Броня Презрения - Дэн Абнетт
Здесь не было ветра, и все было тихо. Видимые статические разряды собирались, как плющ, вокруг поднятых стволов орудий, стоящих в готовности по всей семидесятикилометровой крепости.
На западе появилась щель, над океаном, и нахлынул холодный ветер. За секунды он превратился в шторм, стремительный, несущийся на восток пояс ветра, который захлестал по защитному валу города-форта, и сдул солдат со стены, согнул прибрежные деревья и погнал море, волна за волной, на рокритовое основание К’эздрака.
Пока мощный ветер ревел над берегом, земля сотряслась, как будто на нее упал ужасающе большой вес, и раздался звук, самый громкий звук, который когда-либо слышал человек, и которые не убил его. Это был звук атмосферы, когда миллионы тонн металла упали в нее, как камни в пруд.
Меньше чем через минуту, первые удары достигли К’эздрак’атт Шет Магира. Они не были теми прекрасными вещами, теми крепкими романтическими цветками огня, которые люди могли видеть изображенными на триумфальных фресках; они не вызывали ореола очистительного света, никакого блеска, чтобы осветить сзади благородного героя-святого Империума.
Первые удары были, как копья плавленого стекла, обжигающе синие, появляющиеся и исчезающие в наносекунды.
Облака, через которые они пролетали, оставались рваными. Там, где они прикасались, земля испарялась и превращалась в кратеры тридцати метров шириной. Защитные валы, бронированные башни, толстые барьеры из камня и металла исчезали, и вместе с ними, орудийные батареи и команды, которые располагались здесь. Не осталось ничего, кроме расплавленного стекла, пепла и глубоких каменных чаш, таких горячих, что светились розовым.
Каждый удар сопровождался ужасной атмосферной декомпрессией, которая всасывала обломки, как взрыв бомбы, только в обратном направлении.
Удары производили батареи гигантских военных кораблей, зависших над тропосферой. Их роскошные корпуса сияли золотом и бронзой в перламутровом свете восходящего солнца, а их огромные темно-красные носы разрезали тончайший тюль высоких холодных облаков, так что они напоминали флот морских галер из легенд. Область большой высоты была так разрежена и спокойна, что их массивные орудийные системы выбрасывали наружу копья видимого тепла с едва слышимым выдохом.
Другие корабли, огромные транспортники, опустошали себя в небо, как раздутые королевы насекомых, дающие жизнь миллионам яиц. Их отпрыски падали бурей с выжженных и проколотых облаков, и подхватывались и переносились ураганными ветрами, несущимися от моря. Бесчисленные десантные корабли хлынули, как косяки рыб. Тучи десантных капсул полетели лавиной, как зерна с руки сеятеля.
Защитники К’эздрака начали стрелять, хотя их усилия были едва ощутимым дождичком на фоне потопа. Затем проснулись более тяжелые огневые точки, и воздушные взрывы разнеслись над берегом. В конце концов, мощный оранжевый огонь начал расплескиваться по небу, закручиваясь в длинные ленты от чудовищных штормов. Клубы черного дыма исполосовали воздух, как сотни грязных отпечатков пальцев.
Для своих обитателей, К’эздрак всегда казался горизонтальным: длинные парапеты и защитные стены пролегали на километры, изгибаясь и закручиваясь вокруг изгибов берега, с плоскостями из грязи, приносимой приливами, прибрежными болотами, трепещущими на ветру травами и волнистой поверхностью серого моря. Это было место широких углов и перспектив, широкого размаха.
За пять минут, эта горизонтальность изменилась. Место стало вертикальным, где эта вертикальность была настойчиво навязана с неба лучами и полосами ослепительной энергии, пронизывающей облака. Небо стало высоким и далеким, подсвеченным внутренним огнем. Укрепленные блоки К’эздрака уменьшились до, всего лишь, силуэта на поверхности мира, пока возвышающееся небо светилось над ним, как какой-нибудь прекрасный вид на восшествие на небеса, или парящую лестницу, ведущую к подножию Золотого Трона.
Копья света, такие чистые и белые, что казалось, что они обладают качеством святости, лились вниз от невидимого бога, и превращали облака в полированную позолоту, а дым в серый шелк.
Буря десантных кораблей упала на горящую линию К’эздрака. Они прилетели, жужжа, как нашествие пожирающих посевы насекомых, и ударили, как дробь. Яростные росчерки света и всплески цвета осветили семьдесят километров стены в попытках отбросить их. Тысячи трассеров пронзили воздух, как ожерелья. Темные ракеты с воем уносились вверх, оставляя за собой горячую грязь. Многоствольные турели барабанили и стучали, как поршни, и превратили небо в шкуру леопарда из черного дыма от зенитной артиллерии.
В крутой стене крепости, орудийные порты истекали светом, как зараженные раны, когда энергетическое оружие перезаряжалось, а затем выплескивало ленты света.
Десантные корабли горели в воздухе. Некоторые плавились, как падающие снежинки во внезапном солнечном свете, а некоторые взрывались в ярких резких вспышках и обрушивались на стены градом металла. Некоторые падали в море, оставляя за собой печальный дым, или зарывались, как трассирующие снаряды в башни и трубчатые шпили К’эздрака. Одна огромная башня, в южном конце городской области, наполовину обрушилась после такого столкновения, и от нее осталась только часть, стоящая над поднимающейся пылью, каменный палец с расширенной вершиной, похожий на гигантскую бедренную кость, воткнутую в землю.
Некоторым десантным кораблям удалось сесть на землю неповрежденными.
II
Далин Крийд ничего этого не видел.
Он испытывал ужасную турбулентность спуска, трясясь, как бусина в голом металлическом гробу десантного корабля. Он слышал пронзительный вой двигателей, как будто духи вопили, чтобы их выпустили. Он чуял и ощущал страх: кислый пот, вонючее дыхание, желчь, дерьмо.
Страх заставлял некоторых людей вопить, как младенцев, а остальных молчать, как мрамор. Священник отряда, плосколицый, потрепанный парень по имени Пинцер, цитировал Шестнадцатую Молитву, я молю тебя. Многие солдаты проговаривали ее вместе с ним, некоторые говорили быстро и громко, как будто беспокоились о том, что не смогут закончить ее до того, как умрут, или до того, как забудут, чем она заканчивается. Остальные говорили так, как представляли себе, как представляли каждое слово всей силой своей воли. Пока остальные проговаривали, как заклинание, в суеверном ритме, чтобы это принесло удачу, они проговаривали ее осторожно, как будто слова сами по себе были бессмысленными,
