Александр Мазин - Мастер Исхода
Ванде особенно повезло. Удар перекладины пришелся по упругому днищу лодки, и упала Ванда не на землю, а на плотный кустарник. Причем — не выпуская лодочной скамьи, которая и защитила ее от сучков и колючек.
Парень на «хвосте» тоже приземлился в кусты, но — собственной спиной. Кустам пришлось нелегко (килограммов семьдесят — с высоты третьего этажа), но спине пришлось много хуже, так что из списка опасных противников я его сразу вычеркнул.
Увидев, что Ванда самостоятельно выбирается из зарослей, я успокоился и решил глянуть, что происходит внизу.
Внизу была куча-мала. Я легко догадался, что произошло.
Высадившиеся на берег преследователи не нашли ничего лучшего, как вцепиться в страхующую от раскачивания веревку. И веревка эта, не выдержав собственного веса и этакого энтузиазма, взяла да и лопнула. А может, порвался крепеж.
Моим преследователям достался обрывок троса метров в сто, а я лишился плавсредства.
Правда, здесь, наверху, лежали аж три лодки, но все они были здоровенные и требовали по крайней мере четырех пар рук — только для переноски.
— Вяжи их, — велел я Ванде, указав на пребывающих во временной коме бородачей. — Если что — бей по головам. — И протянул ей увесистую дубинку.
— А ты куда? — испугалась Ванда.
— Один смылся, — сообщил я. — Хочу изловить.
Не понадобилось.
Из зарослей появился Мишка. Сомлевшего беглеца он нес в пасти — как щенка. Следом за без малого сорокапудовой помесью кодьяка и белого медведя черной тенью стлалась Лакомка.
Глава двадцать третья
Маххаим
Первым, как и положено предводителю, пришел в себя главный бородач. Тот, с которым я вел финансовую дискуссию.
Когда глаза его прояснились достаточно, чтобы оценить мою блистательную победу, я предложил ему два варианта его будущей жизни.
Первый — принять на себя ответственность за уничтожение моей собственности (лодки) и попытаться честным трудом искупить проступок. Второй — проверить свои летные качества, спикировав с обрыва.
Разумеется, сбрасывать его вниз я не собирался. К чему брать грех на душу? Но бородач-то об этом не знал.
В серьезности моего предложения он не усомнился ни на миг. Когда требуется, я умею выглядеть очень убедительно.
Не колеблясь ни секунды, мой пленник выбрал первый вариант. И ознакомил со своим решением бригаду, когда эти красивые гордые мужчины были приведены в чувство.
Я дал им возможность поболтать по-своему (несомненно, о том, как они меня обидят при первой же возможности), а потом позвал моих зверушек, которых в начале беседы попросил временно скрыться.
Лакомка-«Маххаим», как всегда, произвела неизгладимое впечатление. Да и Мишка на сей раз тоже удостоился ритуала «преклонение ниц», что моему мохнатому товарищу очень понравилось.
Я сформулировал задачу: транспортировать вниз, на речку, самую большую из лодок, затем поработать гребцами, пока я не сочту, что с долгами покончено. А для начала устроить небольшой костерок из деталей разбитого подъемника.
Ох как им не хотелось доламывать свою игрушку, но ласковая улыбка Лакомки помогла ребяткам принять верное решение. Я, впрочем, проявил милость: позволил забрать с собой бронзовые детали. Почему бы и нет? Сгореть они все равно не сгорят, а без них новый подъемник собрать будет непросто.
Пока бородачи и примкнувший к ним парнишка-скалолаз утилизировали отходы, я присматривал за обрывом. Там, внизу, нашлись храбрецы, желающие совершить восхождение. Пара-тройка оброненных вниз камешков убедила альпинистов в несерьезности их намерений.
Мои преследователи разделились. Часть топталась внизу — на почтительном расстоянии, остальные скрылись в джунглях. Разумно. Раз поднялись Мишка с Лакомкой, значит, и двуногим это под силу. На всякий случай я отправил Марфу контролировать пространство, но особо опасаться фланговой атаки не стал. Во-первых, мы вот-вот должны были тронуться, во-вторых, одержав парочку легких побед, я вновь обрел уверенность в собственных силах.
Как выяснилось позже — напрасно.
Вдоль края ущелья, по дну которого текла река, вела хорошо утоптанная и очищенная от растительности тропа. Нести по ней лодку было достаточно удобно. А идти пешком и налегке — и вовсе сущее удовольствие.
Я вместе с Вандой вышагивал впереди. За мной — команда носильщиков, замыкал шествие — Мишка. Лакомка и Марфа выполняли функции наземного и воздушного дозоров. С таким арьергардом я мог быть уверен: никто из моих «кулу» не потеряется.
Я назвал их «кулу». Словечко, которое я принес с Земли-Исходной. Так называли слуг, которые волокли наш багаж во время гималайского вояжа.
Здешние «кулу» выглядели куда солиднее и откормленнее. Сказывалось то, что на этой Земле пища висит, считай, на каждой ветке, пищит под ногами и хрюкает в кустах. Хотя обитатели Земли-Исходной тоже были чернобородыми, смуглыми и весьма крепкими. А уж по горам бегали — обзавидуешься.
* * *То было весьма занятное путешествие. Я тогда был совсем мальчишкой. Стажером, совершившим Исход вместе с одним из Пророков на нашу общую родину — Землю-Исходную.
Какое-то время я должен был послушничать в местном монастыре, а затем, так сказать, в качестве финального аккорда — совершить восхождение на Гималаи. Не сам, конечно, а в составе группы. Там, в горах, я должен был приобщиться к Высшему и перейти на следующий этап обучения.
Гималаи — интереснейшее место. Уникальное.
Высокие горы есть и на других Землях. Встречаются пики и повыше Гималаев.
Однако люди в таких местах стараются не селиться. Неудобно.
Только на Земле-Исходной, в силу тесноты и агрессивности крупных держав, народ был готов сбежать хоть на горные хребты, хоть на дно океанов. Не знаю, как на дне, а в Гималаях близость Неба сказывалась. Жизнь на границе Мира, сотворенного Богом, на скудных камнях, где даже воздуха едва хватает, а ткань, отделяющая человеческую реальность от Иномирья, так тонка, что бесплотные духи проникают не только в сны, но и в обычные мысли, очень полезна для тех, кто хочет и может приобщиться к Высшему.
Нас, Одаренных, было шестеро. Парнишка-пирокинетик, две очень милые двойняшки-китаянки с Земли-Исходной — Слушающие, девушка-эмпат с Земли Голубая Жемчужина, хмурый немолодой Логик-Интуитив — тоже с Земли-Исходной, которому (как я тогда полагал) уже давно пора было заниматься настоящим делом, а не шляться по горам в компании юных адептов. Шестым был я — будущий Мастер Исхода Владимир Воронцов…
* * *Реальность отвлекла меня от воспоминаний. Мы дошли до спуска. Естественное и довольно пологое русло почти пересохшего ручейка. Одно обидно: внизу нас уже ждали.
Каким образом эти парни прошли через джунгли быстрее, чем мы — по тропе, уму непостижимо. Впрочем, это их дом, а дома, как говорят у нас в Центральной Сибири, и стенные панели помогают.
Мои бородачи-носильщики уронили лодку и изобразили живые окаменелости.
Но я и не рассчитывал, что они будут биться на моей стороне с численно превосходящим противником.
А противник численно превосходил, это точно. Десятка три вооруженных дядек с рожами завзятых головорезов.
Но за моей спиной стоял Мишка, а где-то поблизости была Лакомка, чье появление разом пресекало конфликты.
Но сначала следовало попробовать просто договориться, поэтому я решительно шагнул вперед и универсальным жестом продемонстрировал пусть не очень чистые, зато пустые ладони.
— Я иду с миром! — сообщил я на языке моих друзей — охотников за яйцами и шагнул вперед.
И тут же у моих ног совсем не миролюбиво воткнулось в землю копье. Стоять!
За копье, конечно, спасибо, однако будет крайне трудно драться сразу с такой прорвой народу — и никого случайно не прикончить. Где же Лакомка?
Ага! Ну наконец-то!
Черная тень мелькнула в листве — и вот она уже стоит между мной и гавриками, сердито топорща усы, а хвост ее хлещет из стороны в сторону, сбивая листву с молодой поросли.
Ну вот и все. Суровые охотники за пришельцами посыпались наземь, как овцы, угодившие под выстрел парализатора…
И тут с моей кошечкой что-то произошло. Потому что она вдруг вертанулась на месте, припала брюхом к земле и поползла, всем своим видом выражая униженную покорность.
Я опешил. Но еще больше я изумился, когда обнаружил, что Лакомка ползет не ко мне!
— Встать! — раздался за моей спиной звучный баритон (я обернулся как ужаленный, едва не сбив с ног прячущуюся за моей спиной Ванду). — Это не Маххаим. Это просто зверь.
Обладатель баритона стоял в трех шагах от меня, с ног до головы закутанный в пестрый лохматый коврик. Коврик мне понравился. Под таким ковриком можно укрыться и от непогоды, и от посторонних глаз.
Коврик понравился, его хозяин — нет. Унизить мою Лакомку да еще назвать ее «просто зверем»…
