Ник Львовский - Заметки путевого Обходчика
— Мы сейчас присядем и ты мне все …, слышишь? — я снова встряхнул им. — С мельчайшими подробностями поведаешь все, о чем знаешь. И даже то, о чем не знаешь. А, выслушав твои побасенки, я решу, что мне с тобой делать дальше. И не вздумай юлить — бросил его на стол, и он растекся по нему, став схожим по виду с кучей мусора, выброшенного уже давным-давно.
Я по-деловому выдвинул ящик стола и достал оттуда маленький пистолетик. Прикинув сей агрегатик на вес, подумал, что он и тут не изменил своим пристрастиям ко всему избыточно женскому.
— Но сперва, ты снимешь с меня это — я указал на наручники. — Я знаю, что у тебя были такие же — подошел к диванчику и уселся в нем, выискивая позу поудобнее. Такую, чтоб хоть немного позабыть о боли в животе. Пистолетик прятать не стал, расслаблено держа его в левой руке. — И дай закурить — сказал я, а в голову закралась мыслишка, что не мешало бы и пятьдесят грамм накатить. Но вспомнил о таблетках, и решил воздержаться.
— Да-да, конечно — Аршин суетливо сполз со стола и, поправляя на ходу жилет, бросился к шкафчику у стены. Первым делом он извлек оттуда пачку «Мальборо» и вручил мне вместе с зажигалкой. Потом снова зашарил по многочисленным ящичкам, перелопачивая их содержимое. А я с наслаждением сделал первую затяжку.
— Есть — он радостно, словно найдя огромный клад, поднял руку, с зажатым в ней маленьким ключиком. Секунда и я наконец-то смог с облегчением потереть запястье. Напомню, что над ним и так уже изрядно поиздевались, и оно, не зажив до конца, снова окрасилось в красный цвет.
— У меня есть перекись и йод — казалось, попроси я, и он с превеликим удовольствием поцелует меня в задницу. Его желание угодить, грозило перерасти в такой вот гротеск, и мне это уже наскучило.
Сказать, чтобы я сильно на него злился. Скорее нет, чем да. По настоящему я был зол, когда меня били. И потом, когда на улице от тварей уносил ноги. И там, у Новокузнецкой, вставляя вывернутый палец на место. И еще, когда крался ночью, опасаясь малейшего шороха, сюда, на Третьяковскую. Попадись он мне в один из тех моментов, точно убил бы, не раздумывая. А сейчас я устал. Устал злиться, убегать, доказывать, что я здесь ни при чем. И просто устал физически. Сидел, откинувшись на спинку дивана, и с омерзением взирал на этого сморчка, который по какой-то непонятной причине тоже числился человеком.
— Не мельтеши — сказал я, принимая от него препараты. — Если ты думаешь, что таким вот образом от меня отмажешься, то не надейся.
— Ну что ты — он, видя мое полудремотное состояние, понемногу пришел в себя, и снова надел маску очень нужного и важного господина. — Может коньячку? — предложил, будто угадывая мои мысли.
— Сядь! — я опять слегка повысил голос. Ровно на столько, чтоб не расслаблялся, но и не впал опять в ступор.
— Уже — он бухнулся в кресло и заерзал, заскрипел кожей, усаживаясь. — Что тебя интересует?
— Все, и с самого начала.
* * *То, что Потап положил глаз на Октябрьскую, Аршин знал давно. Вернее догадывался. Знать наверняка ему было не положено по рангу. Предоставляя своим клиентам информацию, он завсегда так и говорил. Мол, я только предполагаю, а выводы делайте сами. Но вот денежку за свои предположения он брал по полной, не стесняясь при случае намекнуть, что и от премиальных не отказался бы. Ведь любые предположения нуждаются в мозговой подпитке, которая в свою очередь всегда желает хорошо и сытно кушать. И благодарные клиенты, с пониманием кивая, щедро отсыпали сверх положенного.
Знать про планы бандитов, то он знал, но ни с кем столь ценной информацией на сей раз, опасаясь за свою драгоценную шкуру, делиться не стал. Слишком хорошо он изучил Потапа, чтобы языком трепать. Поэтому даже мне, а я всегда считал, что прохожу у него по отдельной статье, занесен в особую графу, он ничего не сказал. Еще тогда, кстати, когда я только на Савельевскую отправлялся.
Пока меня не было, Аршин решил затаиться. Он благоразумно прекратил всяческую деятельность, посчитав, что авось пронесет. Но «авось» решил иначе. Сему господину стало очень интересно, а почему это наш пострел, который всегда и повсюду поспел, вдруг, ни с того ни с сего целиком и полностью исчез из поля зрения. Так же думал и Потап, который, на манер великих тиранов прошлого, и, учитывая их же ошибки, приведшие к гибели, всегда желал быть в курсе всего, что творилось в его царстве.
В один прекрасный день, два бугая молча буквально выдернули Аршина из его уютненькой постели, и доставили на Академическую. А там, представ пред грозные очи, наш деятель спекся. Сразу и безоговорочно. Без каких либо усилий со стороны самого Потапа. Правда, что рассказывать он еще пока что не знал, но уже решил, что выдаст на гора все, о чем бы его ни попросили.
Рассказывать ничего не пришлось. Да и попросили у него самую малость. Всего лишь сдать меня. Он даже не удосужился поинтересоваться, зачем им понадобился именно я. Ему было на это глубоко наплевать. Главное, что его отпускают. Что он сможет как ни в чем ни бывало, а в том, что сможет я нисколечки не сомневался, и дальше поглощать, ставший столь ценным для всех кислород.
«И ведь сможет же» — у меня аж рука, державшая пистолет, зачесалась. Изъявила желания нажать на спуск, и прекратить, НЕМЕДЛЕННО! прекратить, его жалкие изливания. — «Он ведь даже не раскаивается» — я молча наблюдал, как треплется этот субчик. В то, что он говорил, я перестал вслушиваться еще пару минут назад. Все что мне нужно было, я уже услышал. Вернее не услышал. Потому что своих ответов я так и не получил. — «Пока что не получил» — я твердо решил докопаться до сути. Меня задели. Весьма сильно и нагло. И я явственно почувствовал, что мое терпение все же лопнуло. «Пуххххх» — разлетелись куски в разные стороны, освобождая нечто, дремавшее до сих пор глубоко внутри.
— Рот закрой — произнес я, стараясь не смотреть в сторону Аршина. Понял, что ежели гляну, то точно пристрелю. Как собаку. Он послушно умолк. — Где держат дочь ганзейского начальника? — выкрикнул, как команду.
— Не знаю — прозвучал ответ. Слишком быстрый, словно заготовленный заранее.
— Слухай сюды, падла — я почувствовал надобность перейти на феню. Другого языка он, видать, не понимал. — Мне даже пулю на тебя тратить западло. Живьем зарою, гниду — мое лицо видать наглядным образом экранировало все, о чем я излагал, потому что он, уподобившись хамелеону, начал менять цвета на лице. Еще секунду назад оно было пепельно-серым, потом заделалось белым, как мел, а затем покраснело, налившись томатным оттенком.
— На Новых Черемушках — выстрелил он из себя. И тут же прикусил язык, поняв, насколько опрометчивым был этот жест. Наверное, в глубине души, хотя какая на хрен у него душа, но все же, он надеялся, что этой информацией сможет от меня откупиться. Поэтому держал ее про запас, как козырь. Но, слово не воробей, назад не воротишь.
— Молодец, хороший мальчик — выдал я на манер одноглазого пирата Сильвера из «Острова Сокровищ». — Будем прощаться.
— Не убивай — его губы затряслись, а глаза вмиг заделались красными и мокрыми от переизбытка влаги. — Я никому. Я же могила. Помнишь, как мы вместе …. — он хотел еще что-то добавить, но посмотрел в мои глаза и затих.
Глава 20. Планы меняются
Я никогда не мог понять, почему в фильмах, перед тем как спустить курок, герои столь долго и пространственно разглагольствуют, чего-то объясняют, рассказывают, почему и как. Ведь, казалось бы, проще простого войти и тут же, без лишних предысторий, «бабах» — засадить пулю противнику меж глаз. Враг повержен, а вы благополучно, в целости и сохранности, уносите ноги. Частенько мне страстно хотелось ворваться туда, на экран, чтобы показать тем недотепам, как им надлежит поступать. Что нужно сделать, чтоб и рыбку съесть и в лес сходить.
И вот теперь, я сам, как-то незаметно, влез в их шкуру. Сидел и нес всякую чушь, как можно дольше оттягивая неизбежное. Оказалось, что выстрелить в человека совсем непросто.
«Дать ему тоже, какое оружие, что ли?» — подумалось мне. — «Что я, в самом деле, раскис как баба! Он должен подохнуть!» — в том, что он должен умереть я не сомневался. У меня просто не было иного выхода. — «Гад, все равно меня сдаст опять! Так что, либо я — либо он» — подначивал себя, как мог.
Уподобившись киногероям, я совершенно позабыл, что тем самым перетягиваю на себя и тот ход событий, обязательно наступающий после.
Аршин мог быть кем угодно. Подлецом, жуликом, предателем, сводником. Я, как впрочем и другие, никогда не знал всех его ипостасей. Но в одном я был уверен на все сто. Он не был идиотом. Его мозги всегда вертелись с утроенной скоростью, выискивая все новые и новые варианты, методы облегчения его же жалкого существования. А еще он страстно желал выжить. При любых раскладах.
