Олег Верещагин - Там, где мы служили
— А этот, который пришел с нашим кэпом? — полюбопытствовал Джек, решив поверить объяснению.
— Это? Да это же Крэйн, наш командир!
— Крэйн?! — изумился Джек. Тот, кого он увидел, не очень-то походил на командира партизанского отряда в его понимании.
— Да, а… Ах да! — Стелла весело и очень красиво рассмеялась. — Это всех сперва ошарашивает! Видок у него, конечно, как будто его доктор Франкенштейн сшил из кусков…[70] Но он очень умный. Честно, очень. А его сыновья в мать, настоящие красавцы. Джерри тринадцать, а Уильяму пятнадцать лет.
Джек ощутил вновь толчок досады и посмеялся: «Какого черта?! Кто она мне? Ну, потанцевал я с ней. Ну, пригласила она меня домой. Ну и что мне до ее личных дел и симпатий?!»
— Потанцуем еще? — предложил Джек. Стелла огляделась и сказала:
— Давай лучше просто пройдемся… Если захочешь, можешь правда приезжать, серьезно.
— А у вас бывают праздники с танцами?
— Ты танцевать приедешь или учиться ездить верхом?! Бывают. И танцы, и конкурсы, и спектакли. И вообще, мы живем очень… — она задумалась, подыскивая эпитет, — тесно, что ли? Не порознь.
— Странно, — неожиданно для самого себя сказал Джек.
— Ты о чем? — Остановившись, Стелла поправила отвороты сапог.
— Ты красивая девчонка, а парня у тебя нет.
Стелла резко выпрямилась. По лицу ее пробежала тень.
— Как ты думаешь, почему я сражаюсь?! — зло спросила она. — Почему я занята этим делом? Потому что я такая вся из себя амазонка или потому что у нас не хватает мужиков?! — Джек растерянно молчал. — Мы еще в Англии познакомились. Ему было двенадцать лет, мне — одиннадцать. Мы дружили… потом наши семьи переселились сюда. Мы продолжали дружить. Полтора года назад на ферму его родителей напали… Его привезли вместе с остальными… я не узнала… лицо было все в сгустках крови, разрублено… Он лежал на брезенте, руки по швам… пятнадцатилетний мальчишка… Я поклялась потом отомстить. Остальные смерти, даже смерть брата, к этой клятве уже ничего не смогли добавить.
Она умолкла. Джек не узнал тогда, что четырнадцатилетняя Стелла отыскала главаря банды, напавшего на ферму ее друга. Они встретились в суматошном бою, и Стелла, выдернув «черноповязочника» из седла брошенным арканом, погнала своего коня в галоп, удавив врага… Но юноша почувствовал, что ему почти физически нехорошо. Был праздник. Но даже на нем среди людей, широко улыбаясь, сидела безглазая тварь — Смерть…
— Прости, — пробормотал Джек, — я не знал…
— Откуда ты мог знать, — без укоризны или напряжения откликнулась Стелла. — Пойдем погуляем еще?
3
В блиндаж Джек вернулся лишь утром, точнее, под утро. Если бы радость измерялась ваттами, юноша запросто мог бы работать прожектором. Соответственно, ему казалось, что все вокруг должно быть украшено гирляндами роз и цветной рекламой.
Но в блиндаже этого — увы! — не наблюдалось. Елена лежала на кровати ничком. Анна, сидя рядом с нею, держала ладонь у нее на спине. Иоганн читал потрепанный журнал, тоже лежа на постели. Густав просто валялся на кровати, глядя в потолок. Жозеф расставлял на столе автоматные патроны, потом сбивал их и расставлял в другом порядке. Ласло играл с Эрихом в шахматы. Андрей брякал на гитаре. Дика не было вообще.
Джек сразу же ощутил себя чужим. Ну где им понять его радость?!
— Приятно видеть счастливое лицо, — спокойно сказал Иоганн, не опуская журнала.
— Извините, — нелепо ответил Джек, проходя к своей кровати. — А что случилось-то?!
Ответом было молчание.
— Мат, — объявил Эрих.
— Давай еще, — предложил Ласло. — Я отыграюсь, вот увидишь…
— Нет, я спать. — Эрих встал и, зевая, потянулся. — В душ — и спать. — Проходя мимо Джека, он шепнул: — Отличная девчонка, дружище!
— Что? — растерянно спросил вслед Джек, но Эрих уже исчез.
Джек ощутил голод. Ни слова не говоря, он прошелся по блиндажу; Анна молча ткнула рукой в угол, где под курткой обнаружился котелок с картошкой и тушеным мясом.
За столом Ласло продолжал двигать фигурки, потом убрал доску.
— У Елены убили парня, — пояснил венгр тихо, кивнув на русскую. — Сообщение пришло.
Джек, сперва ошарашенно качнувшийся, спрятал глаза. Кому праздник, кому даже счастье, а тут… Но все-таки начал есть — голод никуда не делся, хоть это и было почти стыдно. Он ел и очень сосредоточенно слушал, как Андрей, разыгравшись, начал напевать какую-то песенку:
В спальне не слышны ночные звуки,Сны ступают зыбко и нетвердо.Снятся ему ласковые руки,Снятся колыбельные аккорды…
Ночь зимой кончается не скоро,Небо посветлело лишь немножко.Темнотой укрыт огромный город,Редко светят желтые окошки…[71]
— Хватит! — вдруг крикнул Густав, дернувшись на постели. Перевернулся на живот и судорожным движением накрыл голову подушкой. Андрей с неожиданной флегматичностью пожал плечами:
— Да ладно, ладно, чего шуметь? Прими таблетку и дрыхни…
— Бромом надо лечиться, — сказал Эрих входя. Он сел на постель и расстегнул ремни сапог.
— Отстань ты от него. — Жозеф смешал в кучу патроны и поднял на Эриха недобрые глаза.
Немец смотрел на валлона, держа в руке сапог, и Джеку на секунду показалось, что сейчас сапог полетит в Жозефа. «С чего они завелись-то?» — недоуменно подумал он… и вдруг понял: у них у всех было хорошее настроение. Как у него. И все они входили в блиндаж… ну и так далее.
— Браток, а ты подрос, — сказал Эрих, не отводя глаз от Жозефа. — А еще недавно…
— Стоп. — Журнал опустился, открыв улыбку Иоганна. — Что такое, парни? Если хотите развеяться, то сейчас пробежимся по тылам.
— Уже сплю, — криво улыбнулся Эрих и, выпустив из рук сапог, улегся, скрестив руки на груди.
Жозеф помедлил и снова принялся терзать патроны, но Иоганн обратился уже к нему:
— Ты решил одну мою проблему — кого послезавтра отрядить в китчен командо.[72] Угу?
— Есть, товарищ сержант. — Жозеф насмешливо козырнул.
Елена села на кровати. Лицо русской опухло от слез, и ребята словно бы невзначай отвернулись кто куда.
— Мальчишки, не ссорьтесь, — тихо попросила она. — Это я виновата… Вы простите…
— Мы и не думали ссориться, — подал голос с койки Эрих. — Жозеф, хочешь, я тебя поцелую?
— Я облююсь, — без обиды ответил валлон, — так что пошел ты…
— Поляк… Густав, хочешь тебя поцелую?
Густав не ответил.
— Густав! Молчит…
— Он хочет, — буркнул Ласло.
— Хочет, но молчит, — подытожил Андрей. Очевидно, у русского что-то было смешное связано с этими словами, потому что он улыбнулся. — Ну что, спать?
— Я еще ем, — напомнил Джек.
— Ты проглот, браток, — сообщил осуждающе Андрей. — Ты же жрал вчера утром!
— Андрей, — попросила Елена, привалившись к плечу обнявшей ее Анны. — Спой, пожалуйста.
Андрей не удивился. Он перебрал струны гитары и затянул — именно так, как, по представлению Джека, поют настоящие русские:
Что за дом притих, погружен во мрак,На семи лихих продувных ветрах,Всеми окнами обратись в овраг,А воротами — на проезжий тракт?..[73]
Джек не совсем понял, о чем песня. Но Елена вроде бы успокоилась, сидела, глядя сквозь стол уже не больным, а просто горьким взглядом. Ласло вдруг тихо сказал Джеку:
— Знаешь, мне было семь лет. Зимой мы с мамой шли по улице, было очень-очень холодно, и снег шел… Я увидел щенка. Маленький такой щенок с белыми ушками и белыми лапками. Он бежал по снегу, быстро-быстро так перебирал лапками, бежал, бежал… Видно было, что замерз. Бежал, съежившись, опустив мордочку. Бежал… понимаешь, не зная куда, просто чтобы спрятаться от холода. Я поднял его на руки. Глаза… такие теплые, он смотрел с надеждой, с верой… Мать сказала: «Брось, вот еще нам обуза!» — и буквально вышибла у меня его из рук. Он упал, взвизгнул… а потом еще долго-долго бежал за нами, старался не отстать… — Ласло поморщился и умолк, разглядывая тыльную сторону ладоней. Его лицо, изуродованное ожогом, было задумчивым и грустным.
— А войнам этим скоро конец, — вдруг сказал Андрей.
— Точно, — откликнулся с кровати Эрих. — Теперь дело пойдет!
— Вряд ли так уж скоро, — возразил Иоганн. — Дрянь чистить еще много лет придется. Даже после того, как разгромим последнюю банду… — потом повернулся к Джеку: — А ты как думаешь, Джек?
— А? Я? — Джек не ожидал вопроса. — Лично я еще только начал воевать.
Почти все засмеялись. Андрей серьезно сказал:
— Ну тогда да! О каком конце войны может вообще речь идти, если ты еще не навоевался?!