, — прошептал Огарев, целуя волосы жены. — Где был, спрашиваю. У девочки, отвечает. Я ему, мол, приводи, посмотрим. А он: куда, говорит, мне ее приводить? В комнатушку? Я еще тогда задумался так… Дом должен быть. Свой дом. Как все странно складывается.
За окном снова пошел снег.
Санкт-Петербург.
Начало февраля
В Северной столице Денис Рогожин лег на дно. Уцелевшая часть его банды затаилась вместе с ним.
Тут, на берегах Балтийского моря, действовали свои законы. Екатеринбургские проблемы уже не считались. Кому какое дело, что произошло с достаточно молодым и резвым Денисом где-то за Уральским хребтом? Дело прошлое. Ведь если человек сука, то он свое нутро везде покажет. А если нет, то у него есть шанс начать все заново.
В Питере Рогожину даже понравилось.
Тут работали серьезные люди. Отожратыми животами не трясли. Если золото носили, то по делу, со смыслом. Да и с оружием бугры явно дружили.
