Юрий Валин - Посмертно. Нож в рукаве
— До глаза не дотянулась, — извинилась Даша. — Чего приперся? С толку меня сбиваешь.
— С толку? — Лохматый посмотрел на ее завязанные тряпьем, открытые обрезанным платьем, колени. — Ну да, вчера лежала умирающая, а сегодня весь берег на карачках обползала. Мы замучились, пока по следам шли.
— По следам? — изумилась Даша.
Костяк коротко мотнул подбородком.
Даша посмотрела направо и вздрогнула. В шаге от нее сидел полукровка в своем волосатом одеянии. Вообще-то до дарка было куда ближе, чем до парня, пытавшегося замазать-залечить слюной порез на ухе.
— Ножом меня не надо, — поспешно предупредил полукровка и отодвинулся. — Я только его привел.
— Я и не думала, — пробормотала Даша. — Я только от неожиданности.
— Ухо-то чуть не отлетело, — указал полукровка. — Что вы от него хотели?
— Ничего, — Даша вытерла распухшие губы. — Не нужно было подкрадываться.
— А разве… — заинтересованно начал дарк, но его перебил Лохматый:
— Пойдем домой. Уже стемнеет скоро. Пока еще до города доберемся. Госпожа Эле волнуется.
— Скажи ей, что мне очень жаль. Пусть дни считает, когда гипс снять нужно. Да и камень ей передай, — Даша полезла в торбу.
— Какой камень? Ты совсем ума лишилась? — зашипел рассерженно Лохматый. — Жить надоело? — Он потянул руку к Дашиному плечу.
— Лапы убери! — Девушка взмахнула ножом. — Ну, надоело мне жить — твое какое дело? Проваливай в свой город, жулик квартальный. Тебе здесь и правда кишки задарма выпустить могут.
— Даша, тебя убьют, — спокойно сказал Костяк. — Кому лучше будет? Эле тебя любит. Сильно огорчится. Кабан скучать будет.
— Ты мне на жалость не дави, — шепотом взвыла девушка. — Вас-Васу судьба на сало идти, а мне… Меня, значит, только трахать можно, барабанить да немытой мокрощелкой обзывать? Хватит с меня. Валите в город. Мое дело здесь. Или я, или они меня. Надоело!
— Никаких «или» не будет. Даша, неужели тебе так умирать хочется? Пойдем, или я сейчас тебе по голове врежу и силой утащу. Эле мне только спасибо скажет.
— Не дашь ты мне по голове, — заявила Даша, угрожающе держа нож у бедра. — Больше не подкрадешься. Да и смысл какой? Я сказала, что их убью, и убью.
— Зачем, Даша? — тоскливо спросил Лохматый.
— Мне обидно, — коротко объяснила девушка.
Костяк смотрел молча.
— Их четверо, и они сильные, — влез полукровка. — Вы одна не справитесь. Тогда их двое было, и то…
— А ты заткнись, — яростно зашипела Даша. — Твое какое дело? Привел Лохматого — уведи обратно. Денег я с собой не взяла, но ты хозяйку попроси, она от меня тебе целый мешок помидоров купит. Обожрешься.
— Рыба лучше, — заметил мелкий дарк и нагло улыбнулся. — Вообще-то, я хотел вам сказать…
— Помолчи, — прошипел Костяк. — Даша, хоть что делай, мы четверых не убьем. У нас только два ножа. Я ничего солиднее взять не успел, торопился. Они нас даже не подпустят.
— «Нас»?! — Даша раздвинула распухшие губы в улыбке. — Тебя кто звал? Здесь серебром не пахнет. Иди, набирайся сил для своих грабежей.
— Сучка ты, Даша, — мрачно сказал парень. — За плевок меня держишь? Сука и есть.
Даша молчала.
— Что вы спорите? — снова влез полукровка. — Их всего на одного больше. Мы их сделаем.
— Да заткнись ты! — Костяк сунулся ближе. — Я что, первый день в деле?! Как мы их сделаем? Как? Ну я подберусь, одного срежу. А дальше? У них же там целый арсенал. Давайте лучше сами себе жилы порежем. Веселее будет.
— Разведем их в разные стороны, — предложил полукровка. — У меня камни есть, — он продемонстрировал узелок с речными голышами.
Даша недоуменно посмотрела на полдюжины камней размером чуть меньше куриного яйца и сказала:
— Я их отвлеку, ты, Лохматый, нападешь сзади. А там уйдем. Как получится.
Костяк застонал:
— Да разве так безмозгло подыхать нужно?! Спятили, совсем спятили!
Вода омыла искусанное тело. На миг стало легче. Река сейчас хоть и обычного охристого желто-бурого цвета, но прохладная, зимняя. Моржиха ты, Дарья, спятившая моржиха. Лохматый остался далеко позади, где-то в зарослях. Чуть не плакал, бедняжка. Страшно ему, «деловому», а кто его сюда звал?
Отсюда, с воды, Даша видела только сплошную стену тростника. Плыла тихо, осторожно. Руки раздвигали мягкую воду, пальцев почти не было видно. С боку качалась, никак не хотела тонуть, торбочка. Наконец, девушка ее утопила рукой, — нечего поплавок изображать. Плыть еще далеко. В воду Даша спустилась не меньше чем шагах в двухстах от лагеря. Теперь течение ощутимо противилось движению девушки. Это не у берега бултыхаться, сонных нав опасаясь. Сейчас в тени тростниковых зарослей уже наступал вечер, тень густела на воде. Главное — просвет нужный не пропустить. А то доплывешь, как дура, до самого Каннута. Если навы за ноги на дно не утащат.
Вот он, просвет. Даша осторожно нащупала ногами дно. Ступни противно увязли в холодном иле. Вряд ли навы в этой грязюке добычу вздумают подстерегать. Ага, вон и корма лодки просвечивает. Не ошиблась, не промахнулась — уже хорошо.
Девушка сделала осторожный шаг. В тростнике немедленно зашуршало — в сторону зигзагом скользнула черная тень. В двух шагах от человека змея остановилась, выставила повыше треугольную голову, вгляделась оценивающе. Даша нашарила на поясе под водой нож, с трудом высвободила из намокших ножен. Плавным, но грозным движением показала сталь пресмыкающемуся: плыви отсюда на хрен, мне терять нечего, если и укусишь, и тебе голову отрезать успею. Или откусить.
Змея понятливо нырнула в тростники. Даша сплюнула в воду медный привкус страха и побрела-поплыла к берегу. Бесшумно двигаться не получалось, вода то и дело всплескивала, намокшая торбочка теперь висла мешающим мягким камнем. Но и вокруг весь мир плескался, жил — дышали-чавкали тростники, вскрикивали невидимые птицы, где-то хлопали по воде хвостами охотящиеся бабуры — деликатесные рыбешки весом и длиной с Дашу. Или это навы из своих подводных хижин выбрались на прогулку?
Поздно хвостатых речных дев бояться — вот он, берег, а на нем иные хищники ждут. Даша добралась до лодки, дотронулась до теплой шершавой кормы. Считай, уже на месте, коммандос Дарья Георгиевна. Страшно? А то! Ноги деревяшками кажутся. Только и зло берет — из-за них, скотов, так дрожать приходится. Отбарабанить, значит, возжелали грязнулю уродливую? Давайте, прямо сейчас и начнем.
Прячась за лодкой, Даша, как могла, отжала ворот платья, растянула неподатливую горловину торбочки — внутри просто мешка ужас что творилось. Нет, сначала нужно волосы в порядок привести — ладони пригладили-откинули назад мокрые, неровно обрезанные пряди, открыли лицо, курносый нос, распухшие губы.
От невидимого костра по-прежнему тянуло горячей едой. Когда же они нажрутся, садисты проклятые? Слышались неразборчивые тихие голоса. Устроили посиделки, мерзавцы.
Пора? Пора. Чего бояться умершей девушке?
Как ни уговаривай, а ноги выпрямляться не желали. Даша еще раз проверила, легко ли сидит нож в ножнах, сдвинутых за спину.
Вперед, дура упрямая.
Вода с платья на бедрах потекла звонким оглушительным водопадом. Даша выпрямилась за лодкой и сразу стала большой, как жираф. Только у жирафов платье так бесстыдно к груди не липнет. Шаг, другой, на полянке все замерло…
Заметили девушку не сразу. Разговор оборвался. Двое, что сидели лицом к реке, выпучили глаза. Их товарищи, не поняв, обернулись. Одновременно лязгнула выхватываемая из ножен сталь тесаков.
Девчонка в облипшем тело платье отвязывала лодку. Двигалась воровка неторопливо, беспечно.
— Нава! — шепотом завопил один.
— Лодку уводит!
Один из сидящих мягко ухватил арбалет, потянул рычаг.
— Щас я ее…
Двое других вскочили:
— Постой, эта завизжит — другие полезут. Их здесь, говорят, что лягушек. Да и мелка она для взрослой.
— Эй, ты чего пришла? — смело окликнул старший. — Мы закон блюдем, в воду не мочимся, жемчуг не ищем. Лодку не трожь. Плыви себе дальше.
Услышав голос, Даша оставила неподатливый узел на лодочной веревке. Разбитые губы в улыбку складываться никак не хотели. Девушка все-таки оскалилась, приподняла торбочку, зачерпнула жменю бурого месива, протянула на ладони…
— Предлагает что-то, — зашептал бандит с подпорченной ногой. — Жемчуг, что ли?
— Жемчуг за лодку? — старший неуверенно хохотнул. — Где это видано, чтобы навы торговались?
— Да какая она нава? — ткнул взведенным арбалетом стрелок. — Морда белая, никаких узоров. И в синяках вся. Водяница свежая…
— А водяниц, если свежих, нельзя, того… попользовать? — поинтересовался третий бандит.
По тону Даша определенно узнала любителя-барабанщика.
— Да заткнись ты! — зашипел старший. — Видит кто, что у нее в руке? Нет? Вот ты, раз такой смелый, и посмотри.
