КОМ: Казачий Особый Механизированный - Ольга Войлошникова
— Жратвы какой-никакой в дорогу купи, — проворчал батя, выдав зятю блестящий империал. Я тоже скинулся, прибавив:
— Пилотов не забудь. На голодные зубы науправляют тебе.
Афоня слегка надулся и развёл руками:
— Ну, уж это-то мы с пониманием! — подвёз нас с батей до наших покупок и укатил в город.
А мы пошли новое имущество обживать.
Батиному аппарату пилотом определили Дмитрия, моему — Сергея. И всё же мне казалось странным — как они в одиночку машины поведут? Это ж вам не шагоход! В одной кабине пилотов сколько всяких пультов-рычагов. Метаться между ними, аль как? А моторный отсек? А прочие системы, даже названий которых я не знал, но они же были, и кто-то там должен был находиться, исполнять свои задачи — хоть следить за показаниями приборов?
С этими мыслями я бродил по дирижаблю, осматривая то пространство, в котором что-то мог соображать: жилые и транспортные отсеки.
Интересно, что они тут перевозили? Трофейные бригады выгребли всё подчистую, спасибо, хоть полки оставили — хорошие такие, прочные, снабжённые надёжными ремнями крепежа (полагать надо, чтоб при непредвиденных обстоятельствах груз с полок не съезжал). Были и отсеки для крепления крупногабаритного груза. Прибраться бы тут, выкинуть щепу от разломанных ящиков, какие-то обрывки верёвок, клочья картона, торчащие из-под некоторых полок. Может, и займусь, пока лететь будем? Двое суток спал, копыта землю роют.
Жилой блок оказался довольно большим — на тридцать две каюты. Часть оказалась одноместными (видать, офицерскими, с небольшими письменными столами, крошечным личным туалетом и совсем уж крошечным душем). Часть — двухместными, более узкими и предусматривающими один санитарный узел на шесть таких кают. Эти для рядового состава, полагать надо.
Осмотрел в спешке брошенное жильё. Тоже хлама полно. Книжки какие-то с романтическими девицами на корках (всё не по-нашенски) — выкинуть нахрен. Журналы технические на тему приблизительно «всё про дирижабли» — это можно оставить, может, парням-пилотам или механикам интересно будет. Плакаты с девицами полуголыми… Занятно, конечно, однако батюшка зайдёт, освящать станет — срамно, да и проповедей многочасовых потом не оберёшься. Отодрал, к ядрене фене.
Надо сказать, что не все каюты выглядели обжитыми. Некоторые, по всей вероятности, стояли про запас, на случай перевозки пассажиров. В углах коек-полок лежали скатанные матрасы и клетчатые шерстяные одеяла, увенчанные плоскими армейскими подушками. В тех, что показывали признаки человеческого присутствия, постель была по-военному заправлена грубоватым бельём с чёрными казёнными штемпелями.
Так, осматривая каюты, дошёл до крайней в ряду «рядовых», но одноместной, со столиком и привязанным на верёвочку журналом. Что тут записывали — я в польских буквах, да ещё в таких каракулях разбираться не возьмусь. Толкнул дверь в туалет… а это оказался не туалет, а каптёрка! А на полках — простыни да наволочки стопками! Пусть сероватые, зато чистые. Мне, конечно, в походах всяко приходилось, но свежую постелю наш брат военный завсегда больше уважает.
Позвал Серёгу, выбрали мы себе по каюте, благоустроились. Вместе нашли камбуз. Вот где был трам-тарарам! Не понять уже, что варили пшеки, но это что-то, похоже, болталось вместе с кастрюлей по полу и размазалось довольно большой лужей. Частью прокисло, частью засохло…
— Вот за этот камбуз дирижаблю единицу и сняли! — сказал, морщась, Сергей.
— Слышь, Серёга, ты примерно шаришь: что тут где. Помоги уборочную найти — должна ж она тут быть! Я бы наведение марафета прям отсюда начал.
— Что — сам будешь убираться? — удивился Сергей.
— А чего? Мы из простых собак, не из породистых, — усмехнулся я. — Для меня подмести-помыть не зазорно. Да и нам самим в этой кухне харч себе готовить. Не на этой же куче?
Сергей слегка сдвинул на затылок свою голубую лётную фуражку:
— Ну, раз такое дело, давай вместе и возьмёмся. А то что за чистоплюй я, получается?
Показал мне Серёга, где уровень запаса воды смотреть — больше половины нормы ещё пока что, можно без дозаправки до Иркутска идти. Включил вентиляцию на камбузе, чтоб кислятину вытягивало. Нашли мы тряпки-швабры да скребки, давай отмывать — вдруг крик. Батя с Дмитрием пришли, ищут нас по отсекам. Увидали наши старания, давай помогать — делать-то всё одно нечего.
Зато когда оттёрли облитую липким и засохшим внутреннюю дверь и смогли открыть кладовку, обнаружили там на полках в специальных отсеках и консервы всякие, и почти не проросшую картошку, и яблок целый ящик, и прочие хрюкты-овощи. А в холодильниках, дорабатывающих последние часы на резервном питании — буженину, всякие сыры и вина нескольких сортов.
— Это, сто процентов — только для офицеров, — авторитетно сказал Дмитрий.
— А теперь для нас! — подмигнул батя. — Ну-ка, братцы, перекусим, да выпьем по бокальчику за наше приобретение. Хлеба нет, поэтому придётся буженину прям на сыр класть. Кто столь сурового жизненного опыта не имеет — придётся себя заставить.
Сергей засмеялся и пошёл проверять шкафы. С третьей попытки нашёл посудный, и даже бокалы на ножке — правда, походные, какого-то светлого металла, слегка смахивающего на серебро.
— Кучеряво жили пшеки! — оценил батя. — А штопор есть? Или горло срубать будем?
Нашёлся и штопор. Разлили бутылку, напластали мяса да сыра
— Ну, молодёжь, — батя поднял свой бокал, — раз уж мы на этом шарике, то за него первого и выпьем. Имя бы ему дать, а, Илюха? Не думал?
А я и впрямь не думал ещё! Что если… Я представил себе обтекаемый вытянутый корпус дирижабля, с рулевыми лопастями хвоста и кабинкой под брюхом, сбоку напоминающими силуэт плавников…
— А пусть будет «Дельфин».
— Ну, за «Дельфина»! — чокнулись, немножко на пол покапали.
Хорошо перекусили, между делом рассказывая о своих находках — я про каптёрку, Сергей про навигационные карты. Потом взяли немного белья, ещё бутылку, бокалы и пошли на второй дирижабль. Там наоборот чисто всё было — аж по-дохтурски стерильно. И шаром покати.
Разливали прям на трапе, брызгали вином на дирижаблевое брюхо — чуть не полбутылки расплескали.
— Нарекаю тебя «Брусника»! — весело заявил батя.
Выпили, но всё же удивились.
— А почему «Брусника»? — спросил Дмитрий.
— Сперва, — доверительно сказал батя, — я как услышал, что сын аппарат «Дельфином» назвал, хотел свой в пару окрестить «Русалкой», — он
