Александр Козин - Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)
Наконец в наушниках послышался хрип. Егор направил микрофон на свет одного из костров – и услышал голоса. Работает! Один нео рассказывал другому о своих гастрономических предпочтениях. По его словам выходило, что он любит жрать вообще все, что движется, включая крыс и прочую мерзость. Но не это интересовало Егора. Он стал водить микрофоном от одного костра к другому. Вдруг среди многих рычащих голосов, один показался ему знакомым. Ари!
– Принесла?
– Да, отец.
– Дай. Хорошо. Спросила про черный?
– Боюсь. Если он догадается?
– Люди тупые. Не догадается. Стену брать будем через пять дней. Нужно много черного. Мало черного – Кремль не взорвать. Говори ему, не принесет черный, больше ты не придешь.
– Ты его жить оставишь?
– Будет много мяса. Надо отличить его от другого мяса. Пусть наденет твою зеленую штуку на шею. Скажу всем – такого не трогать. Если черный принесет. Надо много. Бочку или две.
Егор отсоединил провода от самодельных батарей. Их лучше оставить здесь. Повторить батареи он сможет, если возникнет такая надобность. Ценен только сам микрофон.
Очень осторожно, под прикрытием ночи, паренек добрался до подземного хода. Есть пять дней, чтобы подготовить порох для нее. Всего пять дней! Как же ему достать из Арсенала столько пороха? Пропажу бочки, а тем более двух, наверняка заметят. Рисковать нельзя, но придется все же брать две бочки, чтоб наверняка.
Следующая встреча Егора и Ари получилась нервной. Как будто они хотели что-то сказать друг другу, но не могли. Наконец Ари решилась:
– Игр, мне нужен черный. Отец говорит, если ты достанешь черный, он разрешит нам встречаться дальше.
– Ари, что такое черный? Какой черный?
– Это вы в пушки сыплете. Ну черный, неужели не понимаешь?
– Порох? А зачем вам порох?
Ари опустила взгляд.
– Отец говорит, надо взорвать один завал. Там может быть много еды, но столько черного у нас нет. Ты принесешь? Сможешь?
Егор улыбнулся.
– Конечно. Для тебя все что угодно смогу! Приходи сюда завтра. Приводи подружку, с которой приходила на первую встречу. Будет тебе черный.
Ари посмотрела на него внимательно.
– Это не подружка. Сестра. Так ты знал? И все равно пришел?
– Конечно знал. А пришел, потому что я тебе верю!
Ари улыбнулась.
– Игр, какой ты хороший!
Она хотела обнять его, но он отстранился со смущенной улыбкой.
– Ты тоже очень хорошая, Ари. Ты самая лучшая!
Следующая ночь и утро было тяжелыми в прямом смысле. Порох он подготовил заранее, таская малыми порциями из Арсенала через знакомое окошко и ссыпая его в пустой бочонок из под капусты. Когда один наполнился, пришла очередь второго. Под утро работа была закончена, но ручная тележка, на которой Егор собирался протащить груз по подземному ходу, категорически не пролезла в узкий проход. Пришлось катить бочонки по одному – сначала один, потом второй. Пот застилал глаза. Наконец бочки успешно были вытащены на обычное место встреч, и обессиленный Егор, усевшись на один из них, стал дожидаться Ари.
Она появились ровно в полдень, вместе с сестрой, такой же кареглазой нео. Егор не ожидал, насколько легко они поднимут тяжесть, которую он едва дотащил сюда.
– Игр, ты очень хороший, – сказала Ари. – Ты мне дал зеленый в первую встречу. Я тебя прошу – возьми его назад, надень на шею и не снимай завтра весь день. Я прошу тебя. Сделаешь?
– Конечно, Ари! А зачем?
– Сделай так, Игр. Надо!
– Хорошо, для тебя что угодно!
Взвалив бочонки на плечи, сестры бодро зашагали в привычном направлении. Егору же пришлось нелегко: еще не успев прийти в себя от перетаскивания тяжестей, ему надо было добежать до наблюдательного пункта. Задыхаясь, он забрался на шестой этаж и распаковал микрофон, замотанный в тряпки. Оставленные в прошлый раз склянки с кислотой стояли на месте. Егор долил кислоты из припасенной толстостенной склянки, подсоединил провода. В наушниках раздалось привычное шипение, за которым парень услышал голоса. Похоже, на этот раз вокруг сестер собрались все влиятельные нео племени.
– Это точно черный? – раздался голос отца Ари. – Эй ты, Йарр, иди сюда. Ну-ка, открой бочку.
Егор замер. Вот он, момент, ради которого все затевалось. Парень четко услышал звук выбиваемого днища. Дыхание перехватило. От волнения руки вспотели и затряслись.
Раз…
Тишина. Похоже, нео рассматривают содержимое бочки.
Два…
– Да, это черный!
Три…
– Мелкий хомо не обманул!
Четыре…
– Ари, ты настоящая дочь вождя! Сожрем кремлевских!
Пять…
– Это что? Веревка? Почему в черном веревка?
Шесть…
– Где?
– В черном есть еще что-то…
Семь.
Взрыв бризантных веществ не такой эффектный и красивый, как взрыв пороха. Это просто хлопок. Микрофон не передал всей громкости хлопка, но наблюдательный пункт Егора заметно тряхануло. Провалился один лестничный пролет. Плевать! Главное, что все получилось!
Пыль от взрыва поднялась до небес, полностью скрыв под серым облаком лагерь нео. Егор ожидал, что начнется паника и беготня, но ничего такого не случилось. Наушники молчали. Неужели все напрасно?
Через пять минут пыль немного осела, и Егору открылось страшное зрелище: пустой лагерь мутантов, лишь возле костра вождя – огромная клякса кровавого месива. Все племя собралось возле бочек, посмотреть на «черный», добытый хитростью дочери вождя, когда сработала первая бомба и сдетонировала вторая. В живых, похоже, не осталось никого.
Кислотный замедлитель сработал на семь секунд, как и было написано в древней книге. В одном бочонке с порохом были спрятаны почти пять килограммов аммонала, и три с половиной килограмма нитроглицериновой глины в другом. Если выбить дно у любой из бочек, срабатывал замедлитель, инициирующий взрыв через семь секунд. Если ничего не делать, то в полночь должны были сработать часовые механизмы. Бочек было две, причем с разными взрывателями – если бы одна бочка не сработала, то наверняка рванула б другая. Вряд ли нео стали бы хранить бочонки отдельно один от другого, так что детонация была неизбежной. Идеальный план!
Десять лет назад семья Егора почти добралась до ворот Кремля. Родители решили, что здесь им будет лучше, чем у маркитантов. Их было пятеро: мать с отцом, две сестры и Егор. В предутреннем тумане уже можно было разглядеть ворота Кремля, когда откуда ни возьмись появились нео.
Мать и младшую сестру убили сразу. Их съели на глазах у остальных. На следующий день съели старшую сестру, неторопливо отрывая у еще живой девушки одну конечность за другой. В последнюю ночь отцу Егора удалось расширить небольшую дыру в стене второго этажа, где нео держали пленников, и протиснуть в нее своего последнего ребенка.
Егор упал с высоты нескольких метров. Нога хрустнула, в глазах потемнело, но мальчик нашел в себе силы не закричать от боли. Со сломанной ногой шестилетний ребенок все-таки добрался до Кремля. Он выжил и не простил. И никогда не простит. Нога срослась неправильно, и он остался хромым на всю жизнь. Он не может быть воином. Но это не помешает ему мстить…
На пересечении Малого Палашевского и Тверской, в развалинах старого дома, в единственной уцелевшей квартире, сжавшись в углу, сидит подросток-нео. У нее нет левой кисти и левого глаза, но она жива. Она одна осталась в живых. Ее племя, ее семья перестали существовать в одно мгновение. В правой лапе Ари сжимает длинный нож, принадлежавший ее отцу.
– Игр, я найду тебя, – шепчет она. – Обязательно найду. Я уже никогда не буду воином, как мои отец и мать. Но я смогу отомстить.
Алексей Лагутенков
Чудовище
– Вы, внучки, к костру поближе присаживайтесь. Тут холодно по ночам. Эй, Воздесь, Кракша, у нас гости! Не прячьтесь там! Вишь ты, гости у нас редкость большая. Они стесняются. Ну, да попривыкнут, выйдут. У нас тут, говорят, чудовище где-то живет поблизости. Так я не верю. Мы уж тут шестой или седьмой десяток лет живем, а все никого не видали. Да и сожрало бы оно нас давно. Так что, внучки, ничего не бойтесь. Мирно тут. У меня разум-то стариковский, слабый, да язык длинный. Поговорить-то не с кем. Воздесь с Кракшей все мои байки слышали уже по сто раз. Я уж вам все и расскажу. Вы человеки у нас новые, а потому ценные. Я-то давно здесь живу. С Кремля выгнали, вот и живу здесь. Раньше-то я в дружине кремлевской ходил, да как-то нарвались мы на поле смерти или кто его знает, что это было. Вроде как и нет ничего, а друзья мои товарищи вдруг замертво падать начали. Я-то помочь хотел, только чувствую, в голове что-то не то, свет какой-то разгорается. Больно было! Не приведи никому! Потом очнулся, все наши-то мертвые лежат, а надо мной только Воздесь склонился и говорит: «Вставай. Нам домой до Кремля засветло успеть надо».
Пришел я к воеводе тогда, говорю, вон какое дело, все дозорные-то отчего-то померли. Поле смерти мы нашли невиданное, невидимое. И свидетель у меня есть, Воздесь. Только воевода отчего-то суров был. Наорал на меня. Повалили, связали меня, в подвал темный-сырой бросили, а Воздеся слушать совсем не стали. Наутро меня к Воеводе-то опять привели, и говорят, мол, убивать тебя не будем, грех это, а ты сам уходи подобру-поздорову, потому как нельзя тебе в Кремле оставаться. И ушел я. И Воздесь со мной. Ушли мы вместе в места самые гиблые, где поля были, много полей, чтоб уж точно сгинуть. Не жизнь это, без Кремля-то.
